- За причесыванием на ночь сказала. Знаешь, мол, Марья Саввишна, хорош наш Платон Александрович собой, а братец младший куда его лучше. Целый, кажется, день любовалась бы им, глаз не сводила.
- Ну, вот у праздника! А дальше?
- Дальше - принялась я достоинства Платона Александровича вычитывать, а государыня небрежно так ручкой махнула - мол, все это наверняка и у младшего брата есть. Семейное, мол, это должно быть. Что на это скажешь?
- И что теперь будет? Неужто всерьез государыня на Валерьяна Александровича глаз положила? Все у нас опять кувырком пойдет. Только к одному приспосабливаться начали…
- А может, Анна Степановна, желание Валерьяна Александровича удовлетворить?
- Какое желание? Откуда о нем узнала, Марья Саввишна?
- В армию ему хочется. В мундире да на коне покрасоваться. Героем стать. И не откуда я не узнала - собственными ушами слышала.
- Хочешь сказать, Валерьян Александрович здесь был?
- Был. Утром. Государыня за ним потихоньку от Платона Александровича посылала. Недолго был. Ручку ему государыня пожаловала. Чин обещала, коли хорошо служить станет.
- А я-то к тебе с новостями прибежала. Убила ты меня, Марья Саввишна, как есть убила. Твоя правда, отправлять Валерьяна в армию надо и немедля, чтобы дурная трава корней не пустила. О Господи!
Петербург. Васильевский остров. Дом Д. Г. Левицкого. Н. А. Львов, Д. Г. Левицкий.
- Победа, Дмитрий Григорьевич, наконец-то победа! Вы слышали, друг мой, последние новости?
- Что вы имеете в виду, Николай Александрович? Но даже не зная вашего ответа, радуюсь вашей радости.
- Нашей, друг мой, нашей!
- Нашей? Но…
- Никаких "но": светлейший князь Потемкин-Таврический терпит поражение по всей линии.
- Разве вы не были с ним в добрых отношениях?
- Добрые отношения и дружба - разные вещи.
- Наверное. Но если в чем-то и сказались неудачи сего могущественного сатрапа, он найдет способ их обратить в свою пользу.
- Знаю, знаю ваше с Капнистом мнение, а вот вам полное опровержение: наш Александр Андреевич возвращается на свое былое место!
- Граф Безбородко? Полноте! Как можно!
- Вот об этом и хочу вам рассказать, мой друг.
- Я весь нетерпение.
- Вы же знаете, государыня потребовала от светлейшего вернуться к войскам?
- Кто ж этого не знал.
- Светлейший не торопился с отъездом и всячески добивался аудиенции, как потом оказалось, чтобы отказаться от своих воинских обязанностей.
- Светлейший решил избежать армии? Но он всегда был так удачлив в боях и, кажется, искал пыла сражений.
- Полноте, никто не отнимает у него личной храбрости. Но Потемкин - не Суворов: вы же слышали о фантастических удачах этого военоначальника?
- Сына Василия Ивановича? Который вышел в отставку?
- Вы еще не то услышите о нем, в этом уверены все наши офицеры. В Суворове готовы видеть они истинного Марса, сражающегося ради искусства сражения. Потемкин - не то. Если он чего-то и искал, то только почетного возвращения, может быть, даже во дворец.
- Но он так могущественен.
- Чего стоит его могущество рядом с одним-единственным неудовольствием императрицы. К тому же сами знаете - Зубовы не дремлют.
- Так что же со светлейшим?
- А то, что он знал истинное положение дел с нашими армиями и боялся собственных неудач.
- Даже так?
- Его возвращение на юг подтвердило наихудшие предположения князя. Он начинает руководить военными действиями против Порты, но счастье совершенно изменяет ему.
- Между тем я слышал, действия Суворова…
- Оказываются блистательными, и двор замечает разницу между нерешительным и неспособным к руководству большим войском вельможей и удачливыми действиями молодого офицера, которому к тому же начинает рукоплескать Европа.
- Но вы заговорили об Александре Андреевиче.
- А вы не видите связи, мой друг? Все очень просто: Безбородко заключает мир с Портой и становится истинным героем дня и… спасителем Зубовых от угрозы Потемкина. Его заслуги подчеркивают, о них постоянно напоминают государыне, и результат - орден Андрея Первозванного. В России нет более высокой государственной награды! Но и этого мало - ему даруется масличная ветвь миротворца для ношения на шляпе.
- Воображаю, как сие обрадовало бедного Александра Андреевича после стольких лет пренебрежения!
- Еще бы, со времени поездки в Тавриду и по сей день он не получал ни одного материального поощрения. Зато теперь ему выданы пятьдесят тысяч рублей, пять тысяч душ крестьян в Подольской губернии, ежегодный пенсион в десять тысяч и - а это для графа самое важное - влияние при дворе, которое он не замедлил использовать в пользу своих друзей. И вы один из первых, Дмитрий Григорьевич.
- Мой класс в Академии!
- Полноте! Оставьте в покое Академию. На что вам она. К тому же Бецкой жив и хотя не совсем здоров, государыня не станет огорчать его отменой его собственных приказов. Формально - вы сами просили об отставке.
- Но вы же знаете, как до этого дошло.
- Бумага есть бумага. Вы сослались на свои недуги. Трудно предположить, чтобы за прошедшие четыре года вы настолько избавились от них, чтобы претендовать на старое место. К тому же господин Щукин уже вошел в силу.
- Значит, не Академия…
- Простите, мой друг, за невольную нотацию, но вам следовало в свое время проявлять меньшую строптивость. Любую резолюцию, какой бы неотвратимой она ни казалась, во сто крат легче предупредить, чем отменить. Во многом - я не говорю во всем! - вы сами выбрали свою судьбу.
- Я не раскаиваюсь в том, что вы назвали строптивостью, Николай Александрович.
- Нисколько в том не сомневаюсь. Однако давайте же от предметов грустных перейдем к более приятным. Да и к тому же господин Бецкой так стар, что вы вполне можете надеяться на скорые перемены в судьбах Академии.
- Вы намекаете на…
- В девяносто лет это вполне естественно. Смерть и так замешкалась с нашим президентом. Хотя кажется, ему удается скрываться от нее так же, как и от государыни. Сколько бы раз ее императорское величество ни пыталась сама заехать к Бецкому, она получает ответ, что он занят работой с секретарями и не может от нее оторваться даже ради счастья лицезреть свою повелительницу.
- И все же мне крайне неприятен подобный оборот.
- Я сказал о нем, друг мой, между прочим. Главное - Александр Андреевич отыскал вам превосходную работу, и это портреты.
- Чьи же? Вы говорите во множественном числе.
- Так оно и есть - членов царствующей фамилии!
- С каких-то оригиналов?
- Вы имеете в виду копии? Бог мой, неужто ради копий я стал бы приезжать к вам. В том-то и дело, это портреты с натуры и вы будете получать столько натурных сеансов, сколько захотите. В разумных пределах, само собой разумеется.
- Вы хотите испытать мое терпение.
- Вы правы - речь идет о портретах всех великих княжен. Они вошли в возраст, двор начинает подумывать об их браках, и вам - именно вам, Дмитрий Григорьевич, - поручается написать портреты, которые во многом определят их судьбу и соответственно удовлетворят интересы Российской империи. Вам всегда удавались юные создания, а великие княжны все без исключения прелестны и умны. Вы получите удовольствие от одних разговоров с ними. Вы молчите?
- Я и на самом деле изумлен и не могу только понять, как это сделалось. Государыня никогда не благоволила моему искусству.
- Что делать, вам не присущ талант придворного льстеца, и вам непременно нужен человек как он есть. А что до заказа, с ним действительно обстояло совсем не просто.
- Кто же убедил государыню? Неужто Гаврила Романович по своим обязанностям статс-секретаря?
- Полноте, кто бы обратил внимание на его рекомендацию? Да она вообще могла бы показаться неуместной. Нет, дело не в Державине. Предложение исходило от Безбородко, против него, на ваше счастье, не стал протестовать великий князь Павел Петрович. Для государыни это обстоятельство представлялось немаловажным. Ее величество не любит разногласий в царствующей фамилии, а великий князь не слишком часто задает себе труд сдерживать свой характер.
- Но великий князь может знать только мой портрет его старшего сына, Александра Павловича, дитятею.
- Который, кстати сказать, понравился государыне. Нет, мой друг, вы располагаете в окружении великого князя куда более сильным союзником.
- Николай Александрович, вы меня окончательно заинтриговали. У меня союзник при Малом дворе? В Гатчине?
- Что же вас удивляет? Вы не подумали об очаровательной крошке Нелидовой, Екатерине Ивановне Нелидовой, которую столь превосходно изобразили в роли Сербины? Вы помните, как восхищался ею в этой роли Петербург:
Как ты, Нелидова, Сербину представляла,
Ты маску Талии самой в лице являла.
Приятность с действием и с чувствиями взоры
Пандольфу делая то ласки, то укоры,
Пленила пением и мысли и сердца.
Игра твоя жива, естественна, пристойна;
Ты к зрителям в сердца и к славе путь нашла;
Не лестной славы ты, Нелидова, достойна,
Иль паче всякую хвалу ты превзошла!
Какое ж чудо в том, что среди восхищенных зрителей оказался великий князь, отдавший свой восторг и сердце юной Талии?
- Вы хотите сказать?
- Что заказ за вами!
Петербург, дом родителей П. Зубова. А. Н. и Е. В. и Платон Зубовы.
- Не взыщи, батюшка Александр Николаевич, на смелом слове, только по моему разумению пора тебе службу-то оставлять. Потрудился ты на благо господина Салтыкова, пора и на своем пожить.