- Разве это непонятно при всех неудовольствиях, которые мне приходилось терпеть от его предшественников.
- Двух одинаких людей, ваше величество, не бывает. Уж на что близнецы, и у тех у каждого свой нрав. А тут.
- Собираешься философствовать, Королева Лото. Лучше распорядись - пусть на завтра мне все семейство нашего генерал-майора представят. Платон Александрович, само собой разумеется, им приглашение передаст, а я хочу, чтобы ты о туалетах позаботилась, куафюрах, порядке, как себя держать. Не хочу давать повода для насмешек нашим придворным пустельгам. Люди достойные, пусть достойно и выглядеть будут.
- А сам Платон Александрович на такое представление согласился?
- Вот это новость! Почему ты спрашиваешь, Анна Степановна?
- Да так как-то показалось мне, не очень он обрадуется.
- Говорила с ним об этом? Где?
- Повиниться, государыня, должна. Заходил ко мне Платон Александрович вчерась. Вот оно в разговоре-то и вышло.
- Не забывает, выходит, первой встречи? Признайся, Анна Степановна, покорила ты сердце молодецкое?
- Вам бы все трунить надо мной, государыня.
- А я ведь ничего всерьез и не говорю. Коли на заре из твоей двери выйдет, в вину тебе не поставлю.
- Да полно вам, государыня. Нужна ему моя дверь!
- Надо, чтобы была нужна, очень надо. Ты ему что следует присоветуешь, вовремя доглядишь.
- Ну, уж это не премину.
- Так что же нашего молодца волновало?
- Спрашивал, как скоро можно ему нового назначения ждать.
- Ишь, нетерпеливый. А ты что сказала?
- От него зависит. Да еще пожурила, после предыдущего пожалования двух недель не прошло.
- Вот видишь, и ошиблась.
- Дал бы Бог побольше таких ошибок Платону Александровичу.
- А с чего это он вдруг заторопился? Досадить кому хочет?
- Как в воду глядите, государыня. Об армии мечтает.
- Как это? Уехать из дворца?
- Нет, он к тому, чтобы в чинах продвинуться. Чистый ребенок: и от вас бы не отходить ни на шаг, и чины бы быстрехонько получать. Тогда, мол, государыня мне и работу по чину даст. Чтобы при деле быть. Не сам мне объяснять стал - я из него чисто клещами каждое обстоятельство вытащила.
- Вот, значит, крючочек-то на Платона Александровича какой.
- Вот-вот. И еще - больно ему нравится в форме на балах красоваться. Рассказывать мне начал, глаза горят, голос звенит. Спрашивает, к лицу ли ему мундир. Похвалила - прямо расцвел.
- Видишь, как оно получается, Анна Степановна. Все говорили, тихоня, скромник, а планы-то у него вон какие.
- У кого бы они другие были!
- И то правда.
- А насчет скромника, то они все, государыня, с этого начинают. Поглядим, как дальше развернется.
- Думаешь, развернется?
- И не сомневаюсь.
- Вот потому и хочу на родню его поглядеть. Ты непременно их, Анна Степановна, получше рассмотри. Слухи до меня дошли, что батюшка его на руку нечист.
- И что из того? Сын-то при чем? Да и кто у нас на Руси с чистыми руками-то до седых волос доживает? Много ли таких, государыня?
- Не хотелось бы, хотя так до конца жизни проискать можно.
- О чем и речь.
Павловск. Малый двор. Великий князь Павел Петрович, Е. И. Нелидова.
- У вас был Зубов, ваше высочество? Какие-то новости от императрицы? Неприятности?
- Вообрази себе, Катенька, вовсе нет. Он воспользовался предлогом, чтобы засвидетельствовать мне свое почтение по поводу нашего переезда в Павловск.
- От императрицы?
- Полно тебе, когда так бывало! От себя, и это меня больше всего удивляет. Он также спрашивал, нет ли у меня для него каких поручений. Шеф кавалергардов!
- Как видно, он не меняет своей единожды выбранной линии поведения. И это при том, что все кругом говорят, как портится характер у флигель-адъютанта.
- Это в чем же?
- Все толкуют о его надменности, спесивости и резкости в обращении со всеми придворными.
- Он не произвел на меня такого впечатления.
- Значит, Зубов умнее, чем я сначала предполагала. И все равно он мне удивительно неприятен.
- Ты заговорила о переменах, которые происходят с годами. Но вот сейчас луч солнца упал на твои волосы, и я увидел тебя Сербиной. Той самой прелестной Сербиной, которая сводила с ума весь Петербург. Тебя считали лучшей актрисой тех лет, и как жаль, что ты оставила сцену. Это была твоя жизнь, твоя стихия.
- Я так изменилась к худшему, ваше величество?
- Нет, нет, ты меня неправильно поняла. С годами ты стала много лучше. Для меня, во всяком случае, но ведь ты так любила спектакли и роли.
- Вкусы меняются с годами.
- Ты хочешь рассеять мое настроение. Но это бесполезно. Я не могу себе простить той жертвы, которую ты мне принесла. И продолжаешь приносить.
- Жертвы? Я не ослышалась, мой дорогой друг? Вы сказали, жертвы?
- Именно так. Ты отказалась от замужества.
- Я не могла себе представить замужества с нелюбимым человеком.
- Ты могла полюбить.
- Мне трудно строить подобные предположения, когда мои чувства все эти годы были заняты только вами.
- Но это-то и ужасно! Я не мог подарить тебе счастья совместной жизни. Я обрек тебя на двусмысленное положение. И я ничем не мог и не могу скрасить твою жизнь. Хотя бы в отношении подарков, средств к существованию.
- Бога ради, ваше величество, только не о меркантильных делах! Я решительно ни в чем не нуждаюсь и ничего не хочу.
- Ты приучила себя быть довольной и ничего не хотеть, и я не могу понять, как тебе это удается.
- Ваше величество, вы забыли, что я уже узнала цену дорогим подаркам и испытала свое полное безразличие к ним. Императрица в свое время…
- Знаю, знаю, ты имеешь в виду ту несчастную тысячу рублей, которую тебе подарила моя мать за твою игру на подмостках институтского театра.
- И бриллиантовый перстень!
- Ты никогда не носишь его.
- Я никогда не испытывала желания его носить, и поэтому…
- Ты продала его, Катишь? Ты продала его!
- Я сделала это не специально. Просто мне надо было помочь моей двоюродной племяннице с приданым.
- Как ты могла! Такую сумму я сумел бы выкроить из кабинетных денег.
- Вы боитесь вопроса императрицы? Не беспокойтесь, мой друг. Она давно перестала замечать мое существование.
- Императрица так восхищалась твоей игрой.
- Но институтский курс был окончен, а я - я отдала свое сердце вам.
- Это было одинаково опрометчивым шагом с твоей стороны и непростительно эгоистичным с моей…
Из рассказов Н. К. Загряжской А. С. Пушкину.
Потемкин, сидя у меня, сказал мне однажды: "Наталья Кирилловна, хочешь ты земли?" - Какие земли? - "У меня там есть в Крыму". - Зачем мне брать у тебя земли, с какой стати? - "Разумеется, государыня подарит, а я только ей скажу". - Сделай одолжение.
Я поговорила об этом с Тепловым, который мне сказал: "Спросите у князя планы, а я вам выберу земли". Так и сделалось.
Проходит год, мне приносят 100 рублей. "Откуда, батюшки?" - С ваших новых земель; там ходят стада, и вот за это вам деньги. - "Спасибо, батюшки".
Проходит еще год, другой, Теплов говорит мне: "Что же вы не думаете о заселении ваших земель? Десять лет пройдет, так худо будет: вы заплатите большой штраф". Да что же мне делать? - "Напишите вашему батюшке письмо: он не откажет вам дать крестьян на заселение". Я так и сделала: батюшка пожаловал мне 300 душ; я их поселила; на другой год они все разбежались, не знаю отчего. В то время сватался К. за Машу. Я ему и сказала: "Возьми пожалуйста мои крымские земли, мне с ними только что хлопоты". Что же? Эти земли давали после К. 50 000 рублей доходу. Я была очень рада.
Петербург. Зимний дворец. Екатерина II, П. А. Зубов, А. А. Прозоровский.
- Ваше величество, идучи сюда, я увидел в антикамере князя Потемкина, ожидающего аудиенции.
- Что же вас удивило, друг мой?
- Очередная аудиенция! Мне кажется, вскоре князь вообще расположится в вашем кабинете. А то и вовсе в личных апартаментах. Вы дня не можете без него прожить.
- Вы несправедливы, друг мой. Прежде всего не я приглашаю князя - в этом нетрудно убедиться, - а по своим заслугам князь имеет известное право первенства по сравнению с другими придворными чинами.
- В частности, перед Платоном Зубовым.
- Но ведь вы сейчас находитесь в кабинете, не Потемкин.
- Ах так! Вы допускаете, ваше величество, возможность обратного положения. Но имейте в виду: Платон Зубов не из тех, кто обивает пороги приемных. Но и не из тех, кто терпит присутствие неприятных ему лиц - даже за порогом комнаты, где находится.
- Вы очень раздражены сегодня, Платон Александрович. Право, не знаю, как смягчить ваше неудовольствие.
- Перестать принимать Потемкина и, наконец, отправить его подобру-поздорову на юг. Восточный сатрап должен находиться среди своих шатров, прислужников и - гарема. Думаю, его красавицы вянут без милостивого внимания своего хозяина. Говорят - правда, только говорят, - будто князь меняет за одну ночь нескольких, переходя из одного шатра в другой. Надо будет спросить его самого, не преувеличивает ли молва его возможности.
- Друг мой, этот тон разговора мне неприятен и вообще неуместен.
- Неужели? Кстати, компанию светлейшему составляет князь Прозоровский. Мне искренне жаль главнокомандующего Москвы: долго ему придется ждать окончания вашего разговора со светлейшим.