Пронесся порыв ледяного ветра, прошелестел опадающей листвой и затих. Снова стихло все. Ночные обитатели притаились, почуяв неладное. В центр раздувшегося змея с неба ударила одна единственная молния, расплавившая, сплавившая змея и человека, вложившая в него все обещанное Хроном. Раздувшийся змей, претерпевая страшные муки, взбугриваясь и опадая, начал подниматься ввысь, вытягиваясь. Вот уже зазеленевшая голова приподнялась над лесом. Жидкость, бывшая в телах змея и проглоченного вскипала, перемешиваясь, превращаясь в драконью кровь. То, чему не было названия, становилось Драконом, один из тех, о ком гласило древнее пророчество. Человеческие желания дышать-есть-пить-размножаться заменились на нечто другое. Тоска и уныние, желание жить - испарялись. Все сильнее хотелось убивать. Убивать все, что есть в Мире, не разбирая. Проклюнувшиеся крылья просились в полет, размяться. Пустой желудок алкал пищи. Затуманенный превращением мозг стонал и клянчил то водки, то громко орал себе же в череп что - то об убийстве всего и всех, командуя, как на плацу. Превращенный вытянул рогатую голову к воде, уже вернувшей изначальный запах, повернулся, оглядев себя сначала одним глазом, потом другим. Одобрительно кашлянул, взмахнул крыльями, на окраинах затухающего человеческого сознания промелькнуло: "И зачем я раздумывал так долго, если бы сразу согласился, наверное, и ямы бы не было.
Драконом-то быть о-го-го как! Никому ничего не должен и никто мне не нужен…"
Мысль пискнула, затихая и исчезая бесследно. Новый Дракон, в своем новом обличии, побрел сквозь свой лес на охоту - еще не окрепшие крылья отказались нести зеленую тушу - желая подкрепиться и проверить владения. Часть исчезающего человеческого сознания напомнила, что где-то неподалеку должны быть тетка Глафира с односельчанином, которыми можно славно перекусить.
Глава 7
Искушение весовщика
В семье де Балиа испокон веков рождались только мальчики, которые несли и прославляли родовую фамилию и герб - весы, меч и повязку на глаза. Поэтому жен брали из любых кланов, да и свободнокровых не чурались. Мужчинам де Балиа печатью крови назначено стать измерителями чужих грехов - судьями мирскими.
Иногда матери, жены весовщиков, на сносях которые уже, видели страшные сны, как их новорожденные сыновья начинают говорить, говорить те самые слова Большого Проклятия, и их забирают во Дворец для взращивания престолонаследников. С криками просыпались тогда будущие матери и, обливаясь горькими слезами, дрожащими руками прикасались к округлым животам, чтобы удостовериться, что дети их - на месте и молчат пока. Велика честь быть матерью Прима, но и нет участи горше, чем не видеть, как растет чадо твое, рожденное в муках и слезах. Но в семьях де Балиа не было ни одного случая рождения Прима, Вес не отпускал своих детей, не отдавал их никому. Лишь мужчины рода де Балиа могли преследовать виновных годами, только весовщики находили след там, где никто более не смог, только весовщик мог быть и судьей и палачом, только весовщик способен видеть следы крови там, где она была пролита, как бы не пытались эти следы уничтожить.
Благословенную Блангорру судил ныне Скаррен де Балиа, младший отпрыск, вотчину свою ему оставил отец Кантор де Балиа, когда решил уйти на покой.
Старшие сыновья были разосланы по городам и весям Мира. Младшего же отец решил оставить при себе, и, будучи Маршаллом, повелел должность свою передать Скаррену, дабы наблюдать за ним. Но ключа не вручал - велел дождаться своей смерти, и лишь тогда передать ключ сыну, если не будет других, более достойных кандидатов. С детства был замечен Скаррен в излишней любви к монетам любого достоинства, и в чрезмерном стремлении скопить таковых монет как можно больше.
Тратить же их де Балиа-младший не любил. Любовь к деньгам для весовщика - это было так странно, что, когда отец заметил эту черту в сложном характере своего отпрыска, он решил всяческими путями воспрепятствовать развитию ее, и не отпускал сына далеко и надолго. Когда Скаррен оставался в своей комнате и доставал из тайника накопленные всякими правдами и неправдами сокровища, лицо его искажалось, становясь похожим на какую-то старую мерзкую рожу, отягощенную годами, грехами и неприличными болезнями. Глубокие морщины бороздили юное чело, оттягивали углы рта, который становился похожим в такие моменты на звериную пасть, глаза начинали гореть нехорошим огнем - словом, симпатичный юноша превращался в злобного карлика. Но, выходя из комнаты, Скаррен на людях становился совершенно бесстрастен, бескорыстен и неподкупен, каким и следовало быть любому из весовщиков. Лишь отец, который лишь в раннем детстве показывал какие-то чувства к своим сыновьям, по достижению ими отрочества, становился таким же отстраненным, как и в зале суда, заметил у своего младшего отпрыска странные отклонения. И то случайно. Кодексом Веса весовщикам и всем их семьям было запрещено принимать участие в каких-либо играх, спорах, пари и тому подобных развлечениях. А Скаррен умудрялся не то, что единожды поучаствовать - он постоянно ввязывался во всё, где можно только заработать. Мальчик, а позже юноша, становился яростным спорщиком и игроком, постепенно становясь завсегдатаем всех близлежащих игорных заведений, прикрываясь своей второй личиной - мол, был я там для того, чтобы предотвратить возможные преступления - и ведь никто не мог это утверждение опровергнуть.
Причем, как игрок и спорщик был он очень удачлив - ни единой монетки из его сбережений не было проиграно или проспорено. Скаррен предпочитал жить и столоваться у родителей - пока не стал судьей Блангорры и не смог поселиться во Дворце правосудия, по-прежнему не желая тратиться на проживание и питание. По этой же причине до сих пор он не нашел себе подругу, благоразумно объясняя окружающим свою неготовность к серьезным отношениям. А отец однажды сквозь неплотно закрытую дверь увидел истинную страсть и настоящее лицо своего сына и был напуган появившимся злобным хроновым детищем - в тот момент, когда он любовался своими сокровищами. Впервые кровь Веса засбоила и проявилась какой - то чудовищной смесью в наследнике. Когда пришло время держать экзамен на принадлежность к касте, Скаррен каким-то чудом сдал его, хотя из всех кастовых качеств он мог лишь видеть пролитую кровь, все остальные не проявились. Но что - то случилось, и экзамен был сдан. А где-то на окраине Вселенных, в темных залах хронилищ Хрон усмехнулся, а на небесных полянах вздрогнул Вес. Непогрешимая слава и незапятнанная честь многих поколений де Балиа сыграла свою роль, отец не смог найти причины и отказать и пришлось передать свою должность, но не ключ.
Ключ все еще хранился у него. Скаррен стал верховным судьей Блангорры, по сути, исполняя все обязанности Маршалла, но, не являясь таковым по названию. Скаррен до поры не подозревал о неусыпном надзоре своего отца, который умел находить слуг и приверженцев везде, даже в свите сына. Никто в Мире не знал о пагубной страсти будущего кастыря к монетам и поэтому сведения о новых ценах на судопроизводство и вынесение приговора были восприняты совершенно спокойно - лишь скупцы пошептались, что вот-де государство обеднело, даже теперь весовщикам доплачивать надо. Появилось множество мелких контор-посредников, которые обещали предоставить в самые кратчайшие сроки сбежавших виновных - привести их к полноправному судье - весовщику, от которого потом требовалось лишь, рассмотрев дело, вынести приговор. Заключались браки - записи делались самые, что ни на есть подлинные, только вот семей таких не существовало - ради выгоды, жилья, работы, да мало ли зачем нужны фиктивные браки. Да и всякие другие услуги - весовщику следовало только сделать коротенькую запись в книге своей и все, а полновесные кошели попадали в ящик "для пожертвований". Этим занялись свободнокровые, беря плату за посреднические услуги. Вскоре поползли слухи о том, что можно склонить чашу весов вины и отклонить карающий меч даже от виновного. Первый из помилованных убийц не вынес своего освобождения, и вскрыл себе вены, даже не дождавшись рассвета, сам отрезал себе уши, вручив себя в руки Хрона. Потому как миряне, в большинстве своем, народ, чтящий кодексы и совестливый. Попавшие в руки весовщиков чаще всего сознавались в содеянном без применения силы, и отбывали положенные наказания, чтобы потом начинать с чистого листа. Или быть казненными за то, что по мирским законам не могло остаться безнаказанным. Законы были достаточно мягки и разумны. Ныне же - получив незаслуженную свободу, преступившие закон растерялись - устои Мира поколеблены. Если весовщик оправдывает заведомо виновного, что будет дальше?
Грабители, тиманти, фальшивомонетчики и всякая другая шушера почувствовали безнаказанность и вовсе распоясались. Караваны купцов, ранее беспрепятственно путешествовавшие по всему Миру, теперь отправлялись в путь только в сопровождении сильнейшей охраны, и только из мужчин клана повитух, у которых в крови преданность. Свободнокровкам работы хватало - на подхвате у весовщиков.
Темнобородый все чаще усмехался, злорадно потирал руки, заслышав имя Скаррена де Балиа, судьи, продающего справедливость, и не за маленькие деньги - но к нему не вел ни один след и никто в Мире не мог предъявить ни малейшего обвинения. Правосудие теперь стало платным, в расчет брались только деньги - его не интересовало то, что можно за них купить. Все остальное доставалось бесплатно - девки, яства, драгоценности, лучшие палаты во Дворце правосудия, которое теперь окривело на один глаз с пришествием этого лжевесовщика. Подряхлевший отец старался пристально следить за своим непутевым чадом, но уже многие из наушников переметнулись на сторону богатства - где плавает такое количество грязные денег, каждый может сколотить и свое состояние. Бросали честную и праведную службу на благо мирян и шли богатеть в ряды послушников Скаррена.