В общем, жизнь вокруг течет своим чередом. Привиделось, подумал купец, но сам себя прервал, вспомнив, как текла черная, дымящаяся кровь из маленьких ранок на губах Хрона, опустил глаза и увидел капли этой крови, испаряющиеся с дорожного ковра. Вздрогнул, но выйти не решился. Подождал, пока звуки ужинающих утихли, и народ разбрелся кто куда. Потом-таки прошел в общее помещение, сел за стол и перекусил тем, что оставалось. Насытившись и немного успокоившись, посидел, понурившись - в шатре остались только спящие, остальные ушли по своим делам, поговорить было не с кем. Поэтому снова отправился на боковую. В этот раз видений никаких не было, да и уснул сразу, не ворочаясь. Сны наутро вспомнить не мог, осталось только щемящее чувство тоски, возбуждение предыдущего дня уступило место унылому ощущению предопределенности, от которой никуда не уйти.
Утро открытия всемирной Ярмарки было поистине праздничным. Солнца, неторопливо взошедшие на небосклон, лили ласковый теплый свет на окрестности, подчеркивая пышное убранство Торговища. Купцы, принарядившиеся для такого случая, уже томились в ожидании первых покупателей. О том, что клиентура не замедлит появиться, свидетельствовали пыльные облака, приближавшиеся по всем дорогам. Вскоре за пылью стали видны и виновники маленьких пыльных бурь - со всех сторон появлялись охочие до покупок люди. Первый покупатель имел право на выбор любого подарка от любого купца, поэтому перед прибытием к Торговищу устраивались безудержные скачки за приз первому клиенту. А устраивались они так: съезжавшиеся со всех сторон Зории покупатели останавливались у городской черты - там, где собственно и начиналось Торговище. Знак об этом стоял на всех дорогах примерно на одинаковом расстоянии со всех сторон. С рассветом первого дня начала ярмарки все желающие участвовать в гонке наперегонки отправлялись к торговым рядам. Контроль над проведением гонок осуществляли устроители ярмарки. Для купца, чей товар выбран в подарок - это была наивысшая честь, безусловное предпочтение перед другими. В этом году первым прибыл обоз с дикарями, которые, впрочем, были достаточно цивилизованы и воспитаны, и мирской язык знали неплохо, получше многих местных. Жили не в Мире, поэтому и дикие - как их еще назвать. Владелец прибывшего каравана, одетый в одеяние из хорошо выделанных шкур, на бешеной скорости подлетев к воротам, резко притормозил, остановился и спешился, выкрикнув свое имя, которое устроителям нужно упомянуть будет в летописи очередной ярмарки. Звали его Бардем Кум. Потом с достоинством, неспешно, словно и не было этой дикой гонки, пошел по рядам, выбирая приглянувшийся товар. Заглянул и к Зигурду, скупив немало всего. Но, подойдя к Элизонде, который мыкался за прилавком, Бардем ахнул и набрал еще большую кучу. Потом, порыскав своими узко-разрезанными глазами по витрине, с восхищенным криком выхватил кубок. Кубок тот был выточен скромными монахами Пресвятого Прима из сапфиров, и так искусно сработан, словно из цельного камня, что ни единого шва, ни следов склейки не заметит и самое придирчивое око. Кум поднял руку с выбранным призом к небу и заорал: "Дар!". Элизонда бережно взял подарок, осторожно упаковал в ларец, и дрожащими руками, продолжая подмигивать, передал выбранное. Всё. Ярмарка началась, дар был выбран и принят.
Тотчас по рядам заспешили деловитые матроны со своими выводками, со всех сторон послышалось "мааам, ну купиии", строгие отцы семейств отрешенно бродили рядом, оживляясь при виде оружия, табака и других мужских радостей. То там, то сям слышался звон монет, шуршание укладываемого товара, радостный говор довольных приобретениями клиентов. Везде были улыбающиеся лица.
Зигурд улыбался тоже, улыбался так, что ему казалось - еще немного, и голова треснет по линии улыбки. Ярмарка стала ему не в радость, он так мечтал, что приз будет выбран из его товара, что именно его имя занесут в летопись, что он будет признан лучшим. Клокочущая ярость, не сравнимая ни с чем, что он чувствовал ранее, заливала разум. Поднимая колышущуюся багровую завесу перед глазами, отнимая рассудок. Зигурд шепнул помощнику, что плохо ему и ушел от греха подальше в шатер. Там попытался взять себя в руки, выпив воды, потом вина, потом быстро походив вокруг стола. Ничего не помогало, гнев не утихал, а напротив, разгорался еще более. Перед глазами стоял момент, когда дикарь кричит "Дар!", размахивая элизондовым синим кубком. В беготне и попытке успокоиться утекли дневные часы, его люди начали собираться, подсчитывая заработанное за день, вписывая в книги. Уставшие продавцы, устроившись после тяжкого трудового дня на ужин с хорошим бокалом вина, поздравляли друг друга с удачей и желали торговли до последней нитки. Зигурд натянуто улыбнулся входящим, собрал дневную выручку, сложив ее в окованный металлом сундук, проверил записи, выслушал новости и, молча отужинав, ушел к себе. Его собеседники, переглянувшись, непонимающе пожали плечами. Как можно быть в плохом настроении в такой прекрасный день. Пометавшись по своей походной спальне, Говарди понял, что уснуть ему сегодня не удастся, и решил выйти прогуляться. Вышел из шатра и тут же нос к носу столкнулся с подвыпившим Рамоном Элизондой. Остановились друг напротив друга - высокий, статный Зигурд - красивый, с буйными кудрями и плюгавый, низенький Рамон. Рамон, выпив на радостях - его имя будет в веках прославлено, как удачливого купца, вручившего дар, был блаженно весел. Он пришел, по-соседски посидеть с кровником, и отпраздновать такое значительное событие в жизни каждого из торгового люда. Выпив со своими, стал слюняв и сентиментален, лез ко всем с нежностями. Пришло в его нетрезвую головушку, что надо пойти и помириться с соседом.
Зигурд нервно дернул плечом, сопротивляться багровой пелене уже не было сил. Он подошел к своему более удачливому сопернику и, обхватив его голову сильными, привычными к тяжелым грузам, руками сдавил ее изо всех сил. Голова Рамона затрещала, глаза выкатились, и взгляд стал таким жалобно-непонимающим.
Но Зигурда теперь ничего не могло остановить, сдавливая голову, он словно танцевал странный танец, переминаясь с ноги на ногу, стягивая сапоги с ног, не отпуская свою безропотную, поникшую в страшном предчувствии, жертву. Опустил вниз незадачливого купца, тот упал на колени, шепотом моля отпустить, не причинять боли, но поздно. Уже и обувь сброшена, и крупные ноги Зигурда начали попирать мягкое, еще такое живое и горячее тело противника. Происходило это в тишине, разговаривали они шепотом, поэтому никто не всполошился, все были заняты своими ежевечерними делами, готовясь к отдыху. Зигурд переминался на поверженном теле, пока все косточки не стали раздробленными, мягкими - годы многократного повторения отточили умение. То, что еще недавно было удачливым Рамоном Элизонда из городка Квартиты, постепенно становилось плоским куском мяса. И снова Зигурд не пролил ни капли крови, не замарав своих ступней. Вот и закончилось, Говарди облегченно вздохнул, в голове пронеслось когда-то и где-то сказанное: "нет человека, нет проблемы", чувства его притупились - ощущал только облегчение и усталость. Потом услышал чье-то горькое рыдание и мерзкий смех, такое знакомое.
Полог его шатра откинулся и вышел Малик. Увидев, что сотворил купец на священной почве Торговища во время ярмарки, Малик содрогнулся. Долг любого - задержать преступившего закон, который никогда до этого не был нарушен. Но этот наемник, хоть и работал за деньги, к Зигурду относился лучше, чем просто к работодателю, поэтому подошел и шепнул ему:
- Беги, купец. Мой конь под седлом с краю на коновязи, его сам Хрон не догонит, бери его и беги.
Но было слишком поздно, всем срочно понадобилось выйти на воздух, и целая толпа купцов обступила убийцу и его жертву. Малик отступил в тень, и словно слился с ней, посверкивая глазами из мрака. Зигурда немедленно задержали, срочно вызвали главного устроителя Ярмарки, отправили гонца за ближайшим представителем рода де Балиа. Слух об убийстве распространялся со скоростью степного пожара, очевидцы шепнули своим, а уж потом пошло-поехало - к рассвету знали и покупатели о вечернем происшествии. Случившееся повергло в шок - в пыль втоптаны вековые традиции, в чем можно теперь черпать уверенность? Как жить дальше, шептались старики, приехавшие на эту ярмарку, может быть, последний раз в жизни… Среди покупателей прошел слушок, что теперь торгов не будет, и закроются купцы, не расторговавшись.
Всю ночь заседали устроители ярмарки и купцы. Последние, конечно, были за продолжение торговли, потому как средства затрачены немалые, и возвращаться обратно с полными руками товара, среди которого много скоропортящегося - совсем им не улыбалось. Устроители ратовали за закрытие опозоренного Торговища и перенесения его в другое, выбранное советом кастырей, место. На рассвете прибыл гонец, с трудом сползший с полузагнанной лошади и привезший известие от весовщика из Поветренного, в ведомость которого входят эти земли. Велено было: ярмарку продолжать, купца надежно охранять, не пуская к нему никого из верных преступнику людей, кормить, пока не применять никаких мер воздействия. Де Балиа спешил к месту преступления и обещал прибыть к обеду.
Брант де Балиа сдержал данное слово, прибыл ровно в полдень, и, невзирая на усталость после долгого и спешного пути, решил осмотреть место происшествия и допросить подозреваемого. Врожденный такт не позволял весовщикам до проведения дознания называть подозреваемых виновными. Придя на место преступления, он некоторое время стоял неподвижно, потом переходил с места на место, воссоздавая в уме картину произошедшего, уделив особое внимание присыпанному песком темному пятну. Склонился, взяв в горсть пригоршню песка, потемневшего от влаги - убитый перед смертью сильно вспотел и обмочился.