ГЛАВА 25
ПАСМУРНАЯ ОСЕНЬ
Осень восемьсот сорок третьего года Господня была в Урсале пасмурной. Унылость серых небес отзывалась тоской и унынием в душах и сердцах.
- Вы собираетесь их навестить? - спросил Дануба герцог Калас в один из дождливых дней.
Невзирая на дождь и холодный ветер, король и герцог прогуливались по саду. Вопрос касался сыновей Констанции и Дануба. Мальчики вместе с матерью жили теперь в Йорктауне - самом крупном городе провинции Йорки. Она лежала к востоку от Урсала и представляла собой живописный холмистый край с плодородной землей и благодатным климатом. Придворная знать обожала эти места и часто проводила там зиму.
- Мое место здесь, рядом с моей женой, - твердо ответил Дануб и заметил, как поморщился в ответ на его слова Калас.
- По обыкновению, королевская чета всегда проводит зиму порознь, - напомнил ему герцог.
- Прикажешь королю зимовать с бывшей любовницей? - с язвительной усмешкой спросил Дануб. - Даже если она и является матерью двух его сыновей?
- Констанция была бы рада вас увидеть, - осторожно заметил Калас.
Он недавно посетил Йорки и, навестив опальную придворную даму, был удручен ее подавленным состоянием.
- Я не хочу больше об этом слышать, - заявил король.
- Но эти мальчики - ваши сыновья, наследники престола, - не унимался герцог. - На вас лежит ответственность за будущее королевства. Осмелюсь заметить, более серьезная ответственность, нежели ваш долг по отношению к супруге.
- Думай, о чем говоришь!
Дануб остановился и сердито посмотрел на собеседника. Однако Калас, являвшийся другом короля с тех давних времен, когда тот зеленым юнцом взошел на престол, спокойно выдержал взгляд своего господина, не отвернувшись и не потупив глаз.
- Становясь королем, вы знали, что существуют вопросы, которые выше личных пристрастий, - напомнил он Данубу. - Обязательства монарха перед своим королевством несравненно выше, чем ваши личные симпатии и антипатии. То же самое применимо и ко мне как к герцогу Вестер-Хонса. Будь у меня выбор, неужели я отправился бы тогда в Палмарис, чтобы прозябать в этой глуши бароном?
Король Дануб промолчал.
- Мервик и Торренс - наследники короны, - продолжал герцог. - Мервику предшествует принц Мидалис, правящий в далеких и диких краях, а Торренс идет непосредственно за старшим братом. Вероятнее всего, один из ваших сыновей в свое время станет королем Хонсе-Бира. Разве это не так?
Дануб продолжал избегать его взгляда.
- Представляю, в какого правителя может вырасти каждый из них, если мальчики будут воспитываться вдали от двора и от отца, - с явной горечью произнес герцог Калас. - Что должны они подумать, зная, что отец даже не хочет повидаться с ними? Возможно, вам стоило бы подумать о том, чтобы в случае вашей смерти бразды правления перешли к Джилсепони. Но какие чувства будет испытывать к ней ваш преемник? Разумеется, я не говорю о принце Мидалисе.
Дануб с шумом втянул в себя воздух. Ему хотелось отчитать Каласа, а то и просто ударить его по лицу за дерзкие речи. Но можно ли пощечиной заглушить горечь правды? И почему, почему Констанция вдруг решила покинуть Урсал? После ее отъезда вся жизнь Дануба пошла кувырком! Многие придворные тайно обвиняли в этом Джилсепони. Король слышал, как они язвительно перешептывались о его жене, и видел, какие злобные взгляды они бросали в ее сторону.
- Почему она уехала? - вслух произнес Дануб, обращаясь больше к себе, нежели к Каласу.
- Потому что для нее было невыносимо видеть вас рядом с Джилсепони.
Герцог говорил искренне, однако он не знал всей правды. Констанция благоразумно помалкивала о своих попытках отравить королеву. Сама Джилсепони, верная слову, тоже молчала о злодеянии придворной дамы.
- Она давно знала, к кому влечет меня сердце; еще задолго до того, как Джилсепони стала королевой, - возразил Дануб. - Я несколько лет подряд проводил лето в Палмарисе, чтобы быть в эти дни рядом с Джилсепони, и никогда не скрывал от Констанции своих искренних чувств к этой женщине. Я не вел с ней двойную игру.
- Насколько я понимаю, вы пытаетесь у меня узнать, не допустили ли какой-нибудь ошибки? - без обиняков спросил Калас.
Король бросил на него недовольный взгляд.
- Могу ответить: допустили, - смело заявил герцог.
Дануба передернуло, но он по-прежнему молчал, не делая попыток прервать собеседника.
- Вам следовало сделать Джилсепони своей любовницей и оставить ее в Палмарисе, где ей самое место. А если вы решили назвать кого-то королевой, то ею должна была бы стать Констанция Пемблбери. Но вы поставили свои мужские потребности выше интересов двора.
- Убирайся вместе со своим двором в преисподнюю к Бестесбулзибару! - взорвался король. - Ты осмеливаешься утверждать, что Джилсепони не место в Урсале, повторяя мерзкие сплетни надушенных придворных девок! Как же, Джилсепони, эта простолюдинка, посмела вторгнуться в их прелестный мирок, да еще и воссесть на троне, о котором втайне мечтала каждая из этих развратных идиоток! Трон - вот что для них важно, а не тот, кто сидит на троне рядом с королевой. С меня довольно!
- Вы сомневаетесь в том, что Констанция вас любит? - удивленно спросил герцог Калас.
Вместо ответа Дануб рявкнул:
- Как ты осмеливаешься так говорить со мной?
- А разве я вам не друг? - осведомился Калас.
- Друзья так себя не ведут, - негодующим тоном парировал король, ткнув пальцем в его сторону. - По моим наблюдениям, герцог Таргон Брей Калас почти ничего не делал, чтобы помочь Джилсепони освоиться с жизнью в Урсале. Я не слышал, чтобы Калас защищал свою королеву, защищал жену своего друга, от сплетен и клеветы, преследующих ее на каждом шагу!
Герцог весь подобрался. Они с Данубом долго смотрели в глаза друг другу. Каждый понимал, что эта стычка назревала уже давно, и каждому из них было горестно сознавать, что повернуть назад невозможно.
- Я отправляюсь на зиму в Йорктаун, - объявил Калас.
- Констанции не следовало уезжать, - бесцветным голосом заметил Дануб.
- Она видела, что у нее нет иного выбора.
- Я не должен был этого допустить.
Герцог Калас едва не поперхнулся, удивленно округлив глаза.
- Я не должен был допустить отъезда детей, - пояснил король. - Весной они непременно вернутся в Урсал и будут проводить здесь каждое лето. Зимой, если захотят, они смогут оставаться с матерью в Йорктауне. Разумеется, Констанция тоже может вернуться в Урсал. Да, таково мое решение.
Он посмотрел на герцога и вопросительно вскинул бровь.
- Ты имеешь что-нибудь сказать по этому поводу?
- Вы - король. В вашей власти делать то, что вы сочтете наилучшим, - дипломатично, но с заметной долей иронии отозвался герцог Вестер-Хонса.
Сдержанно поклонившись, он повернулся и зашагал прочь. Дануб смотрел вслед Каласу и отчетливо сознавал, что отношения между ними изменились навсегда.
Она сделала вид, что не слышала ни глумливых перешептываний, ни раздавшихся вслед за ними язвительных смешков. Однако когда в комнату через противоположную дверь вошел главный королевский повар, неся поднос с кушаньями, и обе фрейлины захихикали еще громче и бесстыднее, Джилсепони поняла, что на этот раз должна вмешаться.
Последняя сплетня, гулявшая по замку, недвусмысленно намекала на более чем теплые отношения между королевой и Кениканом. Джилсепони понимала, что так этого оставлять нельзя. То была уже не просто сплетня, а намек на измену, угрожавший не только ее репутации, но и наносивший удар прямо в сердце Дануба.
Не поворачивая головы и сохраняя на лице спокойное выражение, Джилсепони направилась к этим дамам.
- Я бы советовала вам осторожнее выбирать слова, которые слетают с ваших грязных языков, - сказала она.
Если не считать столкновения с Констанцией, королева уже давно не опускалась до разговоров с придворными сплетниками и клеветниками.
- Вы можете не бояться задевать королеву Джилсепони, - тихо продолжала она, проходя мимо и не глядя на замершую в испуге парочку. - Но страшитесь задеть Джилсепони Виндон, жену Полуночника.
Отойдя на несколько шагов, она быстро оглянулась. Одна из фрейлин стояла с побелевшим лицом, другая ошеломленно таращила глаза на королеву, словно Джилсепони переступила все допустимые в придворном мирке границы. Именно это и было ее намерением - показать этим гусыням, что она не преминет осуществить свою угрозу. Придворные дамы были изощрены в умении вести закулисные битвы, пользуясь оружием сплетен и ощущая при этом свою полную безнаказанность. Им было совершенно неведомо открытое столкновение с противником, причем с таким, который умеет сражаться не только словами.
Выражение ужаса и замешательства на лицах придворных сплетниц сопровождало Джилсепони вплоть до покоев, которые она занимала вместе с Данубом.
Король был чем-то удручен. Он сидел, глядя в пол, и даже не поднял головы, когда вошла его супруга. Джилсепони присела напротив Дануба и стала терпеливо дожидаться, пока тот заговорит.
- Чего бы я только не отдал, чтобы у нас с тобой был ребенок, - наконец произнес король, по-прежнему не поднимая головы.
Джилсепони хотела было ответить ему, однако промолчала. Почему это Дануб вдруг заговорил о ребенке? Ради укрепления их любви или ради интересов государственной политики? Судя по тону, король, скорее всего, имел в виду последнее.
- Ты считаешь, что тогда при дворе стало бы легче дышать? - спросила она.
Дануб пожал плечами, продолжая глядеть в пол. Столь непривычная для ее мужа поза свидетельствовала о том, что произошло нечто весьма и весьма неприятное. Возможно, его ушей успели достигнуть сплетни про нее и главного повара.