- А ты так с Анной Степановной разговор веди, чтобы государыня вас видала. Может, даже по виду твоему поняла, о чем речь. Надо полагать, не только не рассердится - еще как довольна будет.
- Тут бы, батюшка, актер какой нужен, а я что!
- Ты что? Хочешь в золоте и бриллиантах купаться? Хочешь богаче князя Таврического стать? Тут не то что актером, животным каким прикинешься, за рысака скакать будешь, за змею ужом извиваться.
- Приготовиться бы надо. Может, завтра…
- Никакого завтра! Сегодня! Слышь, Платон, сегодня же расстарайся. Дворцовые покои флигель-адъютантские долго порожняком стоять не будут. Не начать бы тебе локотки кусать, да и нам всем вместе с тобой. Сегодня же! А завтра поглядим, что выйдет.
Петербург. Зимний дворец. Будуар Екатерины. Екатерина II, А. С. Протасова, П. А. Зубов.
- Ждала, ждала тебя, Анна Степановна. Что-то ты сегодня заспалась - на тебя непохоже.
- Заспишься тут, государыня. Ночь-то ночи рознь. Тут и так еле-еле камер-медхен растолкала.
- Тебя-то? Чудеса!
- Никаких чудес, государыня. Это с моей-то стороны, а вот с другой! Тут уж поистине руками разведешь.
- И что скажешь?
- Что тут говорить: молодец что надо.
- Да ты по порядку. С чего бы это наш богатырь на атаку решился?
- Теперь-то уже и покаяться могу, государыня. Окольным путем велела до сведения родителя его довести. Влет все уразумел. Обещался немедля с сынком потолковать. Последним дураком его обозвал.
- Это еще почему? А может, не по душе парню должность.
- Еще как по душе. Родитель по секрету поделился, мол, что ни день к родителям заезжает, на судьбу свою сетует: не пришелся-де государыне по мысли. Уж как он ни старается, а государыня к нему хоть и милостива, да не ласкова.
- Родителю пенял? Даже так?
- То-то и оно.
- А родитель какие резоны для сынка сыскал?
- Да ведь, государыня, люди они простые, в придворных делах неискушенные. Советовал еще больше стараться, во всем угодным быть.
- Только и всего? А уразумел все же сразу.
- Да, может, не так и уразумел, как сын его с полуслова понял.
- Подсказал, что ли, отец?
- Где подсказал! Я полагаю, просто Платон Александрович приободрился да и бултых головой в омут.
- Крепко приободрился?
- Вы, поди, не видали, государыня, как меня между танцами в сторонку отозвал. Сначала на экосез пригласил. Хотела отказать - куда мне в пляс пускаться. Потом подумала, может, и к лучшему. А уж во время танца чудеса начались.
- Чего смеешься, Королева Лото? Чего развеселилась? На тебя не больно похоже.
- Случай особый, государыня. Как наш флигель-адъютант меня за талию обхватил, как ручкой-то своей железной прижал, так, верите ли, едва дух не испустила. Он все крепче сжимает да шепотом на ухо и говорит, мол, сегодня ввечеру книжку вам занести должен. Должен - и никаких. Еле ему стук условный сказать успела, а уж меня на старое место посадил и нету его. Ловок, прокурат! Куда как ловок!
- А что же раньше-то?
- Он и впрямь, государыня, приободрения требует. Молод очень. Не поднаторел. А о вас иначе как о небожительнице и не отзывается. Только что не молитву творит.
- Обо мне потом. Что дальше было?
- Дальше - дальше оглянуться не успела, уж в окнах развиднелось. Солнышко встало. Говорю, чтобы прочь шел, а он ни в какую. Вроде и ночи не было. О прислуге заговорила - рукой махнул: еще о них думать. Бесшабашный оказался, кто б подумал!
- Неплохо, значит.
- По мне, так куда уж лучше.
- Красного Кафтана не поминаешь?
- Да Бог с ним, с отцом семейства. Кисель он клюквенный - не Кафтан Красный. И от Королевы Лото, как черт от ладана, бегал.
- Ладно, Анна Степановна. У каждого свой вкус. А говорили-то еще о чем?
- Какие разговоры! На каждом слове на ваше величество сворачивал. И какие руки у императрицы красивые - на портретах только самых лучших такие увидишь.
- Невелик комплимент. Сама знаю, руки у меня хороши.
- И поступь какая величественная.
- А какой ей быть? Да и годы, хошь не хошь, свое берут. Не побежишь, не попрыгаешь.
- Полноте, государыня, вы и смолоду ходили чисто пава какая.
- Художники мне говорили.
- Сами видите, не придумал молодец. Правду говорит.
- А еще? Еще что говорил?
- Чтобы повторить, пиит какой записной нужен. Что твой Державин распелся. Подумала, обо мне забыл. Ан нет, петь-то поет, но и про дело не забывает.
- Про что? Про что поет, спросила?
- Мол, в глаза государыни заглядишься, голова кружиться начинает. Голубые. Бездонные. Ровно небо в полдень летний. Губы…
- Ваше величество, к вам господин флигель-адъютант добивается.
- С каким делом, не сказал? Ты что ли прийти велела, Анна Степановна? Знак какой дала?
- Упаси Бог. Да и зачем бы раньше времени? Поди, сам решился. Мол - раз козе смерть. Так и вчерась мне сказал.
- Зубов! Вы даже не дождались доклада камердинера. Но - это, может быть, и к лучшему. Я говорила сейчас Анне Степановне - поздравляю вас полковником и поторопитесь переехать в дворцовые покои. Флигель-адъютант - человек, которому следует всегда быть у императрицы под рукой. Анна Степановна, не почтите за труд - распорядитесь.
- Какой труд! Поздравляю вас с назначением, Платон Александрович, от души поздравляю. Дальнейшие ваши успехи служебные в ваших руках. Не обманите ожиданий императрицы.
- Ваше императорское величество, не нахожу слов благодарности. И полнейшей моей преданности. Я готов с радостью положить за вас жизнь мою.
- А вот уж это лишнее. Совсем лишнее. Мне нужна ваша жизнь, полковник, и вы должны об этом всегда помнить.
- Как прикажете, государыня. Отныне моя жизнь в полном вашем распоряжении. У меня нет никаких своих дел или своих желаний…
- Так-таки никаких своих желаний? Полковник! Я не ошибаюсь, вы залились краской? Это невероятно! Теперь тем более вы должны признаться мне, в чем же заключаются желания, от которых ради своей императрицы вы готовы отказаться?
- Государыня, простите меня, даже ради моей императрицы я не откажусь в душе от одного заветного желания. Оно родилось в моей душе, когда я впервые оказался во дворце. Но оно всегда было таким невероятным, что признаться в нем…
- Вы испытываете терпение вашей императрицы, полковник. Я приказываю вам говорить.
- Это совершенно невозможно.
- Я продолжаю настаивать!
- Государыня, вы лишите меня моего чина и отправите из дворца - ничего другого не последует за моим признанием.
- Теперь вы вызвали любопытство женщины, а это особенно опасно, поверьте мне.
- Но именно о женщине и идет разговор.
- Так в чем же дело?
- Государыня, только на коленях я могу признаться в том, что все это время видел в императрице… женщину. Самую красивую. Самую обольстительную. Самую… желанную. Казните меня, ваше величество?
- За что же, полковник?
- За святотатство! Ах, если бы вы были не императрицей. С каким бы упорством и отчаянием я бы добивался чести быть замеченным такой ослепительной женщиной.
- Нас разделяют годы, полковник.
- Годы? Для небожительниц не существует лет! У меня же есть глаза и в рое обольстительнейших сирен, которыми, как мне довелось слышать, так славится русский двор, нет ни одной, способной сравниться с вами. Ни одной! И разве я один говорю это? Мне передавали слова польского короля, который слывет дамским любезником и славится бесчисленными любовными похождениями, - он не встречал равной вам.
- Я должна вам верить, полковник?
- Вы можете не верить, ваше величество. Вы уверены в этом, не сомневаюсь. И сейчас я только молю Бога, чтобы ваш справедливый гнев не лишил меня счастья вас по-прежнему, хотя бы издалека, видеть.
- Но никакого гнева и нет, Платон Александрович!
- Вы… вы… прощаете мою дерзость? Вы не только прекрасны, ваше величество, вы еще и милосердны. Но тогда в знак прощения, может быть, вы пожалуете мне руку. Прикоснуться к вашей руке… Если бы это мгновение могло длиться!
- Оно будет продлено, полковник. Сегодня вечером. А пока займите ваше обычное место в моем кабинете. Дела не ждут.
- Сию минуту, ваше императорское величество.
Зимний дворец. Комната фрейлины А. С. Протасовой. А. С. Протасова, П. А. Зубов.
- Совета, говоришь, просить у меня хочешь, Платон Александрович. Что ж, в совете не откажу.
- Кроме вас, мне и посоветоваться не с кем, Анна Степановна. Дело деликатное. Боюсь, как бы государыню не прогневать. Только и семейство свое обижать мне никак нельзя.
- Семейство? О чем это ты?
- Вам ли не знать, Анна Степановна, состояния у родителей большого не было…
- Ах, вот ты о чем. Тогда мой тебе совет, о себе пока думай. Каждому овощу свое время. Сам едва в апартаментах устроился.
- Вот это меня и смущает, Анна Степановна. Только, с другой стороны, коли появилась моя родня в столице, выглядеть должна она достойно, а средств взять негде. Не один я сын у батюшки.
- Жениться братьям надобно.
- Сам так думаю, да ведь пока состояния не приобретут, кто за них пойдет?
- Плохо ты людей наших знаешь, Платон Александрович, совсем плохо. В столице связи-то куда дороже иного состояния. С ними, знаешь, горы ворочать можно.
- Может, подскажете что, Анна Степановна.
- И подскажу. Каких мыслей твой братец Дмитрий Александрович насчет женитьбы?
- Дмитрий? Не говорил с ним, но полагаю…
- Вот и ладно.
- А почему он?