- Мирабо - да, ваше величество, но при дворе никто подобным решением озабочен не был. Хотя король и почитал необходимым сделать известные уступки мнению общественному.
- Не забегай вперед, друг мой. Хотели - не хотели! Разве Неккеру ничего добиться не удалось? Разве не все зависело от состава штатов и числа голосов у привилегированных и представителей третьего сословия? Храповицкий, ты слышал мой вопрос?
- Государыня, Неккер добился почти чуда - одинакового числа голосов для третьего сословия и привилегированных.
- И в чем же дело?
- Но чтобы эта мера стала действовать, требовалась поголовная подача голосов, тогда как при существовавшей сословной - у привилегированных все-таки было два голоса против одного. Все, кто хотел подлинного обновления Франции, стояли за поголовное голосование, привилегированные и парламент - за посословное.
- На что решился король?
- Правительство колебалось до последней минуты, даже когда Генеральные штаты были уже в сборе. В результате вопрос был решен против его воли. Правительство потеряло инициативу.
- День созыва Генеральных штатов назначен?
- На 27 апреля.
- А избирательное право?
- Оно предоставлено всем французам, достигшим двадцати пяти лет, имеющим постоянное место жительства и занесенным в списки налогоплательщиков.
- Французы, надо полагать, вполне удовлетворены?
- Как сказать, государыня. Ведь этим последним условием исключается из числа избирателей все беднейшее население страны.
- Естественная и вполне благоразумная потеря.
- Но и повод для последующих рассуждений о неравенстве. Для народа, не способного платить налоги, даже появилось определение - "четвертое сословие".
- Думаю, здесь главным остается третье сословие.
- Государыня, посол прислал нам наиболее популярную, по его словам, брошюру аббата Сийеса "Что такое третье сословие?".
- Любопытно. И как же это сословие определяется?
- В брошюре всего три вопроса и три ответа. "Что такое третье сословие? - Все". - "Чем оно было до сих пор? - Ничем". - "Чем оно желает быть? - Чем-нибудь".
- Значит, сейчас начнется подготовка к выборам?
- Она уже началась. Население приступило к составлению наказов.
- Население? Все эти составляющие толпу люди?
- Конечно, нет, но люди либеральных взглядов и отдельные представители буржуазии, которые таким путем решили донести до правительства свои проекты и волю.
- Как говорил Мирабо, страшная болезнь старой власти - никогда не делать уступок, как бы в ожидании, чтобы у него исторгли силою то, что сегодня оно могло бы уступить вполне добровольно. Сколько же предполагается депутатов?
- Около тысячи двухсот человек, государыня.
Лагерь Потемкина в Малороссии. Г. А. Потемкин, А. В. Браницкая.
- Что это - никак Попов обратно бежит. Да еще как бежит. Забыл что? Только что все дела письменные вроде порешили. Неужто опять писаниной своей докучать станет!
- Григорий Александрович, батюшка! Новость-то какая! Поди, обрадуешься, князюшка! Графинюшка наша приехала!
- Какая графинюшка? В нашем-то лагере? Да ты что, Василий Степанович, - не иначе сон наяву увидел.
- Воистину сон золотой: графиня Браницкая Александра Васильевна ни морозу, ни слякоти не испугалась - прискакала. Сразу к тебе не захотела: переодеться, мол, с дороги надо. К любимому дядюшке в затрапезном виде ни-ни. Я ее в ханский шатер проводить велел - если не захочешь, можно иначе распорядиться.
- Нет-нет, все верно. Так и надо. Вот только боюсь, как бы ее приезд государыни не разгневал. Сам знаешь, не все то у нас гладко выходит, а тут не иначе без согласия императрициного. Упряма наша графиня, куда как упряма.
- Больно к дядюшке привязана. Что за грех!
- Это как государыне взглянется. Смотри, что с Варварой Васильевной учудила. Ведь назло мне, не иначе. Да вот и путешественница наша. Здравствуй, Сашура, здравствуй!
- Дядюшка!
- Не задуши, графинюшка. Знаю, умеешь ты обнимать да целовать. Да и силушкой тебя Господь не обидел. Какими судьбами в наших краях оказалась? Неужто государыня послала?
- Да что вы, дядюшка! Сама решилась. Сказалась нездоровой, мол, отдохнуть в своих поместьях разрешения прошу. В Белой Церкви.
- Поверила государыня?
- Какая разница! Не стала же мешать.
- Разница большая, Сашура. Мне гневить государыню по нынешним временам не с руки.
- Так разве не в полном согласии вы в Харькове распростились? Всем государыня осталась довольна, за все вас хвалила.
- Простая ты у нас душа, Сашура. Всем довольна была государыня при других. Как чиновника какого одобрила, да и то не больно-то наградила. О другом мне думалось. Надо бы в Петербург ворочаться, а и разговору такого нет. Вы, мол, друг мой, на юге нашей державе больше нужны. Вон какие вы чудеса тут творите. Короче - отказ полный. Даже временного приглашения не последовало. Что-то вся эта кампания Чесменские дела напоминать начинает.
- Это где граф Алексей Григорьевич Орлов командовал? Так там же одни победы были.
- Это верно - победы. Только чьи?
- Державы Российской, чьи ж еще!
- Вот именно! Только победы от людей зависят. Кабы не граф Алексей Григорьевич, хоть и не люблю его, может, и побед бы не было. Уж таково-то старался, из кожи вон лез. А что ему вышло? Отставка полная и запрет в столице бывать. Вот о том и говорю: не чесменская ли дорожка и Потемкину великой государыней уготована. Вот ты мне и расскажи, Сашура, что оно там у государыни деется? Соображать ты у меня не сильна, а примечать - лучше тебя и соглядатая не найти. Не обижайся, милушка, лучше о Варюхе расскажи, как это она там с государыней свадебку свою спроворила, дядюшку-благодетеля вокруг пальца обвела.
- А разве супруг Вареньки не у вас под командой? Я и письмо ему от Вареньки привезла, гостинцы всякие домашние.
- Ишь, заботливая какая стала. Хозяйка, ничего не скажешь. Не говорил я с Сергеем Голицыным о его свадьбе. Недосуг, да и неинтересно мне, что он выдумывать станет. Мне, Сашура, правда нужна. Ты мне ее и скажешь.
- Гневаетесь вы, дядюшка, на Вареньку. А за что, можно ли у вас спросить? Сами же решили ее за князя Николая Волконского посватать. Так ли, иначе ли - все замуж идти.
- Нет, не все равно. Ты что, цены князю Волконскому узнать не успела, пока в Крым ездили? Его-то государыня пожелала в самом интимном своем кружке иметь. Его - не Сергея Федоровича Голицына! Разговаривать с глазу на глаз ему доводилось с императрицей. Ну-ка, сколько персон императрицу весь вояж окружало? Ты по пальчикам, по пальчикам сосчитай!
- Принц де Линь, принц Нассау-Зинген, де Рибас, я, князь Волконский. Еще Кочубей…
- Что ж остановилась? Нету больше никого? Так вот мне и нужно было, чтобы князь близким мне человеком стал. Уж Варюха бы его быстро скрутила. Вон как ты своим графом командуешь: пикнуть не решается.
- Не люблю я его…
- Зато он, кроме тебя, света в окошке не видит. Тебе ли полная свобода да богатства несметные не милы? Приданого ты от государыни и дядюшки столько получила, что иной за целую жизнь во всех снах не приснится. Так бы и с Варюхой было, а теперь…
- Так сватали же вы ее, дядюшка, за Волконского. Государыня говорила, в тайности сватали.
- А еще что говорила?
- Что вскинулся князь. Обидных слов вам наговорил. Наотрез от Вареньки отказался, а сам в долгу, как в шелку. Неизвестно на что живет, на что дом московский содержит.
- Этот отказался, другого еще лучше по мыслям бы своим нашел. Не этого - коротконогого да косоглазого. Сама выбрала. Долго думала да дурью и разродилась.
- Дядюшка, да ведь, чай, обидно Вареньке стало. Срам такой на весь двор. Ведь все только о словах Князевых и толковали. Чуть не пальцами на бедную показывали. Вот она и заторопилась. Князю Сергею Федоровичу согласие дала, в ноги императрице с ним и бросилась, чтобы разрешила и благословила, раз дядюшка далеко.
- Ну, уж государыня наша противиться не стала.
- Какое противиться! Варенька сказывала, вроде как обрадовалась государыня. Мол, больно пара хороша. Перед вами заступиться обещала. Приданым наградила. Хорошим. Да князю в приданом и нужды нет - сам куда как богат. Дворец в Москве преогромный. Поместья. Государыня сама Вареньку и под венец убирала - честь-то какая!
- Убирала, а сама думала: вот тебе, Гришенька, вот тебе, папа, радость твоя. Простись с нею до конца своих дней.
- Дядюшка, о чем вы - в толк не возьму.
- Где уж тебе! Ревнует она меня к вам, Александра Васильевна, еще как ревнует. Подумать не может, чтобы мы счастливы да покойны без нее были. Чем старее, Тем злее становится!
- Дядюшка, дядюшка, так ведь у вас коли что и было…
- Замолчи, замолчи, Сашура, не твоего ума дело!
- Да я только, что давно это было. Так давно - уж забыть пора. Вы же, дядюшка, поди, забыли, зла не держите.
- Не я выбирал - мне и забывать легче.
- Вас забыть нельзя.
- Полно, Сашура, всех забыть можно. Одних - раньше, других - позже. Если обиды на сердце не осталось - легко, если осталась - тут уж сроку не угадаешь. У Екатерины Алексеевны самодержицы Всероссийской память долгой оказалась. А уж чего ни делаешь, чтобы сердечко крутое смягчить. Да не больно получается.
Петербург. Зимний дворец. Екатерина II, А. С. Протасова.
- Государыня, приехал наш граф, сказывали? Где ж он? Поглядеть бы, каким стал - кажется, от нетерпения сгорю!
- Ты про кого, Анна Степановна?