- Чего изволите, госпожа? - спросил корчмарь, стараясь незаметно застегнуть брюки, никак не желающие сходиться на объёмистом пузе. - Комнату? Ужин?
- И то, и другое, - сообщила я, стряхивая капюшон и позволяя получше рассмотреть меня. Если до этого у хозяина были какие-то сомнения насчёт моего статуса, то уж теперь их не осталось. Магам не затеряться среди обычных людей. Сила метит нас. Кого-то уродует, кого-то клеймит. Моё клеймо - глаза. Правый серый, а левый ярко-зелёный. А ещё - волосы: светлые, серебристые, словно пеплом у корней присыпанные и белые на концах. Оба от отца перешли. В его роду в каждом поколении рождаются сереброволосые девочки с разными глазами. Есть на мне ещё две метки, одна - от матери, другая - непонятно откуда, но их я прячу. Не стоит дразнить гусей…
- Минуточку, Мастер. Вы присядьте. Сейчас, я Маньку кликну. Вам что подать? У нас греча с тушеной олениной есть, а доча моя пирожки вот только-только напекла. Вы не сомневайтесь, у нас всё вкусное…
- Давай, что найдёшь. Главное, чтобы погорячее. И вина, со специями. Есть вино-то? - Я сбросила сырой, колючий плащ, за две недели пути превратившийся в обычную тряпку. Даже неловко было такое носить, но выбирать мне не из чего. Не рассчитывала я, что непогода в дороге застанет, до Листопада редко ливни хлещут. Все вещи в Костряках остались, на сохранении, на мне лишь тонкая куртка была. Вот и пришлось покупать первый попавшийся плащ. Доберусь до Костряков - выкину, не пожалею отданных за него трёх полновесных серебряных монет.
- Есть. Как же не быть. - Корчмарь улыбнулся. - Мастер, а вы к нам надолго?
- Переночую, и утром уйду, - сообщила я, вытягивая гудящие, усталые ноги. Тощий мешок я бросила на пол, под стол, плащ - на стул.
- Вы бы поговорили со старостой, может, до чего бы договорились…
- А что? Работа для мага есть? - удивилась я. - Что же, ваша знахарка не справляется?
Знахарка жила всего в двух часах отсюда, я даже думала остановиться у неё, но потом решила не делать крюк. Хорошая женщина, в травках толк знала, могла бы даже Мастеров-Целителей удивить. Я у неё прошлой осенью отлёживалась, отходила от шальной стрелы, настигшей меня на охоте.
- Нету больше у нас знахарки, - разом помрачнел корчмарь и тихо, шепотом, добавил: - Загрызли её. Оборотень загрыз. А вчера за околицей невестку нашего старосты нашли - горло ей вырвали и лицо объели.
Я вздрогнула и, не удержавшись, чихнула. Вот гадость! От корчмаря исходила жуткая вонь: ещё не выветрившаяся похоть, страх, злорадство, любопытство и жадность. А ещё он не врал. Или верил, что не врёт. Я сомневалась, что в этих местах поселился оборотень-убийца, но хищник-людоед - тоже не подарок. Здесь и правда найдётся мне работка…
- Мастер Рани? Слышал о вас, слышал… - староста огладил окладистую седую бороду и цокнул языком. - Вовремя вы к нам пожаловали, ничего не скажешь. Вы же сама… Я нахмурилась и резко махнула рукой, не дав старосте договорить.
- Я - не оборотень. Даже не полукровка. Что бы вы ни слышали об этом - всё ложь. Я человек. Чистокровный. На тридцать поколений вглубь веков нет у меня в предках нелюди.
Он не поверил. Сделал вид, что верит, но меня обмануть невозможно. Беспокойство усилилось. Я окончательно уверилась, что нужно уносить ноги, но не вовремя вспомнилось, что я давала клятву Совету. Это было одним из условий моего помилования: защищать людей от порождений Вьюжных Лесов. За плату или бескорыстно, но защищать. В тот миг, когда я услышала о людоеде, у меня не осталось иного выбора, как его уничтожить. Клятвы, данные Совету, не нарушаются. Наказание - смерть. Недостатка в палачах Академия не испытывает. Правда называют их охотниками, но ведь суть от этого не меняется?
Правда плату я всё-таки стребовала. Невеликую, но с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок. Лишними деньги не бывают. Тем более, осенью, когда жизнь в пограничье замирает до зимы. Осенью, от которой я прячусь за толстыми стенами. Три месяца я живу в клетке, прутья которой - ливни, ветра, листопад и пламя. Три месяца я болею и тоскую. Не люблю я осень, а она - меня. Не моё это время. Чужое.
На оборотней магия не действует. А в деревеньке лютовал сошедший с ума Старший - это я узнала, обнюхав труп молоденькой девчушки, вчерашней жертвы. Тонкая нить следа вела вглубь леса, но я не пошла по ней, чувствуя, что вечером оборотень вернётся сам. А я подожду и приготовлю ему тёплую встречу.
Засела я в кустах, в ста шагах от околицы. Повесила над собой магический светлячок, зная, что магия - лучшая приманка. Плащ остался в корчме, на мне была тонкая куртка на рыбьем меху. И плевать, что не греет, замёрзнуть я не могу - не чувствую холода, главное, что она движений не стесняет. Под рукой любимый кнут, им я могу выбить глаз летящей мухе. Это не просто мастерство, я помогаю себе магией. В моих руках этот неказистый кнут может превратиться во что угодно: плеть ледяного огня или вихрь, кружащий вокруг меня и защищающий от любой атаки. Ещё до того, как Совет наложил печати на мой основной дар, я использовала его. И была всемогуща. Или верила, что всемогуща. Но что жалеть о том, что было? До конца жизни мне не сорвать печать, не ощутить вновь, как бежит по венам стужа…
Так и сидела полночи, тихо напевала непонятно где услышанную песенку и ждала.
Не дождалась. Оборотень не явился на свидание. Зато утром у околицы обнаружилась Манька, подавальщица из корчмы. То, что от неё осталось - не много.
- Что ж вы, Мастер Рани? - укоризненно качал головой староста. - А вы говорили… Я лишь плечами пожала.
- Странный тут у вас оборотень, - заметила. - Ни один людоед не откажется от мага ради обычного человека. А этот вот отказался. Так ли он безумен? Вы случайно ничем Старшим не насолили? Если это - месть, я вам не завидую. Пока деревня не вымрет - не успокоятся.
Староста и священник Единого, опирающийся на посох-крест, переглянулись и синхронно замотали головами. На меня дунуло вонью лжи и недоговорённости. Значит, права я. Не просто так оборотень заявился.
- Или вы говорите мне, в чём провинились, или я ухожу! - пригрозила. Двое пройдох снова переглянулись.
- Тут такое дело… - неохотно начал священник. - Мальчишки неделю назад притащили из лесу парня, едва живого. Старшего. Оборотня. Нелюдь.
- Я его к себе взял, знахарку позвал, чтоб подлечила. Старшие-то благодарными быть умеют, - признался староста. - А он, отродье, дочку мне попортил. А потом ещё глазами наглыми сверкал, говорил, честь оказал. Ну, я сгоряча его и приказал… Вина, злость, отвращение и страх. Страх, страх и ещё больший страх.
- Что? - поторопила я. - Что с ним сделали?
- Да ничего. Побили чуток, руки переломали, да в подпол кинули. Мы ж не звери какие. Очухается, подумает, я с ним и поговорю. Дочка-то у меня одна-единственная, - признался староста. - И что, что нелюдь, невиданное ли дело.
И, правда, в пограничье это сплошь и рядом. Старшие падки на пышную, полную жизни и крови человеческую красоту. Я лично знаю двоих, женившихся на человеческих девушках. И ничего - живут неплохо. Только вот решений своих Старшие никогда не меняют, это я тоже знала точно. Если сразу не согласился одеть ленту в волосы - и не согласится.
Зря я, наверное, это сказала. И зря вступилась за совершенно незнакомого мне любвеобильного Старшего. Надо было плюнуть, забрать вещи, и отправиться в путь. В своих бедах здешние людишки сами виноваты. Только вот забыла, за кого меня принял староста. Не подумала, как легко меня можно обвинить, в том, что…
Вот и получила тяжёлым крестом по затылку. Так мне и надо за то, что забыла - людям нельзя доверять. Слишком дорого оно потом обходится - это доверие.
В погребе было темно и сыро. Скреблись крысы, булькало в бочонке пиво. Пахло кровью, железом, ветром и сумеречной осенью. Моя голова лежала на чем-то мягком. Чьи-то пальцы скользили по лицу, словно их обладатель пытался запомнить каждую чёрточку. Я видела, слепцы так делают…
- Очнулась? - спросили сверху. Надо мной во тьме вспыхнули золотые глаза. Мигом позже я поняла, что подушкой мне служат колени оборотня. И эти ласковые, горячие пальцы - его. Закусив губу, я скатилась, попытавшись отползти подальше. - Эй, маг, ты чего?
- Не… не прикасайся ко мне, - выдавила я, захлёбываясь кашлем. - Не прикасайся.
- Что, боишься? - Смешок. - Да не бойся, не съем, я вегетарианец.
- Извини, - наконец я прокашлялась. Нащупав бочонок, я прислонилась к нему спиной и подтянула колени к груди, обхватив их руками. - Извини, я не выношу прикосновений. Любых.
Не вру. И правда, я не выношу, когда прикасаются к моей коже. Я спокойно могу обнять знакомого или стоять спина к спине в драке, но сама никогда не касаюсь чужой кожи и не позволяю другим дотрагиваться до моей.
- Ясно, - у него был невероятно красивый голос. В нем слышался шорох сухих листьев и шепот ветра. Необычный для оборотня голос, обычно у них глубокий, звучный баритон, рычащий и напористый. - Скажи, маг, почему ты здесь? Или это в счёт приданого?
Я вздохнула. Да уж, правда, в счёт приданого. Обед. Жаркое из Нюхача - деликатес.
- Кто-то из твоих родичей тонко намекнул, что лучше бы тебя отпустить. Сначала знахарку, что тебя лечила, загрыз. Потом невестку старосты. Вчера подавальщицу из корчмы. Меня наняли людоеда приструнить.
- И? Не удалось? - спокойно спросил мой сосед, а я с удивлением обнаружила, что не могу прочитать чувства оборотня. Я и не думала, что такое возможно - никто из знакомых мне Старших не умел блокировать мой нюх. Это становится интересным.
- Как видишь. Удалось - здесь бы не сидела.
- А за что тебя всё-таки кинули? Не верится, что наш добрый староста решил разнообразить мою диету свежей магятиной.