- Вот здесь вы и ошибаетесь, мой друг. Вам не составит труда пригласить сюда именно Прозоровского.
- Конечно, составит. Для подобных поручений существуют секретари, и по вашему желанию я могу кликнуть кого-нибудь из них. Хотя бы Храповицкого.
- Но вы задержитесь на Время разговора? У меня, вы сами знаете, нет от вас секретов.
- О нет, избавьте от этой скуки. Тем более вы наверняка станете плести паутину вокруг масонов или как их там - мартинистов. Парижские новости явно вдохновляют вас на такую работу.
- Что делать, мой друг. Ее некому делать, кроме монарха. Такова участь тех, кто поднимается на ступени престола.
- Тогда прощайте, ваше величество, и не сочтите за труд сообщить мне, когда вы освободитесь для разговора о моих планах и моих интересах.
- Не премину, мой друг. А, Прозоровский!
- Государыня, я счастлив возможности предстать перед моей монархиней. Это счастье, которое слишком редко выпадает на мою долю.
- Не радуйтесь раньше времени. Я пригласила вас, князь, чтобы сделать вам серьезнейший выговор. Вы испытываете мое терпение, и уже давно.
- Ваше величество, я совершенно растерян…
- Хватит! Год назад я сделала вас главнокомандующим Москвы. Не так плохо после управления Орловско-Курским наместничеством, не правда ли? К тому же я сделала вас сенатором.
- Моя благодарность, ваше величество…
- Должна выражаться в деле, которого пока я вообще не вижу. Когда вы, наконец, решите дело с этим злосчастным Новиковым? Отставной поручик! Нищий! Полное ничтожество! И вы ничего не можете предпринять в отношении него. До меня доходят постоянно слухи о праздниках, которые он устраивает на своем гнилом болоте и на которые собирается чуть ли не вся Москва. Вы что, не видите в этом прямого вызова императрице и престолу? Да не мнитесь же!
- Ваше величество, я не знаю, какие именно торжества вы имеете в виду. В прошлом году скончалась супруга Новикова, та самая, что была выпускницей вашего, государыня, Смольного института. На похороны собрались все ее многочисленные родственники - Трубецкие. Князь Николай Никитич горько сетовал по этому поводу в своих письмах.
- Вы перлюстрируете новиковскую почту?
- Я полагал, ваше величество, что раз человек вызывает подозрения, мне следует…
- И правильно полагали.
- Сам Новиков подвержен тяжелым нервическим припадкам - в этом удостоверился и посланный мною казенный врач. После же кончины супруги он настолько ослабел, что без посторонней помощи не в состоянии не то что ходить, но даже подыматься с постели.
- Меня не интересуют подобные подробности. Чем этот человек сейчас занимается? Уверена, он и в гробу будет продолжать свою вредоносную деятельность.
- Нам удалось подкупить некоторых его крестьян и слуг. Они доносят о всех его речах и поступках.
- О чем я и хочу знать. Только постарайтесь покороче, князь.
- Через полгода после смерти супруги Новиков подписал акт об уничтожении "Типографической компании". Теперь господин Новиков ограничивается только распоряжениями по собственной деревне.
- И вы этому поверили? Но он, конечно, продолжает строить каменные хоромы для своих поселян, Не так ли?
- Совсем немного, ваше величество.
- Многого он и не может сделать. Он же беден, как церковная мышь. Да, и кстати - это правда, что в крестьянских домах висят его гравированные портреты вместо образов? Правда или нет?
- Правда, ваше величество.
- Вот как! Значит, в моей империи появился то ли новый святой, то ли духовный наставник. Почему же это не насторожило вас, господин главнокомандующий? Хотя бы одно это?
- Но эти гравюры так плохи…
- О, вы сделались знатоком искусств, генерал-фельдмаршал! В таком случае кто же автор этих новоявленных икон, с какого портрета делались гравюры?
- Господина советника Академии художеств Левицкого.
- Это действительно новость! Откуда же у вашего нищего поручика деньги на заказ портрета у такого модного художника?
- Насколько мне известно, они очень дружны, ваше величество.
- Одна новость лучше другой! Вот только почему вы медлите с арестом этого умирающего, по вашим словам, бунтовщика.
- Государыня, пока просто не было повода.
- Повода?! И вы не могли его придумать?
- Я простой солдат, ваше величество.
- Отлично. Вы нуждаетесь в приказе, и вы такой приказ получите. Причина для немедленного ареста и заточения Новикова в крепость - его попытка через архитектора Баженова связаться с великим князем. Это политическая интрига, если не сказать заговор. Подробности установит следствие. Составьте указ об аресте государственного преступника - я его немедленно подпишу. Какое у нас сегодня число?
- 13 апреля 1792-го года, ваше императорское величество.
- Превосходно. Но теперь некоторые дополнительные указания. Никаких потаенных действий. Как можно большая огласка. До ареста Новикова - именно, до - проведите обыски всех московских книжных лавок. Их много? Тем лучше. Пусть ваши люди везде все перевернут вверх дном. Впрочем, я уверена, в них найдется достаточно изданий или ранее запрещенных, или вообще выпущенных без необходимых цензурных разрешений. Придирайтесь, придирайтесь решительно ко всему. Производите впечатление беспощадных и недоступных для каких бы ни было переговоров и уговоров.
Владельцев лавок, где найдется подозрительная литература, прямо на месте арестуйте. И обыщите все новиковские дома в Москве. Передайте наблюдение за этим вместе с самыми подробными инструкциями обер-полицмейстеру. Пусть розыском запрещенных изданий занимается вся московская полиция. Это произведет достаточное впечатление не только на москвичей, но и на всю нашу страну. А в результате те же москвичи не обратят особого внимания на исчезновение самого Новикова.
Действуйте же, наконец, генерал-фельдмаршал, действуйте и оправдайте хоть этим свой высокий чин, в котором Платон Александрович вполне обоснованно уже начал сомневаться.
Петербург. Зимний дворец. М. С. Перекусихина и А. С. Протасова.
- Марья Саввишна, а, Марья Саввишна! Где ты там?
- Никак Анна Степановна! Милости прошу, милости прошу, гостья дорогая. Тут у меня как раз и самоварчик кипит, сливочек свеженьких, только что не янтарных, с фермы принесли, калачики горяченькие. Прошу хлеб-соли отведать.
- Какой чаек! Хотя чашечку и выпью. Больно у тебя, Марья Саввишна, калачики всегда хороши.
- Вот и государыня нет-нет их да отведает. Тоже нахваливает.
- А сама-то государыня нешто на прогулку ушла? Будто ранее обычного.
- Пораньше, пораньше. Не спалось ей, голубушке, вот пораньше и собралась.
- Одна ли?
- Хотела одна, да Платон Александрович подкараулил. Вместе пошли.
- Вот и слава тебе, Господи, что вместе. Слыхала ли, чего вчера на представлении семейства Зубовых деялось?
- Да по-разному народ-то в покоях дворцовых толкует.
- Значит, уже толкует. Вот же досада какая!
- Да вы, Анна Степановна, коли ваша милость будет, может, сами мне про вчерашний день расскажете. Так оно вернее будет.
- Кому ж и рассказывать, как не тебе, Марья Саввишна. Велела государыня позавчера семейство Зубовых к представлению императрице приготовить. С приглашением лейб-курьер поехал, а с благодарственным ответом младший брат Платона Александровича во дворец примчался.
- Слыхала, слыхала. Толковали, больно собой хорош.
- Слишком хорош, Марья Саввишна. Уж ежели на Платона Александровича глаз положить, то Валерьяна Александровича нипочем не обойти. На два года братца помоложе, побойчее. Ладный такой. Ловкий. И все норовит впереди всех оказаться.
- От молодости. С кем не бывает.
- Не так все просто, Марья Саввишна. Я от разу подумала, а что если тут и конец нашему Платону Александровичу.
- Что вы, что вы, Анна Степановна! Это уж Господь не попустит - чтоб такие перемены да в такой короткий час. Господи, спаси и сохрани. Не те лета у государыни, чтобы…
- Без тебя, Марья Саввишна, знаю. Потому сердце-то и захолонуло, а парнишка-то такой бойкий. Углядеть не успели, как в залу приемов проскользнул. Прямо перед государыней предстал. Да что предстал - с разбегу в ноги кинулся и край платья поцеловал.
- Ишь какой быстрый.
- Прыткий, сказать хочешь. Прыткий и есть. Государыня руку протянула, чтоб с колен его поднять, а он ручку-то ее и перехватил, губами прижался - не отпускает.
- Государыня, поди, разгневалась.
- Ничего не скажешь, угадала! Слова наглецу не сказала. Смотрит на него и смеется. А потом ласково так: "Чей же ты будешь, молодой красавец?"
- Красавец? Батюшки!
- Вот теперь поняла, Марья Саввишна?
- А Платон Александрович-то где тем временем был? Чего ж не вмешался, слова своего не сказал?
- За делом каким-то государыня его послала. Валерьян Александрович, так полагаю, при нем бы не расхрабрился, хотя куда Платону Александровичу с его стеснительностью до братца. Это он сам на сам храбрости набирается, а на людях слова найти не может.
- Да уж с государыней робости-то у Платона Александровича и следа не осталось. Иной раз даже боязно становится - не перебирает ли меру с ее величеством.
- Не наше дело, Марья Саввишна. А вот ввечеру продолжение последовало. Все семейство заявилось. Ничего не скажешь, что мамаша, что детки - все хороши, а только лучше Валерьяна Александровича не придумаешь. Государыня сколько с родителями ни толковала, все на него поглядывала, тебе потом ничего не говорила?
- Выходит, говорила.
- Как это - выходит? Толком расскажи, Марья Саввишна.