- Увы, не от легкомыслия это, милостивый мой государь, но скорее от отчаяния. Когда умерла донья Луиза, дону Фелипе еще не исполнилось пятнадцати лет, он был сущим ребенком… да и сейчас он еще мальчишка - и на него свалилось такое горе, которое способно сломить и взрослого человека… Гм. По сути дела, так ведь и случилось с его отцом. И вот ирония судьбы: мать дона Фелипе умерла при его родах, а его жена - при родах его ребенка; в этом я усматриваю нечто большее, чем простое совпадение. И дон Фелипе так считает, он убежден, что на него и его бедную жену с их не родившимся ребенком обрушилась кара Божья за грехи отца. Это постоянно гнетет его, не дает ему покоя. А тут еще родители доньи Луизы… Я, конечно, понимаю их горе - они потеряли дочь; но даже в горе не следует забывать о сострадании и чисто человеческом участии. Аморально причинять боль другим только потому, что самому больно. Господин герцог всю жизнь смотрел на дона Фелипе как на убийцу своей жены, а отец доньи Луизы напрямую обвинил его в смерти дочери. К счастью, у дона Фелипе хватило мужества не возненавидеть в ответ весь мир… - Падре печально взглянул на гостя. - Знаете, дон Альфонсо, я отнюдь не считаю, что дон Фелипе избрал не лучший для себя способ забыться, заглушить свою боль. Да простит меня Бог, но я предпочитаю, чтобы он и дальше предавался греху распутства, чем, упаси Господи, пошел по стопам своего отца.
Дон Альфонсо понимающе кивнул.
- Да, я слышал эту историю.
- То-то и оно. Господин герцог отравил жизнь не только себе, но и окружающим. Дон Фелипе пострадал больше всех остальных, однако и другим приходилось несладко. Я не отрицаю, что среди владык земных мало найдется таких мудрых, справедливых и рассудительных мужей, как нынешний герцог Аквитанский, и тем не менее в частной жизни, не в упрек ему будет сказано, он человек тяжелый, порой невыносимый… Я, дон Альфонсо, лишь рядовой священнослужитель; возможно, это дерзость с моей стороны - по-своему толковать Священное Писание, и все же я склонен ставить заповедь Господню: "Возлюби ближнего своего" гораздо выше чем: "Не возжелай жены ближнего своего". Вы можете не согласиться со мной, но я искренне убежден, что дон Фелипе, в отличие от своего отца, сделал правильный выбор - уж коль скоро перед ним возникла такая прискорбная необходимость выбирать между нарушением одной из этих двух заповедей.
- Я всецело разделяю ваше мнение, дон Антонио, - сказал дон Альфонсо, и не только из одной лишь вежливости; рассуждения преподобного отца явно пришлись ему по душе. - Среди прочих грехов грех сладострастия самый простительный, ибо это наиболее распространенный человеческий порок, и мы должны относиться к нему со снисхождением и христианской терпимостью, которой учил нас Господь наш Иисус.
Еле заметная улыбка тронула губы падре Антонио.
"Да уж, - подумал он, - Слыхал я, что и вы, монсеньор, далеко не святой в этих делах".
- Да, кстати, - вновь отозвался дон Альфонсо. - Если не секрет, где сейчас господин граф?
Падре грустно усмехнулся.
- Какой уж там секрет! Ясно где… Где же ему еще быть.
Гость непринужденно рассмеялся. Глядя на его веселое лицо, слушая его жизнерадостный смех, падре улыбнулся по-настоящему, даже морщины на его лбу чуть разгладились. Во всяком случае, подумал он, в славившемся на всю Европу своим твердолобым ханжеством королевском доме Кастилии и Леона у Филиппа нашелся один доброжелатель, если не союзник. И не кто-нибудь, а сам наследник престола.
А в это же время к замку приближалась довольно странная процессия. Впереди бешеным галопом неслась лошадь с всадником, на котором из одежды были только штаны, сапожки и небрежно натянутая, причем наизнанку, рубашка. Шагах в ста - ста пятидесяти позади его преследовала группа из девяти человек разного возраста в полном боевом снаряжении, качество которого, впрочем, оставляло желать лучшего. Немилосердно подгоняя лошадей, они грозно размахивали мечами и бросали вдогонку беглецу угрозы и проклятия, а время от времени пускали стрелы, которые, к счастью, не достигали своей цели.
Приближаясь к мосту, преследуемый громко крикнул:
- Педро, это я!
Когда подковы застучали по дубовым доскам подъемного моста, ворота с тугим скрипом начали отворяться. В образовавшуюся щель влетела покрытая пеной лошадь, чуть было не сбив с ног старого привратника.
- Опускай решетку! - велел молодой всадник лет шестнадцати, останавливаясь. - Ну! Скорей!
Но было уже поздно. Погоня ворвалась во двор, и старый Педро снова едва успел отскочить в сторону, чтобы не попасть под копыта лошадей.
Тогда Филипп (а юношей в рубашке наизнанку был именно он) опрометью спешился и выхватил из ножен ближайшего к нему стражника меч. Стражник никак не отреагировал на действия своего господина и только тупо таращился на людей, бесцеремонно вторгнувшихся в замок, который он охранял.
- Ну! - обратился Филипп к своим преследователям. - Кто первый? И решайте живее, не то мои люди соберутся.
Предупреждение было не лишним: как только часовой на башне (малый более расторопный, чем тот стражник, у которого Филипп позаимствовал меч) дал сигнал тревоги, весь замок наполнился шумом, топотом ног, бряцанием стали о сталь - воины гарнизона и слуги спешно вооружались.
- Негодяй! - гневно выкрикнул старший из непрошеных гостей. - Развратник! Ты ответишь за все, паршивый ублюдок!
- Мы ждем, - спокойно произнес Филипп, с глубоким презрением глядя на предводителя.
- Сейчас, сейчас, мерзопакостная скотина, - рычал тот. - Час расплаты настал, грязное, похотливое животное. Ты еще горько пожалеешь о том дне, когда впервые увидел Терезу. Сопливый засранец! Сукин ты сын! Да я тебя… Я размажу тебя по этой стене, говнюка такого!
- Сомневаюсь, - невозмутимо ответствовал Филипп. - Боюсь, это вам придется горько пожалеть о той минуте, когда в ваши глупые головы пришла идиотская мысль выслеживать меня. А с вами, Диего де Сан-Хуан, - обратился он непосредственно к старшему, - у меня особые счеты. Если вы полагаете, что я оставлю безнаказанными ваши гнусные оскорбления, то глубоко заблуждаетесь. Мы с вами еще поговорим об этом - но в другое время и в другом месте. А теперь убирайтесь вон, или я прикажу страже разоружить вас и выпороть плетьми.
- Мы еще посмотрим, кто кого выпорет, - огрызнулся Диего де Сан-Хуан. Ослепленный яростью, он совсем не учел того обстоятельства, что во дворе уже собралось около полусотни вооруженных людей Филиппа, и готов был вместе со своими спутниками ввязаться в неравный бой.
Но тут, в самый критический момент внезапно прозвучал властный голос:
- Минуточку, господа! Поумерьте свой пыл. Что здесь происходит?
В свете факелов между противниками появился молодой человек лет двадцати пяти, одетый в дорожный костюм, без шляпы и почти безоружный - на его поясе висел лишь короткий кинжал. Подбоченясь и гордо вскинув голову, он устремил на вторгшихся пронзительный взгляд своих карих глаз.
- Черт тебя подери! - еще пуще разозлился Диего де Сан-Хуан. - А ты кто такой?
- Вы невежа, сударь. Я Альфонсо Астурийский. Советую принять это к сведению.
И взглядом, и осанкой, и голосом он разительно отличался от того дона Альфонсо, который несколько минут назад вел вежливую, неторопливую беседу с преподобным Антонио.
Ответом на это ошеломляющее известие было девять почти одновременных прыжков с лошадей. Все незваные гости разом обнажили головы.
- Ваше высочество, - растерянно пробормотал Диего де Сан-Хуан, наглая самоуверенность которого мигом улетучилась в присутствии старшего сына короля. - Ваше высочество, мы же не знали…
- Теперь знаете. Кто вы такие?
- Я Диего де Сан-Хуан, а это мои братья - Хуан Антонио де Сан-Хуан, Энрике де…
- Хватит, достаточно. А теперь отвечайте: по какому такому праву вы вторглись в чужой замок? Тем более, в замок вашего сеньора.
- Ваше высочество! Справедливости! - заорал один из младших де Сан-Хуан. - Этот негодяй обесчестил наш дом, опозорил нашу семью.
- Опозорил, говорите? И как же? - с улыбкой спросил наследник престола, догадываясь, впрочем, о подоплеке происходящего. - Расскажите мне все по порядку, ведь королевская власть затем и существует, чтобы справедливость торжествовала.
И Диего де Сан-Хуан начал:
- Мы застали этого развратника, этого негодяя…
- Постойте! - оборвал его обвинительную речь дон Альфонсо. - Прежде всего, негодяев здесь нет - кроме вас, возможно, судя по вашему поведению. Если вы имеет в виду своего сеньора, дона Фелипе, так прямо и скажите.
- Ваше высочество, - произнес пристыженный Диего. - Я уже давно подозревал, что этот … сеньор дон Фелипе соблазнил нашу сестру, а сегодня мы выследили его. Он был… был… - старший брат запнулся.
- Где он был, по нему видно, - тон кастильского принца оставался суровым, однако чувствовалось, что комизм ситуации начинает его забавлять.
- И что же вы требуете?
- Наказать бесчестного насильника, вот что! - вмешался двенадцатилетний мальчишка, младший из братьев. - Дабы другим неповадно было.
- Даже так? - Дон Альфонсо вопросительно поглядел на Филиппа.
"Ай, какой красавец! - подумал он. - Неудивительно, что женщины наперебой вешаются ему на шею".
Филипп с вызовом смотрел на него - смущенный, но не растерянный.
"Если мне удастся заманить его в Толедо, многие наши дамы по гроб жизни будут благодарны мне за эту услугу, - решил дон Альфонсо; очевидно, он неплохо знал столичных дам. - Гм… Зато от их мужей я благодарности не дождусь".
- Итак, вы утверждаете, - он опять повернулся к братьям, - что дон Фелипе обесчестил вашу сестру.
- Да! - ответил ему хор в девять глоток.
- И наш дом, - добавил Диего.