- А нечего зариться на спину еще не виденного ни разу наяву дракона, - весело заключил лекарь, и слегка сжал бока Шелеста пятками, намекая, что можно пробежаться чуть побыстрее, что тот с радостью и исполнил.
Так что, обижаться и релаксировать Веровеку резко стало некогда, пришлось поспевать за умчавшимися вперед спутниками.
Они остановились на привал чуть позже полудня, притом что Шелест, что Ставрас с Шельмом могли бы скакать и дальше, а вот конь Веровека, да и он сам, уже запыхались.
Лекарь притормозил коня, выехав к небольшому озеру, и спешился на берегу. За ним на землю спрыгнул Шельм, и сам, без отдельных указаний лекаря, принялся расседлывать Шелеста, с которым, кажется, уже сроднился. Тот в свою очередь не возражал и смотрел с одобрением. Веровек тоже спешился, правда, не так легко и изящно, как Ставрас и Шельм, все же лишний вес в таких делах не лучший помощник, зато, глядя на шута, тоже без понуканий со стороны лекаря начал расседлывать своего коня.
Ригулти посмотрел на них, посмотрел, а потом ехидно так поинтересовался:
- Вы что же думаете, что это уже привал на ночь?
- Нет, конечно, - отозвался шут, пожав плечами. Королевич замер, не до конца стянув седло со спины коня.
- Тогда, зачем расседлываете? Им еще скакать и скакать, - припечатал он, но Шельм посмотрел на напрягшиеся плечи Веровека и весело объявил:
- Не раньше, чем я их искупаю.
- А если я скажу, что раньше?
- Шелест, Солнышко, скажи своему извергу, что ты хочешь со мной купаться. Ну, ведь, правда, хочешь, признай!
Тот покосился на хозяина и тоненько, противненько, заржал. Ставрас хмыкнул и махнул рукой: уж перед кем, кем, а перед своим боевым конем он лицом в грязь упасть точно не хотел, и, зная шута, тот непременно подстроил бы ему какую-нибудь гадость, если бы он отказал ему сейчас. Да и прав Шельм, освежиться было бы очень кстати.
Шельм купался, весело хохоча и чистя коней специальным скребком, который извлек из всего того же походного кулона. Ставрас, уже искупавшийся, стоял на берегу, подставляя влажное после купания тело благосклонному солнцу, и с каким-то непонятным себе самому удовольствием наблюдал за голубоволосым мальчишкой, резвящимся в воде вместе с довольными до нельзя конями. Рядом с ним на траве развалился королевич, тоже смотревший на шута, не обращающего ни на кого внимания кроме, разве что, своих ненаглядных четвероногих.
- Я всегда завидовал ему, - неожиданно произнес Веровек тихо-тихо, но Ставрас услышал. - До четырнадцати лет жил спокойно, читал книги о подвигах, втихаря от маменьки учился махать деревянным мечом под присмотром начальника дворцовой стражи, воображая себя великим воителем, а потом появился он и перевернул весь мой тихий мир с ног на голову. Я восхищался им, смелым, решительным, свободным. Он в пятнадцать знал и умел столько, сколько я до сих пор не знаю и не умею. Но я хотел научиться, а маменька сказала, что не к лицу мне общаться со всяким отребьем без рода и племени, и взялась за меня всерьез, когда вместе с ним застукала…
- Как же она тебя в этот раз отпустила?
- А она не отпускала. Мы с отцом, как заговорщики, отправили к тебе шута в самый последний момент, когда все уже собрано было, и когда маменька в церковь пошла, поклониться Крылатому Богу с Драконьим Лицом.
- И что же, были так уверены, что соглашусь?
- Отец сомневался, а я был уверен, что Шельм тебя убедит.
- Хм… убедил, не спорю. Но, знаешь, он сам был против этого путешествия.
- Потому что я его так достал, да? - опустив голову в землю, пробормотал королевич. (?)
- Нет. Потому что считает, что ты не достоин Радужного Дракона.
- Можно подумать, я этого не знаю.
- Знаешь? Тогда, за что мне король платит самоцветами? - уже догадываясь за что, спросил лекарь. В озере катался на спине Шелеста хохочущий в голос обнаженный шут, и ему явно было глубоко плевать на то, о чем его спутники разговаривают на берегу.
- Хочет, чтобы ты сделал из меня мужчину, достойного его трона, - прошептал королевич и поднялся с земли, спеша спрятать свое обсохшее тучное тело под одеждой.
Ставрас окинул его оценивающим взглядом, и решил, что просто не имеет права не отработать горсти драгоценных камней, выданных ему королем авансом в полном объеме.
Когда Шельм вместе с конями выбрался на берег, то с изумлением застал спутников с мечами в руках, причем, откуда Ставрас извлек свой для Веровека, было непонятно, ведь меч королевича остался вместе со всей его поклажей, сброшенной второй лошадью в столице. Но, похоже, и у лекаря имелось нечто наподобие походного кулона шута.
Ставрас походу учебного боя делал замечания, легко уворачиваясь от неуверенных и робких замахов королевича, но было видно, что доволен тем, что тот все же не потерял навыки, привитые еще в детстве.
Шельм понаблюдал за ними какое-то время, но ехидных замечаний, так и просящихся на язык, отпускать не стал. А потом, обсохнув, отошел в сторонку седлать коней, за одно соорудив нехитрый перекус бутербродами с салом на всех. Не зря же, они у радушного барона пополняли запасы. Не к месту вспомнилась ведьма с сыночком, и Шельм поймал себя на мысли, что так и не выяснил у Ставраса, что они с бароном с ними сделали, ведь за завтраком обоих не было видно. Стало любопытно, но отвлекать лекаря и королевича от поединка он не стал. Положил их долю на небольшую тряпицу, вышитую цветами и драконами, расстеленную прямо на траве, быстренько дожевал свой кусок хлеба с салом и отошел чуть поодаль от места стоянки, чтобы не слышать звона, то и дело скрещивающихся мечей.
Там и нашел его Ставрас: сидящим на небольшом выступе у воды, и облокотившимся на выступающие над землей корни старой, плакучей ивы.
- Вы закончили? - услышав его шаги и не поворачивая головы, спросил шут.
- Да, - немногословно отозвался лекарь, облокотившись на ствол дерева сбоку от сидящего в корнях шута.
- Ставрас, - не спеша подниматься и возвращаться на место их привала, позвал Шельм.
- Да?
- Почему только бронзовые?
Лекарь вздохнул, но не стал делать вид, что не понял его.
- Потому что лучший способ мимикрировать, не привлечь к себе внимания, затеряться среди величественно-прекрасных сородичей. Среди людей, да и других рас, всегда ценились Золотые, по цвету благороднейшего из металлов. Белые, их еще называют Жемчужными, за дивную чешую, переливающуюся на солнце перламутром. Черных, люди, отчего то считают самыми свирепыми, злыми и страшными, и уважительно смотрят на тех, кому удалось заполучить запечатление от черного дракона. Зеленые, они же Изумрудные, Голубые, они же Сапфировые, Красные, они же Рубиновые, даже Серые, они же Серебристые, и так далее. Все они поражают воображение и стойко ассоциируются у людей с драгоценностями и прочими прекрасными вещицами, сотворенными из камней и благородных металлов. А бронза всего лишь бронза, даже благородным металлом её не назовешь. Вот и не знает никто, кроме редких счастливчиков, кому бронзовые драконы сами свою тайну открывают, что они тоже могут быть людьми, по крайней мере, внешне могут.
- А внутренне?
- Смотря, что ты под этим понимаешь.
- Они могут любить?
- Человека?
- Да.
- Знаешь, мальчик, - странным, покровительственным тоном обронил Ставрас, но Шельм не обиделся, напротив, прислушался. - Любовь - такое сложное, многоплановое чувство, и такое разное, особенно, у существ, принадлежащих к разным видам…
- Так могут или нет?
- Могут.
- А у Радужного…
- Нам пора, Веровек там, наверное, уже собрался, - непривычно мягко произнес Ставрас и пошел в сторону стоянки.
Шуту ничего не оставалось, как пойти вслед за ним. Но свой вопрос он не забыл. Если бронзовые драконы, пусть и единственные из всех, имеют человеческое воплощение, то имеет ли его Радужный Дракон, соединяющий в себе все оттенки и цвета, даже бронзовый? Шут поставил себе мысленную зарубку в памяти подкараулить Ставраса в таком же благостном расположении духа, в котором тот прибывал только что рядом с ним под ивой, и непременно, как следует, расспросить его. Не то чтобы Шельму было так уж принципиально это знать, но он не соврал: в его сне Радужный Дракон, действительно показался ему ехидной заразой, поэтому ему безумно захотелось узнать о нем побольше, хоть раньше и не испытывал потребности в этом, а вот сейчас испытал.
Под вечер и Шельм, и Веровек были так вымотаны, что их хватило лишь на то, чтобы расседлать коней. Даже ужин на всех пришлось готовить Ставрасу. Тот, конечно, посопел возмущенно, покидал на обоих парней уничижительные взгляды, но обнаружив в их глазах одно желание на двоих, отрубиться прямо здесь и сейчас, и можно даже без ужина, смирился со своей участью няньки при этих двух мальцах и накормил вкуснейшей кашей со свиными шкварками.
Шельм уснул почти сразу, как только его голова коснулась подушки, благо её он всегда таскал с собой в кулоне. Веровек тоже последовал за ним. И лишь Ставрас долго возился с седельными сумками Шелеста, пока не закончил и не пришел под бок к уже мирно посапывающему шуту, который ни то что не проснулся, когда он обнял его со спины, а напротив весь вжался в него, от затылка до коленок, привычно и неосознанно требуя свою толику тепла. Лекарь усмехнулся, зарывшись лицом в его голубые волосы, кажущиеся в темноте такими же серыми, как все вокруг, и решил, что давно пора кое-что проверить, а то что-то он сам уже начал входить во вкус этих их с Шельмом игр в "милого" и "дорогого".