Когда девочки залабали, Игги и Ревор как раз увлеклись маленькой игрой, которая называлась "Хомячок и Кинозвезда" (Кинозвездой был Игги, а Ревор – Хомячком). Уши Игги навострились, и его бультерьерью пасть расширила улыбка. Хвост неистово забил, а движения попы вызвали у Ревора придушенные стоны. Наконец маленькая голова Ревора высунулась из ошейника лососевого цвета. Ревор несколько раз мигнул. Выбравшись наружу, он приземлился на пол, встряхнулся и галопом поскакал вслед за Игги в гостиную, где оба устроились в первом ряду и дальше слушали, забыв обо всем на свете и пристукивая в такт хвостами.
– Ты говорил, что они хороши, – возбужденно прошептал Игги, – но ты не сказал, что они настолько хороши.
Девчонки прогнали весь свой репертуар, включая "Кометную карму", "Близкие контакты с тобой", "Искаженный прогон", "В отсеке сексуальных экспериментов (что угодно начнет, что угодно кончает)" и, разумеется, программный "Ангар 99". Джем их так захватил, что они даже не увидели, как вошли Торкиль и Джейк. Мальчики простояли в дверях некоторое время.
– Вот это грязь! – почтительно воскликнул Торкиль.
– Абсолютно, – согласился Джейк. Чтобы не улететь, он обеими руками схватился за косяки.
В субботу вечером Джейк пообещал постоять на дверях в "Сандрингаме" для двух банд из Канберры – "Кылючей Упряжи" и "Ангела Пигара". С барабанщиком "Упряжи" они вместе учились в школе. Джейку показалось, что Бэби группы понравятся, и он предложил ей тоже сходить.
Пупсик сопровождала Сатурну и Небу на презентацию компакт-диска "Смоляной Сцуки" – новой женской гот-группы. Никто не знал толком, куда девалась Ляси. Закинувшись с близнецами кислотой в пятницу вечером, она обернулась в гигантскую курицу с искристыми голубыми перьями, влетела прямо в телевизор и пока не вылетала. Близнецы чувствовали, что им следует дождаться ее возвращения.
Примерно за час до обещанного прихода Бэби Джейк перемерил все свои рубашки. Наконец остановился на лиловой кримпленовой с пейслийским узором. Самую малость узковатая, она отлично смотрелась на его поджарой фигуре. Он подумывал надеть полосатые леггинсы, но в конце концов предпочел красные джинсы. Дреды собрал к конский хвост и присмотрелся к своему отражению в зеркале ванной. Не-а. Распустил хвост и накинул дреды на макушку, откуда они забили великолепным гейзером желтого трубопровода, – но решил, что сегодня он недостаточно в контакте с женщиной в себе, чтобы такое выдержать. После чего позволил им распасться а-натюрель и обозрел результаты. Один-два он покрутил, чтобы торчали под интересными углами, и смазал чуточкой "Помадки", дабы убедиться, что под этими углами они и останутся. После чего порылся в обширной коллекции грима Сатурны и Небы, намазал скрывателем прыщик, поэкспериментировал с капелькой жидкости для подведения глаз и накрасил один ноготь черным. Подкрутил еще один дред. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, снова застегнул, после чего опять расстегнул.
Заняло чуть больше часа, но к тому времени, когда Джейк закончил, видок получился таким, будто его владелец только что скатился с постели и напялил на себя первое попавшееся.
Тук тук.
Кто там?
А я.
Кто "а я"?
Чужая.
Джейк открыл дверь, и его чуть не сдуло назад от вида Бэби – в платье-рубашке из серебряной ламэ поверх лиловых рейтуз и баскетбольных кроссовок. Она повязала бархатную ленточку на шею, а длинные зеленые руки унизала черными и серебряными браслетами. Локоны оплела вокруг антенн, и теперь они стояли у нее на голове гигантским V, наподобие антенны телевизионной. Никого потряснее Джейк не встречал в жизни.
Возвратив себе дыхание и равновесие, он поискал нужные слова, чтобы сообщить ей, как она прекрасна, как великолепна, как тотально фантастична, но и не только это – именно ее талант, ее энергия, ее разум, ее уверенность, ее стиль вызывают в нем желание лечь и умереть у ее ног. Джейку хотелось вырезать бьющееся сердце из своей груди и преподнести ей на блюде. Он отрепетировал все эти мысли в голове, прежде чем ему удалось заговорить. Слова из его уст вышли такие:
– Ну как считаешь? – сказал он. – Сразу в "Сандо" двинем?
Бэби улыбнулась. Она прочла его мысли.
– Ага, ну дак, – ответила она.
В пабе Джейк подтащил к дверям небольшой столик и два табурета. Не успел он принести подносик со штампом и стодолларовой разменной кассой из бара, как Грегори, завидев Бэби, сам подплыл с подносом.
– Привет, роскошная, – приветствовал он Бэби, мимоходом вручая поднос Джейку, но даже не глядя на него. – Грязное платьице, – добавил он, тщательно ее оглядев.
– Спасибо, Грег, – промурлыкала Бэби. – Милая рубашечка, кстати.
Грегори похлопал по своей настоящей нейлоновой черно-белой рубашке семидесятых с оп-артовым рисунком и подчеркнуто улыбнулся:
– Хороша распашонка, а?
– И тебя приятно видеть, Грег, – вмешался Джейк, стараясь, чтобы прозвучало не так кисло, как было ему на душе. Она ничего не сказала о его рубашке, капризно подумал он.
– Мне твоя рубашка тоже нравится, Джейк, – сказала Бэби, обратив на него свою ослепительную улыбку. – Очень нравится. – И в зале вдруг как будто больше никого не стало. Как и не было никогда.
– Четко. Ну что ж, я тогда, наверное, за дела возьмусь, – шатко вымолвил Грег и попетлял обратно к бару.
К двери подшаркал высокий парнишка с прической жертвы электрического стула и в майке "Нездравых".
– Скока? – спросил он и зацепился взглядом за Бэби.
– Три доллара, – ответил Джейк.
Ответа не последовало. Нездравый влюбился. А когда влюблен, разговаривать не можешь. Бессознательно он чуть придвинулся к Бэби – его втянуло в ее орбиту ровно в тот же момент, когда высоко в открытке астероид Эрос на самую чуточку сдвинулся со своей. Рот Нездравого распахнулся. Язык вывалился. Глаза оттянулись книзу внешними углами, а щеки вспыхнули розовым.
– Три доллара, приятель, – повторил Джейк. И посмотрел на Бэби – не поощряет ли она часом этот дебилизм. Но та, похоже, и ведать не ведала: она счастливо притопывала под музыку – в динамиках играли "Песни в ключе X" – и наблюдала, как подключаются группы.
Нездравый попытался вспомнить, где он и зачем. С любопытством оглядел оранжевые стены паба, сцену, мамонтов бар, свои ноги. Ах да. Он втянул язык. Медленно, словно бы просыпаясь, спросил:
– Скидки есть?
– Извини, приятель.
Нездравый вынул из кармана три монетки – по одной за раз, трагически прощаясь глазами с каждой. Вытянул костлявое запястье, и Джейк проштамповал его портретиком Р2-Д2. Нездравый окинул Бэби последним взглядом чистой преданности и исчез в глубине бара.
Следующей вперед выступила изощренная на вид девушка с искорками на лице и мультиками на чулках. Она уже протягивала свои три доллара, когда вмешался вышибала.
– Удостоверение? – потребовал он.
– Задрота, – обиженно буркнула пятнадцатилетка, развернулась и ушла.
– Друг банды, – объявил следующий – тощий парняга в огромной футболке "Кылючей Упряжи", на которой спереди говорилось "Выбирай Сатану", а сзади имелась карикатура на то, в чем Бэби опознала андромедцев.
– Звать?
– Трындец. – Он показал на свое имя в списке.
– Четко. – Джейк вычеркнул его и проштамповал парню руку.
– Извините, – сказал Трындец, протискиваясь мимо Бэби в заведение. Ногой он случайно задел ее ногу. Отскочил, будто его шарахнуло током, и, если зрение Джейка не обмануло, андромедец на футболке вдруг ухмыльнулся и подмигнул единственным глазом. Трындец сглотнул и поспешил внутрь.
Личность за спиной Трындеца тянула шею, чтобы заглянуть в список.
– Друг банды, – промямлил он, шаря глазами во все стороны.
– Звать? – потребовал Джейк.
– Э-э, Хруп.
– Три доллара, приятель. Мы с Хрупом вот так. – И Джейк показал два сплетенных пальца. – Повезет в следующий раз.
Личность нахмурилась и отвалила, бормоча, как она будет кому-то там жаловаться.
– Кто такой Хруп? – спросила Бэби, придвигая табурет на сантиметр-другой ближе к Джейку.
– Ебать меня, если знаю, – пожал плечами тот, надеясь, что она тем самым не просто дает публике больше места для прохода. – Но в списке говорится "Круп". Он прочел неправильно.