- Пора-то пора, Елизавета Васильевна, да своего-то у нас с тобой маловато. Прибытку-то пока не видать.
- Да чего уж сомневаться, Платоша наш о родителях непременно похлопочет. Как же иначе?
- Вот тогда и станем рассуждать.
- Так ведь время бы не ушло, батюшка.
- Какое еще время?
- В столицу переезжать. Дом свой там устраивать.
- Дело терпит.
- А вот и не терпит, Александр Николаевич. Представлены мы со всем семейством ко двору государыни, значит, надобно людей принимать, самим к людям ездить. Не к нашим уездным. Бог с ними, а к самым что ни на есть знатным. Чего ж нам Платошеньку-то позорить уездным своим житьем.
- Так полагаешь, матушка…
- Да и о других детках подумать не грех. Партии себе где им составлять - неужто же в наших краях?
- Для хороших партий денег еще не набежало.
- Набежит с Божьей помощью. Пока приглядываться станем, пока разговоры вести. Опять же деньги не наши в ход пойдут. За счастье с семейством Платошенькиным породниться нам их приносить станут. Как ни говори - два жениха в доме.
- А знаешь, матушка, что мне в голову пришло? Не попросить ли Платону для нас вотчину родовую? Нашу. Зубовскую.
- Вотчину родовую? Ты про что это, Александр Николаевич?
- Да вот была такая и преотличнейшая.
- В первый раз слышу.
- Вот и услышала.
- Где ж это, батюшка? В каких краях?
- А в Московских. В самой что ни на есть близости к первопрестольной. И в состоянии отличнейшем, люди говорят.
- Надо же! Да ты расскажи, батюшка, расскажи, не потай.
- Чего таиться-то. Вот только знать-то сам не много знаю. Это один из предков наших - Алексей Игнатьев Зубов лет полтораста назад воеводой астраханским служил.
- Ой, знаменитый такой?
- А ты что, матушка, думала, Зубовы - в поле обсевки, что ли? Там до него на воеводской должности князь Иван Хворостинин сидел - уж куда знатнее!
- Как же это персоны его у нас нету. Вот бы пригодилась.
- Не горюй, не горюй, Елизавета Васильевна. Раз нужна - сыщется. За таким пустяком дело не станет.
- Думаешь?
- Не твоя печаль, матушка. И то в рассуждение принять надо, что Астраханское воеводство в то время было местом особым. Князь Хворостинин ни много ни мало с Самозванцем связался. Тушинского вора принял как истинного государя, со всем народом и казаками чествовал.
- Как же это - помутнение разума на него нашло, что ли?
- Какое помутнение! Они там все обмысливали, как от Москвы отстать. Свое царство устроить. Вот им Самозванец да еще с царицей Маринкой да с пащенком ее как нельзя лучше ко двору пришлись.
- И бывают же в свете такие ироды!
- Всякие, матушка, бывают. Это ангелы Божьи все на одно лицо, а Иродов личности самые разнообразные. На первый взгляд и не признать. Так вот этот Ирод - Иван Хворостинин - уж как ни стелился перед Самозванцем, а все ему не потрафил. Тот возьми князя и казни.
- Батюшки! Так-таки и казнил?
- Казнил, не сомневайся. Самозванца с Маринкой в тех же краях тоже вскорости словили - в Москву повезли. А народ замирять да порядок наводить Алексея Игнатьева Зубова прислали.
- И справился?
- Видно, справился, коли вотчину за те свои заслуги получил. Да еще какую! Братцево, на берегу речки Сходни, обок Тушина.
- Село али деревеньку?
- Ни то, ни другое - пустошь. Так это после Смутного времени. Рядом с былым лагерем Самозванца - Тушинского вора. Тут уж окромя пустошей ничего и не оставалось.
- У Алексея Игнатьева наследников не оказалось. Жены тоже. Так что завещал он свою вотчину родному брату - Матвею Игнатьеву, человеку достойнейшему. Как-никак при патриархе Филарете состоял патриаршьим дворецким, а после кончины святейшего - судьей московского Судного приказа.
- И никогда-то ты, батюшка, о таких знаменитых людях словом не обмолвился. Выходит, Платоше и впрямь нечего во дворце тише воды ниже травы быть.
- Служилые дворяне по Московскому списку! Третий брат у них еще был - Иван, так он на воеводстве в Березове сидел. Вот теперь и суди, что за люди Зубовы!
- Так ведь сказывал ты, батюшка, что корень-то у вас из Смоленска.
- Из Смоленска и есть. Помещиком тамошним был Никита Иванов, по прозвищу Ширяй. Вот его-то сын, Игнатий Никитич Зубов, и дал семейству нашему фамилию. Был Игнатий Никитич, как тебе это понятнее объяснить, своего рода начальником штаба при корпусе в Смоленске. Довелось ему вместе с другими подьячими кормить от царского лица цесарских послов. Довелось служить дьяком Поместного приказа, а там и писцом Арзамасского уезда. Может, и не так велика птица, зато служил государям исправно, нареканий не имел.
- Полно тебе, батюшка, нешто наш князь Таврический такую родню имеет!
- Он-то нет.
- Видишь, а ты вроде как прибедняться решил. Лучше мне про Братцево расскажи.
- Что тут скажешь. Дочка Матвея Игнатьевича Анна Братцево в приданое получила, а там быстрехонько его и продала.
- И давно то было?
- Давненько. При государе Алексее Михайловиче. Он только-только на престол отеческий вступил.
- Это при каком же таком супруге расставаться Анне Матвеевне с землицей-то пришлось?
- А вот и не скажи! Супруг Анны Матвеевны, Кирила Осипович Супонев, воеводой был на Лене. Подмосковной заниматься не с руки, видно, ему было. Род дворянский, древний. Предок их из Пруссии к великому князю Московскому Дмитрию Донскому на службу вышел.
- Немец, что ли?
- Святое крещение принял. Чин чином. Потомки его и стольниками, и стряпчими все больше служили.
- Что ж, так Братцево у Супоневых и осталося? Значит, и хозяева у него нынче есть. Не во Дворцовом ведомстве село-то зубовское, чтоб просить о нем.
- Все-то тебе, Елизавета Васильевна, невтерпеж, все-то ты куда-то мчишься, а куда, сама не ведаешь. Дело это тонкое, тут все стороны обмыслить надо. Тогда, глядишь, и государыня не откажет.
- Да как же Платоше отказать, батюшка! Чай, еще надоесть-то не успел.
- А это уж как Господь решит. Надоест - не надоест, лишь бы сам глупости какой не выкинул. С Братцевым-то оно что получилось. Анна Матвеевна, как я тебе сказал, продала имение, да не кому-нибудь - боярину Богдану Хитрово, что Оружейной палатой ведал, всеми делами хозяйственными в царском дворце и хозяйстве заправлял. Надо полагать, и себя не обижал, и государю Алексею Михайловичу угодить завсегда умел. Вот только не дано ему было наследника заиметь.
- Горе-то какое, истинно горе!
- Перестань причитать, матушка. Когда то было, о том подумай. После Хитрово пошло село во Дворцовое ведомство, а уж оттуда пожаловано было боярину Кирилу Алексеевичу Нарышкину. Родня государева не больно близкая, зато человек довереннейший. Особенно в Азовских походах себя показал.
- Вояка, значит.
- Вояка! Генерал-провиантмейстер при флоте.
- Так это еще лучше.
- Кто спорит. Ему бы в самую пору селом заняться. Хозяйство устроить, усадьбу как положено завести. Ан нет, все-то Кирила Алексеевич в деле, все в поездках. Тут тебе и Нарва, и Юрьев, и Гдов. В Шлиссельбурге воеводой был, в Пскове, крепость Петропавловскую в самом Санкт-Петербурге строил. Так один из бастионов и сохранил его имя - Нарышкинский. Знающие люди говорили, будто везде по провиантской части.
- Доверял ему государь Петр Алексеевич, выходит.
- Что ж, всем доверять приходится. До первой ревизии. Капитальной, если правду сказать. А вот после нее - кому как повезет.
- Неужто и царскому родственнику тоже?
- А ты что думала? И ему тоже. Слухи ходили, будто государь не то что неудовольствие высказывать стал - поотстранил от себя Кирилу Алексеевича. Шесть лет пробыл он первым петербургским комендантом, а там в Москве оказался на той же должности.
- Велика ли потеря!
- Для бабьих рассуждений, может, и не велика, а на деле ссылка это. Настоящая ссылка. Потому, так полагаю, он опять Братцевым не занялся. Куда там - едва не дотла разорил. Скотный двор - и тот в селе исчез.
- Да почему же ты, Александр Николаевич, все дела-то местные так преотлично знаешь? Откуда бы? Интересовался, что ли?
- Интересовался. А как иначе? Село того стоит. А вот тут, матушка, слушай внимательно, ни словечка не упусти. Ба, да никак у нас гость дорогой! Платон, ты ли? Какими судьбами?
- Платошенька, друг мой!
- Отстань, отстань от него, мать. Тут дел невпроворот, а ты со своими всхлипами.
- Дел? Каких дел, батюшка? Новое что объявилося?
- Как тебе, Платон Александрович, сказать. Новое - не новое, да и старым не назовешь.
- Платошенька, раздумался твой родитель об имении. Нужно оно нам, очень нужно, чтобы ему больше службой у Салтыкова себя не трудить. Да и не к лицу она Александру Николаевичу при твоем нынешнем высоком положении.
- Это верно, матушка, а только дело-то в чем?
- Ой, дай, Платошенька, я первой скажу. Родитель твой вотчину зубовскую разыскал, вот и ломает голову, как бы ее обратно в семью нашу получить.
- Вотчину зубовскую? А есть такая? Никогда не слыхал.
- Мало чего не слыхал, друг мой. А вотчина эта тебе знакома - село Братцево, что под Москвой, у Тушина. Матери твоей я всю историю только что выложил, а ты вот на документы погляди. Дошли мы с твоей матушкой до той поры, когда Братцево из дворцового ведомства Нарышкиным перешло. Семен Кириллович там все детство свое провел.
- Семен Кириллович? Тот, что в своей коляске в Петербург философа Дидерота привез да у себя в доме и гостил? Не захотел француз в приготовленной ему государыней квартире селиться.
- Ишь ты! С фанаберией.