И слабым синим огнем засветился нож-проводник, откликаясь этим мыслям, откликаясь тому, другому, который… Инга разглядела, что нож стал длиннее, раза в три-четыре, лезвие слегка изогнулось, отсвечивая призрачной голубизной; и пришли слова. Пришли издалека, из немыслимого далека, но это были единственно возможные слова, гордые и простые.
"Оружие. Брат Скользящего в сумерках. Спутник Танцующего с Молнией."
И лес замер в испуге.
Инга стояла, переводя дыхание, на крохотной поляне в самой сердцевине чащи - а легконогий человек внутри нее еще бежал, в упоении нежданного мига свободы, но вот и он замедлил шаг, вздохнул, опустил клинок синей стали и…
И исчез.
Инга была одна. Была - собой.
- …На пяти тропинок встречу, где ветвей сухие руки молча корчатся… - прошелестело в вершинах сосен, хотя никакого ветра и в помине не было - и серая тень скользнула мимо Инги, пересекая поляну.
"Собака", - отстраненно подумала Инга.
- Волк, - рассмеялись сосны, роняя желтые иглы, - волк…
Волк, прихрамывая, трусил неторопливой рысцой, чуть подволакивая заднюю лапу; он в самом деле напоминал побитого пса, взъерошенная шерсть стояла дыбом и кое-где свалялась комками, неопрятными и грязными. У дальних кустов он на миг обернулся, изогнувшись всем телом, и глаза волка отразили слабое свечение ножа - который стал прежних размеров и почти угас.
Еще мгновение - и Инга снова осталась в одиночестве, даже не успев удивиться своему обострившемуся ночному зрению.
"Наш лохмач - мужик завидный, - донесся откуда-то насмешливый голос Иоганны, - то есть раньше был… А сейчас спортили красавца. Ты, баба, троих пропусти, пятого не дожидайся, иди за четвертым…"
"Первый?" - одним вздохом спросила Инга.
Тишина. И легкий свист, складывающийся в тягучую, заунывную мелодию.
Напротив Инги стоял ребенок. Он стоял вполоборота, пряча лицо под капюшоном длинного плаща; маленький, худой, и сердце Инги застучало неровно и часто.
- Таля… - шепнула она, шагнув чуть в сторону и заглядывая под капюшон. - Ты?..
Под капюшоном не было лица. Там вздувался гладкий лиловый пузырь с блестящей поверхностью, и сверху неровной челкой падали черные засаленные волосы. Временами пузырь шел морщинами, трескался и как бы лопался, клубясь сизой мглой; из этого тумана проступали части совершенно разных лиц - орлиный нос с нервными ноздрями, чувственные губки бантиком, выпученные глаза под длинными женскими ресницами, усы щеточкой…
И вновь все сливалось в одно целое и застывало неестественно гладким яйцом.
Безликое Дитя молча отвернулось, свист внезапно усилился, теряя мелодичность - и Инга не успела уловить того бесконечно малого отрезка времени, когда Безликое Дитя покинуло поляну.
"Второй?" - спросила Инга сама себя, и чьи-то цепкие пальчики ловко вцепились ей в юбку, нетерпеливо дергая подол.
Инга опустила глаза. У самых ног ее копошилось существо, напоминавшее обиженную гориллу, но всего девяти дюймов ростом. Лесной недомерок громко залопотал по-своему, втолковывая оторопевшей Инге какие-то свои, никому больше неизвестные истины, а когда Инга присела на корточки, он по непонятной причине озлился, зашипел, плюнул Инге на колено и, отцепившись от юбки, засеменил прочь.
Удаляясь, он, вопреки ожиданиям, отнюдь не уменьшился, а даже наоборот - принялся расти, вытягиваясь, сравнялся в росте с соснами и исчез в темноте леса, оставляя за собой грохот падающих деревьев да вопли потревоженного ночного зверья.
И тут Ингу сбило с ног. Причем так неудачно, что она ткнулась носом в прелую хвою, едва не выронив нож, потом оперлась на локоть и ошалело уставилась на очередного гостя.
Человек, столь неаккуратно вывалившийся из кустов, был действительно похож на человека, более того - человека весьма заурядного и вдобавок пьяного в стельку.
- Нет, нет, - забормотал человек, стоя на четвереньках и дыша на Ингу сивушным перегаром, - нет, только не это… Ну на кой ляд я вам всем сдался?! Отстаньте, а… отстаньте!..
Одной рукой человек попытался отмахнуться от всех тех, кому он на некий ляд сдался - но потерял равновесие и упал, с шумом заворочавшись в сухих иголках.
- Значит, так? - с унылой обреченностью спросил он и шустро пополз к противоположному краю поляны, раскорячась и топыря локти. - Значит, облава? Ладно…
"Он, Бредун, - вспомнила Инга слова Иоганны. - Больше некому… Четвертый!"
И шагнула следом.
Доползший до конца поляны Бредун остановился и попытался лежа обернуться, что ему частично удалось.
- Вон пошла, - хрипло пробурчал он, косясь на Ингу, - давай, чеши отсюда… Съем сейчас! Вот…
В глазах Бредуна зажглись хищные красноватые огоньки, зубы удлинились, становясь клыками, и на бледном лице резко проступил багровый рот.
- Ух, щас кровушку-то повысосу! - визгливо затянул Бредун - и икнул. Потом еще раз. Громко и неожиданно.
Он икал и икал, сотрясаясь всем телом, лицо его опять стало заурядным и даже жалким, и Инга зачем-то принялась хлопать его по спине, опустившись рядом на корточки.
Через некоторое время Бредуну полегчало. Он привалился спиной к стволу сосны, шмыгая длинным горбатым носом, взгляд его светлых глаз малость протрезвел и стал почти осмысленным - и Инга осмелилась.
Она ожидала совсем другого - погони, насилия, боли… А тут сидел похмельный немолодой человек, и лес вокруг помалкивал, до поры прикидываясь паинькой.
- Ты ответь мне, Бредун, - начала было Инга, и осеклась. - Они сказали, что ты можешь ответить…
И снова осеклась.
- Кто?! - подавившись собственным вопросом, перебил ее Бредун и для пущей убедительности постучал кулаком по своей груди.
- Я - кто? Как ты меня назвала, женщина?!
- Бредун, - робко повторила Инга. - Это мне так на хуторе…
- М-да, - человек задумчиво взлохматил и без того непослушные волосы. - Вот оно как… Бредун, значит… Это который бродит, что ли? Или который бредит? Ась? Ты как полагаешь?
- Никак, - честно ответила Инга. - Не знаю я. Ничего я теперь не знаю. Жили себе, жили, и вдруг - как в черный омут. Страшно должно быть, а мне и не страшно даже… Плохо и пусто.
- Ну, дура Иоганна, удружила, - человек плюнул в кусты и вытер мокрый рот о плечо. - Вот уж ведьмаки чертовы, умники лешастые, скажут - как оглоблей по башке… Бредун… Тогда уж лучше который бродит. Бредет, так сказать. Туда-сюда. Оттуда. И отсюда. И опять туда… где раки зимуют…
Он помолчал и нехотя добавил:
- Ты б меня не спрашивала лучше, а? Я тебе все равно ничего толкового не отвечу… Ну не знаю я, где мужики твои, честно, не знаю! Слухами земля полнится, а я мимо шел, как всегда… брел, в смысле… Догадываюсь, да и то - серединка на половинку! Зря они на Черчеков хутор сунулись. Ох, зря!.. Этот хутор судьба часто любит. Раз в полста лет - не одно, так другое… хоть в вашем мирке, хоть в каком другом! Ладно, что с тебя, неразумной, возьмешь, кроме хлопанья ресницами… Раз ты меня, похмельного, утешила, давай глянем…
Инга не очень поняла, что именно они сейчас будут глядеть в этой темени, и чем она таким особенным утешила похмельного Бредуна, но тут ночной гуляка лениво махнул рукой - и вокруг стало светло.
Очень светло.
Слишком.
9
Над собором из пепла - ветер.
Свет и мрак,
над песком встающий.
Очертанья маленькой смерти.
Ф. Г. Лорка
Инге показалось, что ее проволокли за волосы через такой чертополох миров и событий, что он изорвал сознание в клочья, разметав обрывки по ветру.
По степному горячему ветру, пахнущему полынью и стрелами…
Горели соборы и бордели, воздвигались империи и рушились горные хребты, вскипали алые бездны и небо раскрывало объятия молниям, когда на перепутьях дорог мирских сходились судьбы и упрямые неудачники с глазами цвета синей стали…
И хутор, Черчеков хутор, настырный камешек в шестернях взбесившихся часов!.. Он строился, разрушался, рос или сужался до единственной радикулитной избенки; рождались и умирали люди и нелюди, творилось зло, похожее на добро, и добро, неотличимое от зла - камешек, камешек, мелкий, назойливый, ворочающийся…
Где ты, камешек? Затерян в прибрежной гальке или летишь в авангарде горной лавины; впрессован в щебенку сельской дороги или забрался в башмак случайного прохожего?
Где?!
- Понравилось? - мягко спросил кто-то у Инги из-за спины. - Понравилось бродить? А вы мне даже напиться по-человечески - и то не даете! Эх, вы… С тобой все в порядке?
Перед Ингой блестела река. Она текла, извилистая, поросшая ряской у берегов, до мелочей похожая на Маэрну в верховьях, откуда они с Анджеем и начали свой маршрут на байдарках. Талька еще сразу натер водянки на ладонях, а Бакс все смеялся… Они вообще много смеялись тогда.
Ингу тронули за плечо, и она обернулась. Позади стоял Бредун. Таким его представить было трудно.
Он был выбрит и причесан. Ему подходил любой возраст от сорока пяти и дальше, дальше… Судя по выражению глаз - намного дальше. И серые глаза Бредуна, посаженные близко к горбатой переносице, глядели трезво и с грустной иронией. Так могло бы смотреть дерево. Или скала, нависшая над заброшенным горным храмом.
И одет Бредун был чисто и опрятно. Штаны, куртка, короткие сапоги - хотя Инга никогда раньше не видела штанов такого покроя и курток такой расцветки. Все вроде бы то же, что и у всех - ан нет, дудки, то - да не то…
- Эх, вы… - еще раз повторил Бредун и, отвернувшись от Инги, стал всматриваться куда-то вдаль - в туман, стелившийся по реке ненамного ниже того места, где они стояли.
Инга последовала его примеру.