Туман, зыбко-белесый вначале, начинал постепенно темнеть в глубине своей пелены, словно его волокна смыкались гуще, плотнее; а еще дальше просматривалась глухая чернота - как черное платье сквозь кисейную накидку в несколько слоев.
Чуть позднее Инга заметила, что странный туман не ограничивается рекой, перерезая ее пополам и скрывая остаток почти-Маэрны от глаз людских. Он плавно стекал на молчащие берега, крался по сухой осоке и воровато вползал в самую гущу чахлого кривоствольного леса по обеим сторонам реки.
В лесу царила все та же чернота - но не обычный сумрак живой чащи, а знакомо-безразличная мгла, режущая мир на две части. Инга видела ее трижды, во время приступов: на работе, в поезде и при осмотре трупов.
- Что это? - тихо спросила Инга.
- Это? Это Переплет…
- А за ним что? Книга?
Бредун рассмеялся, и невесел был этот смех, до того невесел, что напоминал сырой промозглый туман-кисею на черной подкладке.
- Да уж Книга… такая Книга, что… а еще там люди есть. Всякие. Деревья, наверное, растут, дождь идет, а зимою - снег. Только ходу туда нет. Я имею в виду - живым ходу нет. Лишь после смерти. А у меня с этим делом нескладуха выходит…
Инга мгновенно связала последние слова Бредуна с тем, что он говорил ночью в лесу - где тот лес, где та ночь? - и вздрогнула.
- Там мертвые?! Да, Бредун? Только мертвые? И Анджей там? И Таля?! Ты это хотел сказать?! - они там, за твоим Переплетом! Будь он проклят, вместе с тобой!..
- Цыц, баба неразумная, - угрюмо и властно оборвал ее Бредун. - Не мой это Переплет. И хорошо, что не мой, а то я бы огородился…
Лицо его на миг стало жестким и страшным. Страшным всерьез. Но лишь на миг.
- Живые там. Все живые, и люди, и прочие… Одни - местные, другие - пришлые. Вот и твоим мужикам в самый раз там оказаться. С Черчекова хутора, почитай, все туда попадают - когда час пробьет.
- Живые, - повторила Инга, не вслушиваясь в остальное. - Живы…
- Говорю, что живые! Не так, может быть, как ты себе это представляешь, но - в достаточной мере. А вот что там со всеми живыми делают - никто не знает. А узнать хочется…
Инга молчала. Руки ее безвольно повисли вдоль тела, что-то теплое было зажато в правом кулаке, и не оставалось сил даже на то, чтобы просто разжать пальцы и выронить предмет.
Напротив клубился туман с черной душой.
- Ты только не думай, - продолжал меж тем Бредун, теребя вислый кончик своего длинного носа, - не думай, что я тебе просто так помогать стану, за глаза твои мокрые… Моя помощь дорого стоит. И платить не сейчас придется, не завтра - много позже, когда уже и нечем-то расплачиваться…
- Я знаю, - безжизненно ответила Инга. - Я сейчас вернусь на хутор и там умру. И попаду в туман… где Анджей с Талей. А потом…
- Дура ты! - гневно рявкнул Бредун, багровея и хватая Ингу за плечи. - Вот уж дура, так…
Он резко замолчал и уставился в землю. У ног Инги, наклонясь в сторону тумана-Переплета, торчал нож.
Бредун осторожно коснулся ножа кончиком пальца, после выдернул его из земли и стал рассматривать, уперев острием в ладонь и аккуратно поддерживая сверху.
- Иоганна дала?
Инга кивнула. Ей действительно казалось, что нож дала Иоганна.
- Сама дала? Что взамен попросила?
- Ничего. Так просто…
- Ну, счастлив твой бог, баба… Я просил - не давали. Ни Иоганна, ни Вилисса - мать ее - ни за что. И бабка тоже. Даже не показывали, всего один раз - и то… А дед нынешнего Черчека, отца Иоганны, - тот и вовсе слушать не стал, хоть и любил меня… да и я его любил. Я уж решил, что и впрямь легенда все это, бредни - нож Танцующего с Молнией. Собственно, ничего, кроме легенд, и не осталось… Считай, половину помощи оплатила - большую половину.
В руках Бредуна нож выглядел совсем по-другому - не так, как на хуторском подворье, но и не совсем так, как в ночном лесу. Клинок заметно раздался, став шире и мощнее, кожа на рукояти залоснилась и резче проступила вязь узора - словно строка неведомого писания, выжженная на синеве лезвия и обрывающаяся на самом острие.
- Береги его, - Бредун вернул нож Инге и улыбнулся удивительно светлой, юношеской улыбкой. - И жди меня на хуторе. Если этот ваш долдон в мундире объявится и будет к тебе со всякими глупостями приставать - наплюй и не верь. Лейтенанты - они дальше козырька ни ерша не видят. Как, впрочем, и генералы. А теперь зажмурься…
Инга послушно зажмурилась. Бредун взял ее за руку и они сделали несколько шагов. На девятом шаге Инга почувствовала, что уверенные пальцы Бредуна соскользнули с ее запястья - и наугад шагнула еще раз, стукнувшись лбом о невидимое дерево.
Глаза открылись сами собой, и из них посыпались искры. Когда к Инге вернулась способность видеть, она обнаружила, что стоит нос к носу с кольями изгороди Черчекова хутора - вернее, нос к сучку - и сжимает в руке кухонный нож.
За лесом занималась заря.
10
Стара
земля
свечей
и горя.
Земля
глубинных криниц.
Земля
запавших глазниц.
Стрел над равниной.
Ф. Г. Лорка
Лейтенант приехал к полудню.
Инга как раз помогала Иоганне по хозяйству, сама удивляясь той легкости и естественности, с какой она вписалась в хуторской быт. О прошедшей ночи не вспоминали, словно ее и не было. Где-то в глубине души у Инги тлела уверенность, что Иоганна и так знает все, что произошло в чаще леса и на берегу туманной речки; Иоганна просто обязана была это знать, а уж старый Черчек - и подавно.
Бородач-фермер сперва долго шептался на огороде с лохматым Йорисом и после внезапно подобрел и проникся к Инге душевным расположением, а Йорис все время норовил пройтись поближе к Инге и подмигнуть ей плутовским зеленым глазом - заигрывал, что ли, или намекал…
Нож Инга попыталась вернуть Иоганне, но та молча отвернулась и сделала вид, что ее это не касается. А спустя минуту написала чищеной свеклой прямо на столешнице "Иоганна" - почерк был похож на контуры средневекового города - затем подчеркнула все нечетные буквы и составила из них другое имя (правда, третью и пятую поменяв местами).
Инга.
Инга ничего не поняла, но решила не переспрашивать. И правильно решила.
…Короче, к полудню приехал лейтенант. Он долго выбирался из своего "жука", что-то втолковывая сидящей на заднем сиденьи крупной овчарке - тому самому Ральфу, чей вой Инга помнила до сих пор. Ральф беспокойно мотал головой, настораживая уши и нервно нюхая воздух.
- Сто раз талдычил олуху, - пробормотал Черчек, стоя возле женщин с тяпкой в руках, - чтоб не возил к нам своего ярчука!.. Вот уж дурья башка…
- Ярчук - это порода? - заинтересовалась Инга. - Это вы так овчарок зовете?
- Песья порода, - хмуро пояснил Черчек, непонятно что имея в виду. - Ярчуки на нюх злые… да не то, что надо, чуют. Йорис, кликни братьев, пусть за хатой постоят…
Лейтенант подошел к ним и вяло козырнул. Лицо его являло собой сосуд скорби человеческой, причем сосуд весьма потрепанный жизнью и обстоятельствами.
- Здравствуйте, госпожа Линдер, - голос лейтенанта был печален и тих, - здорово, дед… Вы извините, госпожа Линдер, и не думайте, что я вовсе забыл про вас - я помню, и билет для вас обратный взял… только на той неделе уже, в четверг. Неприятность у нас большая, вот и некогда было…
- Неприятность? - сочувственно спросила Инга. - Какая неприятность?
- Да уж самая что ни на есть… Тела из морга пропали. Этих ваших… или не ваших. Как есть подчистую пропали. Смотритель морга горькую запил, господин майор обещал мне… ну, да это неважно, а эксперты руками разводят и говорят…
- Что дохликов пацюки схарчили! - неприлично громко расхохотался старик, дергая себя за бороду. - Или что головешки деру дали! Прямо в рай, к богоматери за пазуху!..
- Как вам не стыдно! - возмутился лейтенант с совершенно уже цивильными интонациями, но его прервал собачий лай.
Лаял Ральф. На Иоганну. Пес, оказывается, давно выбрался из машины, распугав всех кур, и теперь самовольно вмешался в разговор.
Собака припала к земле в семи шагах от беременной, готовясь к прыжку; хриплый лай клокотал в ее глотке, вздымая дыбом шерсть и наливая злобой горящие глаза - а Иоганна, неподвижная и белая, как полотно, глядела на крупного пса, исходящего ненавистью.
- Ярчук, мать его в три бадьи… - Черчек перехватил тяпку поудобнее, и даже Инга крепче сжала кухонный нож, чувствуя, как обтяжная кожа рукоятки будто прирастает к ее ладони.
- Фу, Ральф! Фу! Назад!..
Кричал лейтенант. Пес не обратил на его команды ни малейшего внимания, собираясь во взведенную пружину…
- Хай, зверь!
У угла флигеля стоял полуголый Йорис. Он был без привычной майки, и Инга в очередной раз поразилась его волосатости. Жесткий черный волос рос у Йориса не только на широкой груди, но и на плечах, и даже на спине вдоль позвоночника (Йорис стоял вполоборота, и часть его спины просматривалась вполне отчетливо).
Из-за плеча Йориса выглядывало встревоженное лицо одного из парней, а сам лохмач словно распрямился, перестал горбиться - и Инге удалось поймать короткий взгляд Йориса, брошенный им в сторону Иоганны.
Мужской, спокойный, забывший себя взгляд. Так смотрит на свою смуглую владычицу варвар-телохранитель из северных лесов, становясь между ней и дюжиной клинков; так смотрит вожак стаи, выходя вперед…
- Хай, зверь! Аррргх!..
Пружина сорвалась. Ральф взвился в воздух, круто меняя направление; и собака, Йорис, его приятель скрылись за флигелем.