- Кушай, кушай, Орай, - прошептал Вятша и усмехнулся. - Леший с ними, с гостями теткиными. Ужо, по приходе, посмотрим. Нешто этак и просидят все время в избе? А не дура Любомира, знала, что запросто можно его в Киев послать, не убежит, возвернется. А отчего так думала? Видно, проведала про него и Лобзю… Да и трудно было бы про то не проведать, не особо-то они и таились. А принести Лобзе подарок из Киева - гребешок али браслет стекольчатый! Ну, и Онфиске что-нибудь… Вятша ощупал пояс, вытащил запрятанную монетку - маленькую, блестящую, медную - ромейский обол. Невелико богатство, а все ж гребешок купить можно. Покрасивей только выбрать, Порубора навестить, посоветоваться… Эх, что ж он тут расселся-то?
Вскочив на ноги, парубок быстро направился к лугу. Ярко синело небо, и солнце светило так ласково, и легкий, пахнущий луговыми травами ветерок трепал волосы. Хорошо! Изгиб реки блеснул за лугом, над затопленными разливом мостками темнел привязанный к дереву челн. Хорошо! Вытащив из кустов весло, Вятша развязал веревку и с силой оттолкнулся от берега.
- Вернется парень-то твой, не сбежит? - завидев вошедшую хозяйку, поинтересовался один из гостей, хозяин. Второй - маленький, неприметный мужичок в плохонькой одежонке - молча сидел в уголке.
- Не сбежит, - усмехнулась та, поставив на стол горшок с просяной кашей.
- Что, так верен?
- Не то чтоб оченно верен… - Женщина неожиданно засмеялась. - А есть тут, чем его удержать.
- Девки?
Любомира согласно кивнула, покосившись на гостя. Вроде бы обычный - длинноносый, рыжеватый, бледный - но глаза! Черные, нелюдские, страшные! Посмотрит - словно ожжет плетью.
Вятша добрался до Киева быстро - солнце еще не село, сияло весело в густо-голубом небе, пуская по речным волнам юрких оранжевых зайчиков. В кустах, вдоль всей пристани, пели птицы. Горели костры, черные дымы поднимались вверх, вкусно пахло похлебкой. Вокруг кипела работа - артель плотников готовила ладьи: смолили, забивали рассохшиеся щели паклей, заменяли подсгнившие доски. Вятша повел носом воздух, сглотнул слюну. Покормит ли Мечислав? Должен бы… Парень резко ускорил шаг, войдя в город, свернул к Подолу, прошел людными Улицами, многие: кузнецы, кожемяки, горшени - уже заканчивали работу, выходили на люди, развеяться, новостей послушать, себя показать. Пара косматых с увесистыми посохами волхвов в одинаковых ожерельях из птичьих костей, окруженные любопытствующими людьми, деловито дули на небо. Предсказывали погоду. Вятша подошел ближе послушать.
- А на седмице, яко поиде Велес на гору, да на пригорки Перуновы, да глянь-поглянь на дождище, да на солнышко красное, да возрадуйтеся, да не по суху земле, а по небу синему, да по грому-молонье, да…
Как ни силился Вятша, так и не смог распознать, что ж за лето предсказывали волхвы - уж больно уклончиво говорили - то ли дожди все время будут, то ли, наоборот, ведро?
Плюнув, парень разочарованно отошел, свернул к торгу, подумав запоздало - а не разошлись ли торговцы? Конечно же, расходились уже, что ж им, до ночи тут стоять, в рядах? Вятша стукнул себя по лбу - вот дурень! Называется - купил девам подарок! А нечего было стоять рот раззявя да волхвов слушать! А завтра и времени-то может не быть. Мечислав, он ведь с утра раненько к Любомире погонит, чего выжидать-то? Вятша вдруг улыбнулся - придумал! Схватил за рукав пробегавшего мимо отрока:
- Эй, паря, где гребенников улица?
- Гребенников? - ковыряя в носу, переспросил тот. - Кажись, там, у Копырева конца, где ложечники да посудники.
- У Копырева конца? - обрадовался Вятша. - Вот славно! Как раз по пути.
Он вовсе не собирался сразу же тащиться на Щековицу, к Мечиславу. Дружка навестить, Порубора, да девчонкам подарков прикупить - вот главное-то дело!
Гребенников-косторезов отыскал быстро - не впервой в Киеве - прикупил на медный обол пару дивных гребней, да у стеклодува - браслетик синенький - Лобзе. Спрятал все в суму, за плечо закинул, улыбнулся: красота, одно дело сделано! Теперь бы другое - Порубора увидать. Девчонка одна, Любима, пригрела сироту, вернее, тятенька ее, старый Зверин, что держал на Копыревом конце постоялый двор. А там уже было людно! Еще бы - со всей земли полянской, да от соседей, с древлян, стекались купецкие - с медом, с воском, с мехами - ждали каравана, что снарядит вскорости "в греки" князь Хаскульд - Аскольд, как и всегда по весне бывало. Войдя в ворота, Вятша углядел девушку - стройная, проворненькая, с иссиня-черной косой, та деловито настропаливала тесто у открытого очага - чай, тепло уже было, чего ж в доме, в духоте-то сидеть? Ее помощница, рыжая смешливая Речка, что-то рассказывала, передразнивая кого-то, видимо, постояльцев, от чего обе то и дело заходились смехом. Так и месили - в четыре руки, в большой глиняной корчаге.
- Эй, Любима, - позвал новый гость. Девчонка оторвалась от теста, вскинула черные очи.
- А, Вятша, - улыбнулась она. - А Порубора нету - третьего дня с охотниками ушел за Почайну.
- А когда вернется? - Вятша погрустнел.
- В следующую седмицу обещался. Да не хмурься ты так, порадоваться за Порубора надо - шутка ли, почитай почти всю зиму без работы сиживал, так хоть сейчас…
- Кого повел-то?
- Да леший их знает. Несколько ногат обещали. - Любима пожала плечами. Потом вытащила из корчаги грязные - в тесте - руки. Сполоснула в стоявшем рядом тазу, раскатала рукава, снова взглянула на парня:
- Пошли-ка в дом, покормлю.
Вятша не стал отказываться - проголодался изрядно. С удовольствием умял миску сытной, заправленной житом похлебки с рыбой. Поев, поклонился Зверину, самолично несущему несколько кружек с квасом - видно, важным гостям, купцам каким-нибудь. Ну, да… Вон один - толстый, веселый, в яркой синей рубахе - подобная была когда-то у Порубора - ишь как лихо опрокинул кружку, любо-дорого посмотреть! Сказал сидевшим рядом что-то смешное. Засмеялся и Зверин, поставив кружки на стол:
- На здоровье, господине Харинтий!
Забрав грязные кружки, кивнул по пути Вятше, показал глазами на купцов - рад, мол, видеть, поговорил бы, да некогда. Впрочем, и парень был не очень-то расположен время терять - до Щековицы путь не близок, а уже темнело.
Поев, встал и, уже уходя, еще раз поклонился хозяину, тот - коренастый, до самых глаз бородищей косматой заросший - махнул рукой - иди, после пообщаемся, в другой раз как-нибудь. Выйдя на двор, Вятша простился с девчонками и, спустившись по кривой улочке к Подолу, зашагал вперед, огибая заросший бузиной и орешником холм. Поспешал - темнело уже, и серебристый месяц покачивался над вербами, а на небе медленно зажигались звезды. Где-то невдалеке лаяли псы. Совсем рядом, на склоне холма, за плетнем мычали коровы и недовольно гоготали гуси.
Мечислав-людин встретил посланника неприветливо, впрочем, он и всегда был хмурым. Даже не накормил толком - кинул зачерствевшую лепешку да плеснул в деревянную кружку студеной водицы. Что ж, спасибо и на том.
Буркнул:
- В овине поспишь. На сене.
А изрядно, видать, у него сенца заготовлено! Хотя чему удивляться, коли по осени от Любомиры аж два воза вывез. Ну, на сене так на сене.
- Завтрева встанем рано, - предупредил Мечислав, несколько неуклюжий, грузный, он чем-то напоминал вставшего на дыбы медведя. - Что за важный гость-то?
- Да не видал я, дядько Мечиславе, - отмахнулся Вятша. - Не знаю. Любомира меня и в избу-то не пускала, да и девок тоже. Самолично из погреба квас таскала.
- Самолично, говоришь? - переспросил Мечислав. - Ну, значит, гость и в самом деле важный. Ин, ладно - завтра увидим. Ну, иди спи - чего расселся? Овин где - у служек спросишь.
Вятша усмехнулся - и чего это Мечислав его так настойчиво выпроваживает? Вроде и не поздно еще. Видно, дела какие-то у него тайные. Ну, да леший с ним и с делами его. Сейчас выспаться-то - в самый раз - притомился за день. Выпросив у прижимистого корчемщика старый нагольный полушубок - чай, не лето, в овине-то спать! - парень вышел во двор, едва не столкнувшись в дверях с тощим чернявым мужиком, круглолицым, жукоглазым, хитрым. Тот задержался на пороге, и Вятша вдруг отчетливо вспомнил его - Истома! Истома Мозгляк. Тот, что сторожил их с Порубором у старой ведьмы. Истома, видно, тоже узнал парня, ощерился:
- Что, сбежал от ведуньи?
- Сбежал. - Вятша оттер его плечом. - Дай пройти.
Не очень-то хотелось ему предаваться воспоминаниям с этой чернявой собакой. Едва ведь не сгинули из-за него у колдуньи.
Истома посторонился, прошептал в спину:
- Иди, иди, паря…
Проводив Вятшу глазами, вошел в корчму, бросился к Мечиславу:
- Это кто там у тебя по двору ходит?
- Да Вятша. Парень с дальней усадьбы. - Корчмарь пожал плечами. - Что ли, знакомец?
- Знакомец, - злобно пробурчал Истома. - Таким бы знакомцам да ножик под сердце!
Мечислав засмеялся:
- Тебе дай волю, так весь Киев обезлюдеет. Чего лыбишься-то?
- Да так… - Мозгляк хитро прищурился. - Говорят, намедни видали на пристанях кой-кого.
Корчмарь вопросительно посмотрел на него.
- Из тех, с кем ты о-оченно посчитаться желал, - пояснил Истома.
- Не томи! - сверкнул глазами Мечислав. - Никак, Зевоту видали?
- Его, - кивнул круглой головой гость. - С артельными пришел ладьи конопатить.
- Ладьи, говоришь… - Хозяин корчмы зло скривил губы. - Ну, ну… А кто видал-то?