Дальше в очереди размещалась поросль заскорузлое. Стояли они так плотно друг к другу, что казалось, будто их дреды крепятся между собой на липучках. В реальности так и было. Подруга обещала днем прийти и их разъединить, но дунула несколько косяков и начисто забыла. Потому они оказались приговорены еще на день-другой к глубоко коммунальной жизни. Их это устраивало. Они все равно по такому тащились, хоть подобное житье и вызывало некоторые неудобства, если кому-нибудь из девочек нужно было в туалет. Одна рука протянула Джейку пятерку и десятку, и вся коагуляция пошаркала вперед, выставив для штамповки шесть запястий. Джейк проштамповал пять и кое-что сложил в уме.
– Еще три доллара, дружбаны.
Те коллективно скривились.
– У нас больше нету, – пропищал голосок откуда-то из середины кластера. – А одного мы не совсем могли оставить дома.
Джейк штампанул шестое запястье. Благодарно хрюкнув, заскорузлы проамёбили в паб.
По крайней мере, еще трое при входе заявили, что работают в пабе, шестеро сказали, что им только в туалет, и четверо "искали друзей". Одна объяснила, что работает в кафе через дорогу:
– У нас договоренность.
Другой сказал, что просто хочет бутылку из бара. Как и те, кто лишь хотел в туалет, он исчез до самого окончания вечера.
Один юный крендель, очевидно – студент, опустошил один карман широченных штанов, опасно державшихся лишь ложбинкой между ягодицами, и выложил восемьдесят центов монетками по пять и десять на столик перед Джейком. Затем опустошил другой карман. Общая сумма составила $2.20. Он протянул деньги Джейку со скорбью на лице. Джейк молча махнул внутрь. Он понимал его. Он там бывал. Он там был.
– Это, – сухо объяснил он Бэби, – и есть блистательный и волнующий мир рокенролла.
Бэби не уловила Джейкова сарказма. Она была зачарована. У землян такие странные и завораживающие ритуалы. Нефонцы бы просто выстроились в очередь, отдали свои три доллара и прошли без всякой суеты. Если бы у них не было трех долларов, они бы остались дома. Ей нравилась тут каждая минута.
"Кылючая Упряжь" взошли на сцену в бикини из макраме. Такие бикини смотрелись бы довольно чудно на любой женщине, но банда состояла исключительно из мужчин.
– Почему все смеются? – спросила у Джейка Бэби. На Нефоне летом все носят бикини из макраме. Они не только практичны, но и эстетически приятны на серебристой коже, сверкающей под звездами.
К дверям подошла девчонка с нахальной ухмылкой, склонилась над столиком и прошептала:
– У меня для банды очень крупная пара трусов.
Джейк ее пропустил.
– А белье – принятая валюта в мире рокенролла? – поинтересовалась Бэби.
Джейк поразмыслил над вопросом.
– Ага, – ответил он. – Вообще-то да.
И снова повернулся к двери, чтобы взять плату у девочки в кукольной ночнушке поверх шерстяных чулок; девочка сосала огромную морковку. Бэби улыбнулась девочке, и та улыбнулась в ответ – губы растянулись поверх морковки. В такие мгновения Бэби чувствовала себя как дома. В этом смысле чужие и земляне не сильно-то различались.
– Мы написали следующую песню для нашего другана Джейка, – объявил барабанщик со сцены. Бэби посмотрела на Джейка – это произвело на нее впечатление. На него самого это произвело впечатление. Он и понятия не имел, что они написали что-то для него. Джейк попробовал выглядеть бесстрастно, хотя втайне был в восторге до смерти. – Она называется "Песня филона", – пояснил барабанщик.
По толпе пронеслось хихиканье. Джейк слегка встревожился.
– Что такое "филон"? – поинтересовалась Бэби.
– Какая-то фигня, журналисты придумали, – ответил он. – Никогда сам не понимал, что это значит.
Бэби, прочтя у него в уме, поняла: что бы ни означал "филон", Джейк втайне боялся, что он сам – его квинтэссенция. Он не возражал против этого принципиально, не считал сильно оскорбительным, но карикатурой становиться не хотел. Это оскорбляло его достоинство. А даже квинтэссенции филонов обладают определенным достоинством.
Мне надо чашку кофе
Но нету молока
Выпью я ликера
Но берет тоскаПочему я так устал?
Почему так заскучал?
Не оторвать мне жопу
Чтоб жизнь свою спастиМне надо сделать тост
Но хлеба нет совсем
Я шарю в холодильнике
Морковку лучше съемПочему я так устал?
Почему так заскучал?…
Какой стыд. Толпа приветствовала песню бурей аплодисментов и воем хохота. Некоторые оборачивались в полуфырчках и показывали Джейку большие пальцы. Он изо всех сил старался их игнорировать.
– Тебе часто бывает скучно, Джейк? – спросила Бэби.
– Не-а, – ответил он. – Раньше бывало.
– И что произошло?
– Устал.
Бэби склонила голову набок. Она не очень понимала, о чем это он, но подозревала, что он шутит. Иногда по землянам не скажешь. Лично Бэби не понимала, как это возможно – скучать на Земле.
– Тебе должна следующая понравиться, – проинформировал ее Джейк. – Называется "Космическая пища".
Он высосал последние капли пива из бутылки и передал тару Бэби. Посмотрел, как жадно она ее схрумкала и проглотила. Его больше не шокировали ее питательные привычки, хотя все равно пугали. Вне сомнений, Бэби была самой поразительной женщиной, с которой Джейк когда-либо встречался. Чужая. Гибрид. Короче.
– Не-а, – освободил он от иллюзий двух пареньков в гранджевых тюбетейках. – Канберрцам скидки нет. По три доллара с носа, спасибо.
Теперь он наблюдал за тем, как она слушает банду. Ему очень нравилось, когда – слушая или играя сама – она полностью ныряла в музыку. Это так сексуально.
В конце вечера, вернув в бар сотню, Джейк подсчитал выручку: $265.30. Банда платила ему двадцатку.
– Я богатый человек, – сообщил он Бэби.
Та пожала плечами.
– Любви за деньги не купишь, – сказала она, не относя высказывание ни к чему в особенности. Джейку будто нанесли колющий удар в самое сердце.
* * *
– Смотрите! – вскричал херувим, подскакивая на пухлых коротких ножках перед Космическим Монитором. – Это Красный Карлик!
– Четко!
После "Х-Файлов" самой популярной программой в открытке, вероятно, была "би-би-сишная" постановка "Красный Карлик" – о шахтерском судне, потерявшемся в глубоком космосе. Судно населял один выживший человек, голограмма мертвого члена экипажа и персонаж, генетически мутировавший из кошки.
Сириусянин, лежавший на полу рубки, то и дело спрашивая капитана Кверка: "Уже приехали? Уже приехали?" – вскочил на ноги и отсалютовал Красному Карлику жестом, абсурдным в особенности потому, что подразумевал вытягивание одной руки, произведение вялым запястьем геометрической фигуры, напоминавшей круг, и резкое поднесение ее к виску по-военному. Другой сириусянин, видя это, так расхохотался, что ему пришлось делать искусственное дыхание. Тем временем остальные сириусяне скакали в пого вокруг Кверка, умоляя его изменить курс, чтобы Красный Карлик не увидел их космолет. В телепостановке не было никаких чужих, никаких других космических кораблей, ничего – только открытое пространство.
– Ты все испортишь, если они нас увидят, – умоляли они.
– Мы потеряем слишком много времени, если полетим в объезд, – спорил Кверк.
– Пажалюста пажалюста пажалюста, – ныли сириусяне, роясь вокруг него, поглаживая его по заостренному маленькому подбородку, водя щупальцами по тонкой прорези его серебристого рта, облизывая ему смешные копытца и щипая за бугристые коленки.
– Отвалите от меня! – воскликнул Кверк в отчаянии, отмахиваясь. – Подите прочь, мутанты!
Но это их только раззадорило.
– Обожаем, когда ты обзываешься! – хмыкнул один сириусянин.
– Если вы меня не отпустите, – рявкнул Кверк, – я не успею вовремя отклониться, и они совершенно точно нас засекут.
Сириусяне отстали от него быстрее, чем успеешь произнести "на запуск".
Бэби, Пупсик и Ляси репетировали каждый день в ньютаунском доме. Блюдце слишком превратилось в зоопарк – невозможно сосредоточиться. К тому же обрушилась чума Эболы. В заключение своего концерта в Сиднейском развлекательном центре Эбола Ван Аксель потряс своих поклонников объявлением, что остается в Австралии на неопределенный срок. Похоже, он определил своим постоянным местожительством район бассейна "Себела" и принялся ежедневно оставлять подношения красных роз у подножия водонапорной башни и писать на настиле у бассейна "Любю тя, Бэби" взбитыми сливками, мурлыча блюдцу романтические баллады.