Андрюшка лежал первым, руки у него сильно обгорели, и куртка на груди - но лицо осталось чистым, и синие глаза смотрели недоумённо и, как это ни жутко, весело. Словно он спрашивал: "Ой, что это со мной, ёлы? Не встаётся…" Голова Олега была расколота, и кто-то укрыл жуткий подтёк из пролома краем брезента.
Дашка стояла возле него на коленях.
- Вот они… лежат наши орлята… сломались у них крылышки… - сказал Шевырёв. Голос у него сорвался, атаман медленно встал на колено и без раздумий, без брезгливости, поцеловал обоих мальчишек в лоб. По очереди, Олега и Андрея. Было тихо, только на ветру хлопало знамя. Шевырёв закрыл мальчишкам глаза, и тогда в толпе кто-то вскрикнул и зарыдал, а потом - рыдание заглохло. Ветер хлестнул особенно яростно, и знамя развернулось над трупами. - Ничего… - с трудом сказал атаман. - Ничего, ребятишки… Вас теперь другие крылья несут… посильнее… А мы уж тут за вас… значит… как положено… - и вдруг налился чёрно-синей кровью и вскинул чугунный кулак: - Поквитаемся! За всё и за всех!
Кррррах! Разорвал тишину залп стоящего в ногах убитых караула.
Ахнуло вокруг эхо, летя прочь от станицы и возвращаясь к ней.
* * *
Тимка Задрыга возился возле выкаченного из ангара "Потёртого Гарри", когда я подошёл, пиная ботинками комья высушенной солнцем серой земли.
- Ты чего делаешь? - спросил я.
Тимка оглянулся. Лицо его было угрюмым и решительным. Смерив меня взглядом, он отшагнул в сторону и кивнул:
- Вот. Мы решили переименовать.
На носу планера - вместо надписи "Потёртый Гарри" - было написано свежей белой краской:
АНДРЕЙ КОЛПИН
- Восемнадцатую тоже переименовывают, - вздохнул Тимка и поправил букву А. - Вернее, это Макс первый решил… В "Олега Гурзо". А мы уже потом…
- Слушай… - я мучительно перевёл дыхание. - Но если же нас собьют… это же будет значить, что ребята снова умерли…
- Нет, - мотнул головой Тимка и поставил на траву банку с краской. - Фигня. Они не умерли. Просто… ушли. А раз вот такие машины у нас будут - значит, они снова воюют…
Я молча приобнял его за плечи и постоял так. Потом стукнул его в висок виском - и пошёл в ангар.
Колька ругался с Тошкой Задрыгой и Витькой Тимко.
- Ну на кой хер тебе в сотне фельдшер?! - орал Витька. - Я же летаю лучше тебя! В клубе летал лучше! Ты сам знаешь!
- Как на кой хер фельдшер?! - кричал Колька. - Сам не видишь, на кой?!
- Не вижу! Много он ребятам помог бы! Ну ладно - раньше, пока мы тихушничали - я один из вас что-то соображал по медицине! Но сейчас-то любую из девчонок свистни - побежит!
- Тьфу!!! - плюнул Колька. - Ладно! Ну а ты-то куда?! - повернулся он к Тошке. - Ты же оружейник! О-ру-жей-ник!!!
- Не разрешишь - подземным голосом сказал Тимка и хлюпнул носом, - я убегу.
- Куда-а?! - застонал Колька и зафигарил кубанку в угол. - Куда ты сбежишь, убогий?!
- Куда глаза глядят, - буркнул Тимка.
- Да поймите вы - лишнего аппарата всё равно нет!
- Коль, аппарат пришлют, - тихо сказал Витька. - А мы уже под боком… Готовый экипаж…
- Ладно! - рявкнул Колька. - А сейчас - пошли вон! - они, толкаясь, выскочили наружу. - Ты чего пришёл?! - рыкнул он на меня.
- Увольнение просить, - сказал я. Колька так и сел. Потом покачал головой и выдохнул:
- Ну - денё-о-о-ок-х… Куда?
- В станицу, к Дашке. До вечера, - сказал я. - Коль, пожалуйста. Мать у неё слегла, бабка вообще при смерти… ты же знаешь…
- Иди! - Колька выдернул из стола блокнот с формами-увольняшками. - Вот, пишу! До
семи ноль-ноль завтрашнего числа! Иди отсюда все, дайте мне…
Он уронил лицо на руки, упавшие на стол - и тяжело разрыдался.
* * *
За южной околицей станицы, где речка ныряла в каменное ущелье, пленные рыли окопы и вкапывали аляповатые бетонные репера. Верховые казаки - не местные - надзирали за происходящим с сёдел - неподвижные, похожие на странные конные статуи. Турки и какие-то негры работали уныло, молча, но споро, не отлынивая, хотя никто из охранников к ним даже не приближался. Было ещё прохладно, утро - без двадцати семь.
Когда я оставил дом Гурзо, там все спали. Я всю ночь почти работал кем-то вроде сиделки - и даже бегал к маме, а точнее - к её начальнице за успокоительным. Сейчас хотелось спать, и я надеялся только на одно - доберу в ангаре, днём вылеты вряд ли будут.
- Э, летун! - окликнул меня один из казаков. - Новости не слушал? - я помотал головой. - Наши Новгород освободили, и японский десант на Курилах зажали; Тихоокеанский флот потопил всю эскадру поддержки! - он махнул кубанкой. Я в ответ выставил большой палец.
Кажется, мы в конце концов всё-таки победим, подумал я. Пнул камешек, погнал его перед собой. Господи, как давно я не играл в футбол…
Какой будет жизнь, когда мы победим? Мне почему-то всё время казалось, что всё вернётся и будет как раньше… а вот сейчас, вот в этот момент, в это утро я вдруг ожесточённо подумал: не хочу, как раньше! Как раньше - это опять, значит, вернётся шумная бестолковщина, "народные избранники" (где они?!) на плакатах, наглые рожи "приподнявшихся", тупая долбёжка телепрограмм - всё то, о чём я раньше и не думал, чего и не замечал, а сейчас вдруг вспомнил с гадливой отчётливостью. Из-за кого у страны не было армии, чтобы защитить нас?! Из-за кого мы пошли воевать?! Кто приказал военным сложить оружие, кто вообще пустил на нашу землю врага?!
Нет. Не будет, как раньше. Уж я постараюсь.
* * *
Мне и правда удалось выспаться. Правда, лёг я не сразу - чуть ли не до полудня мы возились с профилактикой и разными мелочами, но потом я всё-таки завалился. И проснулся часов через шесть, а то и больше. Снова бой шёл неподалёку (ну, относительно неподалёку - километрах в пятидесяти), уже вечерело, и Колька тряс меня за плечо:
- Подъём, подъём, вылет.
- Встаю, - я поднялся, вжикнул молнией жилета. "Ставрик" уже выкатили, Витька стоял возле него, разостлав на сиденье карту. - Куда летим?
- "Терец" и "Вихрь" груз забрасывать горным стрелкам, а мы с тобой на дорогу за линию. Постреляем. Там горючее сгрузили.
- Во, а днём чего? - я проверил спуски РПГ.
- Маршрут хороший, низом, вдоль реки, - Витька сунул карту под зажим, погрузил рывком в нос аппарата ящик с бутылками. Денис Коломищев подошёл к нам:
- Горючки не привезли, я залил нашу барду из НЗ. Фильтры поменял. Удачи!
Мы похлопали по рукам. Опустив стекло шлема, я плюхнулся в сиденье, щёлкнул ремнём. Потом застегнул клапаны краг. Витька уже запускал движок, тот чихал, явно протестуя в связи даже с временным переходом обратно на самогонку. Я аккуратней уложил два "творения" ставропольских умельцев - 100-зарядные барабаны к РПК. А когда распрямился - мы уже взлетали. Слева - далеко-далеко - уже еле мелькали машины обоих Дорошей.
- Опс, - сказал Витька, тут же вырубая двигатель. Он был планерист от бога - "блюз" скользнул в тёплый поток и, казалось, даже набрал скорость больше, чем на движке. Конечно, именно казалось - но лететь так было приятней.
"Ставрик" снизился буквально за верхушки деревьев вдоль реки, потом - ещё ниже, к самой воде, плавной горкой. Машина шла ровно, почти не качая крыльями. Витька запустил движок, протянул мне через плечо карту. Я принял её, расстелил на колене. Ага - вот она, дорога.
- Линию проходим, - мой пилот снова вырубил мотор. Слева от нас было тихо, а справа промелькнула частая стрельба. - Готов?
- Держи, - я вернул карту.
Зря днём летим… Стоп. Бояться я начал, что ли? Отставить…
- Внимание, справа будет цель. Готов?
- Давай, - сказал я в звукопровод.
"Ставрик" резко полез вверх, одновременно наклоняясь на правое крыло. Из зелени сама собой выскочила дорога, тесно - в два ряда - уставленная замершими бронемашинами. Возле них на траве тут и там кучками сидели и лежали солдаты, они даже голов не повернули - нас ещё никто не видел и не слышал, хотя это казалось почти невозможным; как всегда при дневных вылетах, я испытал острое чувство полной беззащитности. Но оно отхлынуло, едва я увидел дальше у дороги шесть длинных мягких колбас оливкового цвета - с несколько железнодорожных вагонов каждая! - лежали на земле.
Я наклонился над самодельным прицелом. "Ставрик" плавно скользил в воздухе.
Огонь!
Нас мотнуло, аппарат задрожал. Но две гранаты уже сорвались из стволов и, оставляя синеватые следы, пошли, набирая скорость, к резервуарам.
- Поворот! - крикнул Витька.
Кажется, внизу начали стрелять. Точно не знаю, потому что все звуки смял мощный сдвоенный хлопок, а через секунду нас подхватило и мотнуло, накрыв волной горячего воздуха. Через плечо я увидел огненные клубы, медленно и величаво крутящиеся, как колёса какой-то адской мельницы. Потом рвануло ещё раз. А ещё потом "Ставрик" ударило с такой силой, что я тяжело клацнул зубами, и во рту появился вкус металла.
- Что случилось?! - крикнул я.
- Горим, Колька! - ответил Витька.
У нас горел нос. Те самые чёртовы бутылки, будь они неладны! Но это было ещё не всё. Я увидел, что оба колена у Витьки раздроблены - кровь текла буквально ручьями через пятнистую ткань.
В нас попали. И попали здорово - попали именно тогда, когда аппарат потерял управление от удара взрывной волной третьего резервуара, сдетонировавшего от двух первых.
- Витька, я сейчас! - я начал отстёгивать ремни, чтобы перелезть к нему. Но тут же сообразил, что уже поздно. Аппарат не потушить. Вниз летели тягучие огненные струи, как будто мы напоследок решили отбомбиться.
Напоследок.