Тёмный сотник предпочитал об этом не задумываться. В его сером настоящем места для прошлого больше не оставалось.
Но может это и к лучшему?
Кинув на могилу последний ком земли, Густав отошёл к лесному болотцу сполоснуть выпачканные в грязи руки, да так и замер, уставившись на дрожавшее из-за бежавшей по воде ряби отражение. Давно нестриженные лохмы всклокоченных волос, кудлатая борода, осунувшееся лицо с тёмными провалами воспалённых глаз.
Неприглядное зрелище. Неприглядное и тревожное.
Сотник вытер ладони о замызганные штанины, вернулся к могиле и уселся на ствол вывороченного из земли вяза. Увиденное ему не понравилось. Весьма не понравилось. Давным-давно, чуть ли не в прошлой жизни, когда Густав бродяжничал и водил знакомство с разным отребьем, он вдоволь насмотрелся на опиумных курильщиков. Конченые людишки. Но так ли он теперь от них отличался?
Те грезили о затяжке дарящей блаженное забытье отравы, ему для полного счастья хватило бы и крупицы потусторонней силы. Скверны, как пренебрежительно именовали её недалёкие святоши.
Впрочем, даже сейчас Сирлин продолжал презирать тех вконец опустившихся бродяг. Они сами выбрали свой путь. Он оказался заложником семейных тайн, и ничего изменить в своей жизни уже не мог. Другое дело, что никогда к этому особо и не стремился.
И уж точно Густав не собирался подыхать от жалости к самому себе в этом забытом всеми Святыми лесу.
Утопиться в болоте?
Как-нибудь в другой раз.
Кое-как приведя в порядок всклокоченную шевелюру, Густав подрезал бороду и кинул кинжал к валявшемуся на земле мечу. Потом избавился от засапожного ножа, вытряхнул из дорожного мешка кольчугу и, посильнее напялив шляпу, зашагал в сторону тракта.
Сколько бы он не просидел в чащобе - о нём не забудут. Жнец не из тех, кто прощает плевки в лицо. А уж на забывчивость Виктора Арка рассчитывать и вовсе глупо. Нет, единственное, что оставалось сотнику, - это как можно быстрее сбежать на полдень. В Драгарн. В Алезию. На худой конец - в Пахарту. Там его не достанут. Там можно будет переждать лихое время.
К тракту Густав вышел уже под вечер. Первым делом он нарвал лопухов и вычистил заляпанные болотной жижей сапоги, потом осмотрел одежду и недовольно поморщился. Солдатская куртка с тёмным пятном на месте споротой эмблемы полка и давно нестиранные штаны респектабельности бывшему сотнику не добавляли. С другой стороны - таких вот непонятных персонажей сейчас хоть пруд пруди. В глаза он бросаться точно не будет, а это главное. На крайний случай в подклад куртки нужные бумаги зашиты. И золото - на золото надежды было даже больше, чем на поддельную подорожную.
Выбравшись на заросшую высокой пожухлой травой обочину, тёмный сотник с четверть часа подыскивал подходящее место, потом приглядел заросли только-только начавшего облетать орешника и уселся на лежавший неподалёку от них плоский камень. Если поедут солдаты или ещё какой беспокойный люд - сигануть в кусты проблемой не станет. А торговый обоз или почтовая карета тут волей-неволей ход замедлят: сразу за его камнем тракт круто поворачивал, огибая болотину.
В кустах и в самом деле хорониться пришлось не единожды - армейские разъезды по тракту мотались постоянно. Да и без служивых непонятного сброда на дороге хватало. Залёгший в кустах Густав на глаза им не показывался - меньше всего он хотел угодить в переделку, ошибившись с выбором попутчиков.
Как-то незаметно подкрались ранние осенние сумерки, небо затянули облака и заморосил мелкий серый дождик. Тёмный сотник поёжился, но с обочины уходить не стал. И не прогадал: вскоре на дороге показалась одинокая бричка. Правил ей худощавый мужчина лет сорока, под поднятым верхом прятался от дождя его спутник.
На повороте бричка замедлила ход, а когда Густав ступил на дорогу и вовсе остановилась - возница сразу сообразил, что незнакомец успеет перехватить поводья, и нахлёстывать лошадь не стал. Вместо этого он поудобней перехватил плеть и привстал с козел.
- До Мерна не подвезёте, люди добрые? - припомнив называние соседнего городка, выставил перед собой пустые руки Сирлин.
- На въезде солдаты подорожные проверяют, - предупредил возница.
- Не беда, - улыбнулся Густав. - Бумаги имеются.
- Тогда подвезу. - Мужчина на миг нахмурился, потом тяжело вздохнул и пожал плечами: - Почему не подвезти?
- Благодарю, - поспешил забраться в бричку сотник и протянул руку: - Густав.
- Фридрих, - представился хозяин брички и сунул плеть за голенище сапога.
Так и не скинувший с головы капюшона спутник возницы промолчал. Да и сам Фридрих не выказал особого желания продолжать разговор. И лишь когда мимо них в очередной раз проскакал отряд ланских кавалеристов, Сирлин не выдержал и поинтересовался:
- Неспокойно в округе?
- А где сейчас спокойно? - пожал плечами Фридрих, оказавшийся несколько старше, чем решил сотник поначалу. Теперь-то Густаву были прекрасно видны исчертившие лицо собеседника тонкие морщинки, набухшие вены и мешки под глазами.
- Тоже верно.
- Но летом и вовсе пришлось лиха хлебнуть, - поправил возница шляпу с пообтрепавшимися полями, из-под которой выбивались слегка вьющиеся светлые волосы. - Из дома страшно выбраться было, не то что из города.
- И не говорите, - усмехнулся сотник. - Будь моя воля, из дома бы - ни ногой.
- Это точно. - Фридрих разглядел, что солдатская куртка на попутчике не ланского фасона и тяжело вздохнул: - У меня сыновья на войне сгинули. Теперь вот приходится одному крутиться…
- А вы по какой части будете? - заинтересовался сотник.
- Лекарь я. В окрестных деревнях лекарей сейчас днём с огнём не сыщешь, вот и мотаюсь.
- Есть такое дело, - кивнул Густав, который не понаслышке знал, как непросто отыскать в разорённой войной стране самого завалящего костоправа. Особенно когда у тебя на руках раненый боец, а на хвосте висят королевские егеря.
- Но ничего, налаживается потихоньку жизнь, налаживается. Вот поначалу жути натерпелись - просто беда.
- А что такое? Мародёры?
- Нет, солдаты себе лишнего не позволяли. Но как наши город сдали, по ночам люди пропадать начали.
- Серьёзно?
- А то как же! Первую декаду все от страха тряслись. Сейчас как дурной сон то время вспоминается.
- Лихое времечко настало, - от необходимости поддержать разговор кивнул Густав. - Остаётся надеяться, дальше лучше будет…
- Да будет, чего там. Простому люду всё равно, кому подати платить. Главное, чтобы три шкуры не драли.
- А храмы Единения как?
- Дело привычки, - поёжился Фридрих. - Кому невтерпёж, тот и дома Святым помолиться может, я так считаю. Но многих туда до сих пор силком сгоняют. Кого-то и пороли уже…
- Вот как?
- Да, было дело. А по мне, так храмы Единения ничем от молельных домов не отличаются… - Возница приметил глубокую лужу посреди дороги и начал править к обочине.
- Гони! - рявкнул сотник, но было поздно - выскочивший из кустов бородатый мужик в какой-то рванине успел перехватить поводья. И сразу же на тракт высыпали трое его дружков.
- А ну слазьте! Живо! - заорал размахивавший топором главарь и подскочил к сотнику: - Быстрее, кому сказано!
Двое разбойников обежали бричку и схватившийся было за плеть Фридрих заколебался, не зная, что предпринять. Тёмный сотник краем глаза приметил у одного из парней дубинку, а у второго вилы и приуныл. Лишиться зашитого в подклад куртки золота он себе позволить просто-напросто не мог.
- Чего вы хотите? - просил возница и невольно отодвинулся от зубьев нацеленных ему в грудь вил.
- Деньги и лошадь! Портки тоже скидывайте, портки у вас добрые. И ты! - Главарь махнул топором в сторону сидевшего в бричке человека в плаще. - Да, ты! Ну-ка капюшон откинь! Живо, кому сказано! А не то…
- Ты глядь, баба! - заржал за поводья удерживавший лошадь на месте бугай.
- Бабу тоже оставляйте! - осклабился главарь, и Густав со всего маху пнул его в лицо. Тут же стремительно соскочил с брички, ухватил оброненный заводилой топор и, крутанувшись на месте, с размаху всадил иззубренное лезвие в голову отпустившему поводья здоровяку.
А вот Фридрих - сглупил. Вместо того, чтобы стегануть лошадь, он протянул плетью парня с вилами и тут же повалился с козел, получив от второго разбойника дубинкой по голове. Сидевшая в бричке девица истошно завизжала; Густав поднырнул под лошадь, ухватился за черенок и легко вырвал оружие из рук растерявшегося разбойника. А потом и вовсе насадил его на ржавые зубья.
- Берегись! - завопила вдруг девушка, сотник шатнулся в сторону, но раскрутивший дубинку парень оказался быстрей.
Удар по рёбрам едва не выбил из Густава дух, в боку что-то мерзко хрустнуло, а в глазах потемнело, и всё же охнувший от боли сотник успел увернуться от второго замаха. Увернулся - и сразу ринулся на перехватывавшего дубинку поудобней разбойника. Вцепился ему в руку, начал выкручивать запястье, а когда отчаянно вырывавшийся парень всё же обронил оружие, подтянул гадёныша к себе и свернул шею.
- Папа! - Соскочившая с брички девица с криком бросилась к потерявшему сознание Фридриху; Густав вытащил из сапога отправленного к бесам разбойника нож и, выпрямившись, поморщился от боли в отбитом боку. Затем подошёл к валявшемуся на обочине главарю и спокойно перерезал ему глотку.
- Живой? - лишь после этого обеспокоился состоянием хозяина брички сотник.
- Не знаю, - начала подвывать девушка. - Не знаю! Не знаю!
Густав Сирлин ухватил её за руку, аккуратно поставил на ноги и, не особо зверствуя, влепил лёгкую пощёчину. Спокойно присел к Фридриху и сразу же нащупал пульс:
- Живой он. Живой.