- Я, возможно, и извращенец, но не настолько же, - отверг я фантастическую возможность.
- Так что же с сыном делать будем? - вернулась к теме принцесса.
- А кто он будет - тролль иль человек?
- Он будет тролль, но близкий к человеку… По крайней мере, сможет жить с людьми.
- Несчастный! - мне было искренне жаль будущего сына. - Чужаков не любят люди… Как и тролли, впрочем… Тут мы заодно.
- Так защити! Стань батюшкой ему! Отцом, способным уберечь от горя! - призвала будущая мамаша.
- Я сам изгой и у людей, и здесь, - честно известил я. - Плохая сыну от меня защита. Скорей, отцовством навлеку беду. Задразнят - точно, будут бить исправно за то лишь, что он сын мой… Фантазеров не любят те, чей ум - большая ложка…
- О чем ты? Будь отцом ему средь нас! - воскликнула удивленная принцесса.
- Средь вас?.. Похоже, горы здесь златые… Да я ко злату в жизни не привык… Все будет невпопад…
- Не будет, если… ты будешь троллем.
- Я же человек!
- Стать троллем человеку не проблема, - вмешался вдруг папаня.
Зря он это. Мне женщине труднее отказать. Дочурка бы могла уговорить. Теперь я начеку.
- Стать не проблема, тяжело остаться, - ответил я. - Возможно ли вернуться мне назад?
- Сам не захочешь…
- Это мне решать!
- Решай, но не надейся на возврат. Лишь воплотиться сможешь, но не быть.
- Тогда вам лучше про меня забыть! Где выход здесь? Знакомству был я рад, но вас прошу меня вернуть назад! Есть в мире те, кто ждет меня и любит… Их обмануть душа мне не велит…
И, на самом деле, сквозь тьму кромешную проступили передо мной образы старушки матери и той, что свечечке подобна… Она меня отвергла, но ее держал в объятьях я, ласкаючи принцессу…
- Жаль-жаль, - вздохнул несостоявшийся мой тесть. - Ты вечность потерял… Ни царства не обрел ты, ни семьи… Печален путь твой из ничто в никчемность…
- Зато я человеком смог остаться! - гордо, превозмогая безотчетный ужас, выкрикнул я.
Похоже, учитывая мою строптивость, они завязали с ограничением своей защиты. Боюсь, что решили лишить меня разума, чтоб не проболтался.
- Невелика заслуга, - презрительно и уже равнодушно отозвался Главный Тролль, - рабу сберечь раба… Ты - трус, струхнувший превозмочь себя…
Я ожидал, что они сейчас набросятся и растерзают меня, как это было в пьесе. Я встал в боевую стойку, хотя и угрожающе наносил удары в пустоту, ужас скручивал меня.
- Только подойдите! - кричал я. - Вот вам!.. Вот вам!..
Но к тьме добавилась тишина, нарушаемая только моими собственными криками и шумным дыханием.
- Ну, где ты?! Где ты, колокол церковный?! - Взывал я в практическом безумии, краешком сознания припоминая, что в пьесе именно колокол принес герою избавление.
Я замолчал и слушал тишину, выдавливающую мне барабанные перепонки. Исчезли красные огоньки. Я был один во тьме. И Ужас рядом…
- Эй, колокол!..
И вдруг тишину пробил пронзительный рингтон:
- Тили-тили, трали-вали,
Это мы не проходили, это нам не задавали…
Парам-пам-пам, парам-пам-пам…
Я со всех ног ринулся на звук и врезался во что-то очень твердое типа скалы.
Искры… Свет… Тьма… Свет… Аплодисменты.
Я на своем месте - в двадцатом ряду амфитеатра. Впрочем, в цирке все - амфитеатр. Кроме лож. Но критиков в них не пускают.
Пощупал лоб - шишки нет, но больно. Стало быть, не так сильно и долбанулся.
Долбанулся?..
На сцене сиротливо серели мокрые камни, и тихо звучала музыка Грига.
Я спустился на арену и вошел за кулисы. Меня удивила пустота - ни единого служителя музы. Может, потому что у цирка и музы нет? Вернее, все они в нем левачат понемногу. А у семи нянек, как известно, семь пятниц на неделе…
Но я почему-то знал, куда мне надо.
Дверь его уборной была открыта.
- Входите! - послышался оттуда громкий, хорошо поставленный голос без малейшего акцента.
Я и вошел, не без робости, надо признаться, хотя вхож был к самым знаменитым режиссерам и актерам. Но до сих пор саднящий лоб выводил этого из общего ряда.
- Рад приветствовать вас, Пьер Генрикович! - двинулся навстречу мне высокий, по виду сильный и ловкий мужчина зрелого возраста, не юных лет то есть. На нем очень ладно сидел дорогой стального цвета костюм. Я не сразу сообразил, что вижу нормального человека, настроившись на встречу с троллем зеленого цвета, каким он предстал пред зрителями на арене. Значит, грим, костюм, освещение… Слегка разочаровывало. Только пышная грива волос на голове и "шкиперская" борода цвета сырого камня были нестандартны. Не седые, а именно каменные, словно их высек скульптор из скалы.
Удивительно, что произнес без искажений - не "Генрихович", как каждый первый, кроме ближайших, которые отчества не употребляли, а именно "Генрикович", как дед отца назвал, будучи искренним поклонником Ибсена. Сам ставил, и сам играл в его пьесах. Бог, видать, все запасы актерско-режиссерского гения на деда и отца истратил, а мне только на критика крохи остались. Впрочем, не жалуюсь: мы, критики, делаем и режиссеров и актеров.
- А вас как величать позволите, херр Скальд (так значился он на Афишах)? - На "херре" я, разумеется, споткнулся - слишком уж двусмысленно звучало это на русском.
Он явно это уловил и усмехнулся:
- Фенрир, сын Локи я… Зовите просто Фен…
- Удобно ли?
- Вполне! Функционально…
- Тогда я - Пьер для вас, - кивнул я.
- Иль лучше сразу Пер? Норвежцу это более привычно.
- Почту за честь, но только лишь для вас.
- Вам "Хенесси" иль "Скотч", иль вашу водку? - гостеприимно повел рукой в строну встроенного бара.
- Не пью, - решительно отказался я.
- Что так?
- Примеры есть…
- И я не пью, - улыбнулся он довольно. - Ни смысла нет, ни жажды. Но держу, чтоб жажду приходящих утолять. Несть им числа, когда спектакль закончен.
- Черт! Вы опять на ритмику зовете!..
- Я предлагаю лишь… Размер всегда за вами… Но к делу - вы хотели интервью?
- Попробую, сумятица в душе.
- Не торопитесь, - улыбнулся Фен. Дурацкое, однако, сокращенье.
- Но почему "Пер Гюнт"? - выстрелил я вопросом, давно меня мучившим. - Кто знает нынче Ибсена, хоть слабо?!
- Единственным вы были, добрый Пер, сегодня и последнюю неделю.
- Вот именно! Почему тогда?
- Да потому что для вас это пьеса, а для меня жизнь… Эпизод жизни, имеющий глубокий смысл, до которого невозможно докопаться, потому что затуманили его и замусорили.
- Кто? - удивился я.
- Сначала я рассказал все Асбьёрнсену, а он засунул мои рассказы в "Норвежские волшебные сказки и предания". Кто же это всерьез примет? И не приняли. Позже я поведал все Генрику Ибсену - очень разумным человечком он мне показался. Так оно и есть, но и у его разума оказались пределы. В результате история воспринимается как угодно, только не так, как надо.
- Кому надо? - быстро спросил я.
- Мне, - так же быстро ответил он.
- А кто вы?
- Я же представился - Фенрир, сын Локи.
- Не слишком информативно.
- Для вас должно быть достаточно информативно, - усмехнулся он. - Если не лениться думать.
Я воззрился на него. Сначала меня бьют по лбу, потом требуют мыслить. Логика большого начальства.
- Я думаю, что вам стоит потрудиться сообщить мне свою историю, чтобы мы могли понять друг друга. Уж будьте снисходительны к моему тугодумию.
- Ну, если вы не спешите, - пожал он плечами.
- Теперь уж не спешу, - заверил я. - Кстати, сколько же вам лет? Или разговоры об Асбьёрнсену и Ибсене - фигура речи?
- Я видел их, как вас, херр Пер, - ехидно усмехнулся Фен.
- Вы продолжаете спектакль? - хмыкнул я.
- Нисколько, - ответил он серьезно. - Мы - бессмертны… Каждое перевоплощение - регенерация на квантовом уровне, а мы перевоплощаемся постоянно. Жизнь заставляет.
- Да, жизнь - театр, и мы в ней все актеры, - кивнул я понимающе.
- Скорее, цирк, в котором мы - зверушки, - улыбнулся он.
- Еще б понять, кто вы?.. - вопросительно посмотрел я на него.
- Мы - тролли, - ответил он без тени улыбки, как нечто само собой разумеющееся.
- Нет, все-таки начните все сначала, - помотал я головой, отказывающейся впускать такую дикую информацию. Одно дело - цирковое представление, совсем другое - интервью с актером.
- Сначала - нам не хватит вашей жизни, - иронически глянув на меня, заметил он. - Ну, что ж, смотрите эту жизнь… пунктиром… Все так почти, как мне Она когда-то показала…
В комнате суета. Три женщины - мать и две дочери - заняты примеркой.
- Ох, не лежит у меня душа к этому походу, - вздыхает мать. - Дитя ты еще, Сольвейг, хоть и конфирмацию прошла. Тебе и шестнадцати нет. А на свадьбах взрослые забавы.
- Ну, вы же и Хельгу берете, а она совсем ребенок, - возразила девушка, любуясь собой в зеркале. То так повернется, то этак. - Ах, хороша! Не правда ли, мама?
- Слишком! - ворчливо подтвердила мать. На такую олениху охотников немало найдется… Да и волков тоже… А Хельга именно ребенок.
- Ну, хочешь, я останусь дома, - потупила взгляд Сольвейг.
- Ох, не к добру ты так покорна… В пещере тихой тролли троллят…
- Мама!.. сверкнула взглядом Сольвейг.
- Да ладно-ладно, я знаю - ты у меня добрая дочь, но тревожно что-то. А не пойти нельзя. Мы здесь переселенцы, чужие, надо осваиваться, врастать в жизнь. Да и, как ни боязно, а пора тебя родителям женихов показывать…