- Только государыня не в обиде была. Ей такое дело руки развязало. Недавно сама мне рассказывала, что даже порадовалась: пускай, мол, Нарышкин с гостем с утра до ночи и с ночи до утра возится. Гость суматошный, любопытный, словом, одна головная боль с ним.
- Ох уж эти французишки!
- Нет уж, матушка, вы таких суждений себе, пожалуйста, не позволяйте. Государыню только рассердите.
- И впрямь, Елизавета Васильевна, тебе с твоими мозгами курьими в рассуждения пускаться ни к чему. Тем паче государыню сердить.
- Да я что… я только вообще… а то что же…
- Вот-вот и сиди тихохонько. На ус мотай, а в разговор не встревай, жена. Сумятица от тебя одна.
- К Семену Кирилловичу государыня благоволит. Шутка ли, еще когда чин генерал-аншефа получил и звание обер-егермейстера, назначение присутствовать в Придворной конторе. Если его поместье…
- Не его, Платон, не его. Семен Кириллович как решил в Петербурге окончательно осесть, Братцево двум своим незамужним сестрам продал - Авдотье и Наталье Кирилловнам. А уж они, по девическому своему состоянию, село единственному племяннику - сыну третьей своей сестры - завещали. Александру Сергеевичу. Строганову.
- Час от часу не легче! Да знаете ли вы, папенька, что Александр Сергеевич первый у государыни собеседник, в картах партнер неизменный. А уж в театре али на концерте каком Строганов всегда у левой руки государыни сидит - приказано ему так - и подсказывает.
- Строганов государыне подсказывает? Государыне? Что?
- Тут уж малый такой секрет есть. Государыня театром изволит развлекаться, особенно коли ее собственного сочинения пьеса выставляется. А вот музыки не любит. Сама мне признавалась - в сон ее клонить начинает, если музыка не танцевальная.
- Да и мой вкус такой, как у ее величества. Танцы - было время! - оторвать меня нельзя, а уж пиликанье всякое слушать - увольте. А Строганов-то причем?
- Притом, что показывать должен, в которых местах музыканты подлинного совершенства достигают, где аплодисменты им полагаются. Александр Сергеевич знак государыне сделает, она тут же аплодировать начинает, а уж за ней весь зал.
- Разумно, куда как разумно. К чему государыне мысли свои чепухой разной засорять.
- И как это ты, Платошенька, все увидеть, обо всем дознаться успел. Никогда не думала, что внимательный ты такой!
- Служба придворная. Тут уж только успевай по сторонам смотреть и все примечать. Государыня и то похвалила, мол, на тебя, Платон Александрович, положиться можно.
- Вот и отлично, сынок! Самое время к родовому имению подступиться. Ты что-то о графе Строганове сказал, только Братцево к нему отношения не имеет.
- Как это - не имеет? Разве продал имение? Когда? Кому? Не иначе какой-никакой слух бы при дворе прошел.
- Да нет, тут история особая. Я кое-что выведал. Чего не узнал, тебе, Платон потрудиться придется. Значит, должен ты знать, молодость свою граф провел за границей.
- Кто ж об этом не знает. Сколько раз государыня повторяла: и что лучшие профессора Женевы ему одному лекции читали, и что по Италии он путешествовал - страсть к коллекционированию припала, а там и Париж вниманием не обошел. Точно не скажу, а вроде года два химии и металлургии неизвестно зачем обучался.
- Богатому наследничку почему бы себя не потешить. Все лучше, чем родительские наставления дома слушать.
- Что-й-то ты, Александр Николаевич, говоришь - грешно ведь! От родителей бегать - это надо ведь такое придумать!
- Оно грешно и вышло. Доездился Александр Сергеевич, так что по возвращении никого из родителей в живых не застал.
- Вот оно как, батюшка! Это ему в наказание.
- Перестань тарантеть, Елизавета Васильевна! Не больно-то Строганов такой оборот дела за наказание принял. Заботиться о нем сама императрица Елизавета Петровна стала, не кто-нибудь! Она же ему и невесту сыскала - дочь вице-канцлера Михаилы Илларионовича Воронцова.
- Значит, племянницу свою двоюродную, не так ли?
- Ну ты, Платон, прокурат! И в этом разобрался! Ловкий ты у нас, ничего не скажешь. Супруга вице-канцлера государыне императрице двоюродной сестрой приходится да еще самой что ни на есть любимой - Анна Карловна Скавронская.
- Посчастливилось графу. И приданое, поди, немалое.
- А вот и нет, Платон. Это императрица своей родственнице решила богатства несметные строгановские подкинуть. Куда до них Воронцовым!
- Понятно. В таком раскладе графу никак не отвертеться, если б ему, скажем, невеста не по душе пришлась или еще какое неудовольствие вышло.
- Вот-вот! Не показалась ему невеста, да и он ей не по вкусу пришелся. Только государыня императрица Елизавета Петровна скончалась, завели молодые дело о разводе. Неизвестно, как бы все кончилось, только супруги вскоре не стало. Совсем молодой преставилась, руки графу развязала.
- Ладно, богатств его не приуменьшила.
- Что верно, то верно. Да и наследников они не завели - порозь жить стали. А еле-еле траур кончился, граф заторопился вдругорядь браком сочетаться. На этот раз с княжной Екатериной Петровной Трубецкой.
- И она померла?
- Да нет, Платон, жива графиня и по сей день, здравствует и благоденствует, только с другим, так скажем, сожителем.
- Ничего подобного слыхать не доводилось. Как же это?
- Видишь, и во дворце не про все узнать можно. А дело было такое. Уехали молодые в Париж. В Версале их принимали. Сам Вольтер в графиню на старости лет втюрился, всякие комплименты ей говорил. Там и наследник у них родился.
- Так граф никогда с супругой во дворце не бывает, никто ее ни в каких разговорах не поминает.
- Какое же тут поминание. Господи, прости. Вернулись Строгановы в Петербург. Глянула графиня на флигель-адъютанта тогдашнего да головку-то и потеряла. Влюбилась без памяти.
- Влюбилась - ее дело. Главное - супруг бы не узнал, при императрице ничего не всплыло.
- Умник ты, Платон! Мало что графиня влюбилась, так ведь с полной взаимностью и - в кого бы ты думал - в Ивана Николаевича Римского-Корсакова.
- Спятил он, что ли? Замужняя дама!
- Плевать, что замужняя, а вот что от императрицы расплата тотчас же последовала, от этого, брат, не отмахнешься.
- Узнала государыня?
- Добрые люди донесли. Это ты тоже себе на ус, Платон Александрович, мотай, не больно-то вольничай! Государыня справедливым гневом распалилась. Римского-Корсакова тут же в Москву сослала с запретом в Петербург являться. Одного, не рассчитала, что графиня вслед за амантом, мужа законного бросивши, за Римским-Корсаковым в первопрестольную умчалась.
- Ой, стыд какой!
- Да замолчи ты, Елизавета Васильевна! Причем здесь стыд. Для графа Строганова конфузная ситуация вышла.
- И государыня не смолчала?
- Еще как смолчала, да и граф не пожелал пищи сплетникам давать. Не только супруге предоставил вид на отдельное жительство, да еще возможность жить по ее желанию в любом из его владений или домов.
- Не по уму щедрость. Дурь одна!
- Думаешь, Платон Александрович? А может, как раз наоборот?
- Что наоборот-то?
- То, что графиня нигде принята быть не может. Хочешь не хочешь - затворницей живет, и не где-нибудь - в нашем Братцеве. А для полной утехи и аманта к себе взяла, тешит его да холит.
- В Братцеве? Римский-Корсаков? А государыня…
- Хочешь сказать, на все рукой махнула? Может, для виду и махнула. Что делать-то? Другое дело, если ты, Платон, о родовой вотчине напомнишь. Тут уж, глядишь, узелок-то и перерубить ничего не стоит.
- Не пойму.
- Где уж тебе! Да все проще пареной репы. Государыня у Строганова может Братцево откупить, а уж куда графиня с амантом денутся - может, в дом московский Римского-Корсакова переберутся. В любом случае по миру не пойдут, без крыши над годовой не останутся.
- Сумнительно это.
- Почему же? Откупила же государыня Дубровицы у князя Таврического, чтобы Дмитриеву-Мамонову подарить, куда он свою кралю писаную и привез. После изгнания из столицы.
- И то верно. Разве что попробовать…
- Попробуй, попробуй, Платон. Не ты первый - может, и выйдет. Так бы нас с матушкой утешил.
- Как это - нас с матушкой? Вы что же, батюшка, о себе хлопотать решили?
- Не о тебе же. У тебя все впереди, а наши годы успокоить надо.
- Впереди, говорите, батюшка… А я так полагаю, с меня начинать надо. Для меня государыня, даст Бог, кое-что сделает, на меня порадуется, а уж потом…
- Это когда же - потом?
- Кто знает, как все сложится.
- Вон ты как о родителях рассуждаешь! Не ожидал, Платон Александрович, никак не ожидал!
- Полно, полно тебе, Александр Николаевич. Не гневись, батюшка, может, и впрямь Платоше виднее. А нельзя ли, Платошенька, чтобы потом это побыстрее наступило. Нам ведь в столицу перебираться надобно, жизнь новую устраивать.
- Я бы на вашем месте, матушка, не больно торопился. Вам ведь еще с Николаем Ивановичем рассчитываться придется. А тут всякого можно ожидать. Как бы государыню не осердить - очень она к Салтыкову благоволит. По мне, так подождать куда здоровее для всех будет. И салтыковские дела, глядишь, устроятся.
- Сами, что ли, сынок?
- Бог поможет. И государыня.
Петербург. Зимний дворец. Екатерина II, А. В. Храповицкий.
- Не могу сказать, чтобы меня особенно волновали французские события, но и отмахнуться от них вовсе невозможно. Ты говоришь, Храповицкий, опять эмигранты просят о приеме? Их много?
- Государыня, их число увеличивается со дня на день.