Начальник блокпоста, сержант-контрактник в распахнутом бушлате, вышел из бетонного укрытия на дорогу и махнул рукой своим солдатам. Два "броника", перегораживавшие дорогу так, что между ними можно было проехать только медленным зигзагом, взревели моторами и стали расползаться. Колонна встала, рыча и урча, - железная, надёжная, с хищными скосами корпусов, зоркой поворотливостью башен, вся в живых дымках выхлопных газов. Из "уазика" на ту сторону дороги вышел военный, обогнул машину и направился к сержанту, поправляя на голове форменную кепку с длинным козырьком. Лузгин взобрался на дорогу из кювета и тоже двинулся к сержанту, но был остановлен властным выбросом ладони и обиженно замер шагах в десяти, наблюдая, как вояки что-то бормочут друг другу, время от времени тыча кулаками с оттопыренными большими пальцами куда-то за спину каждый себе. Затем военный из колонны хлопнул сержанта по плечу и быстро пошёл к Лузгину, на ходу протягивая руку.
- Документы давайте.
- Пожалуйста, - сказал Лузгин, и отвечая на приказ, и одновременно давая понять солдафону в погонах старлея, что у нормальных людей эта фраза звучала бы так: "Документы, пожалуйста". Старлей был молодым, лет двадцати пяти, не старше, сложения и роста очень среднего, скуластый, с тонкими и бледными губами. Пока он разворачивал и читал бумаги, Лузгин разглядывал его с растущей неприязнью, подмечая в одежде и облике старлея всё новые и новые раздражающие мелочи.
Внезапно старлей хмыкнул, приподнял белёсые брови и пристально взглянул на Лузгина.
- Вот это да, - весело сказал старлей. - Так я вас знаю, Владимир Васильевич.
- А я вас нет, - высокомерно процедил Лузгин.
- Мне же никто ничё не объяснил, сказали просто: заберёшь корреспондента. Как интересно! - Старлей па-цански улыбнулся, зажал бумаги в левой руке, а правую протянул Лузгину, напружинив ладонь. - Елагин Алексей. Мой отец работал с вами на телевидении, помните?
- Естественно, помню, - уверенно бросил Лузгин. Знать не знал он на студии никакого Елагина. - Здравствуйте, товарищ старший лейтенант.
- Ой, здравствуйте, конечно! Извините, что так…
- Да ладно вам… - Лузгин поддёрнул на плече ремень походной сумки. - Куда прикажете?
- За мной, пожалуйста, - уже армейским голосом проговорил Елагин.
Когда их обстреляли час спустя, Лузгин уже вовсю освоился в машине, бодро рассказывал гадости про сладкое житье эсфоровцев и ретранслировал свежие сплетни из канцелярии генерал-губернатора. Сплетни и гадости особенно нравились сидевшему рядом с Лузгиным на заднем сиденье "козла" младшему лейтенанту Коле Воропаеву, заместителю комроты, здоровому парню с квадратным мясистым лицом. Он скалил белые крупные зубы и всё повторял: "Вот же суки!" - и уже говорил Лузгину: - "Ты, Василич". Комроты Елагин сидел впереди и на рассказы реагировал подрагиванием круглого затылка. Усатый ефрейтор за рулём контролировал дорогу и изредка поглядывал на Лузгина через широкое зеркало заднего обзора. Звали ефрейтора Сашей, он был из разорившихся таксистов. Коля-младшой был не местный, залетел перед выпуском на драке с патрулём, вот и вышел из училища с одной-единственной звёздочкой на погонах, а не с двумя, как у всех остальных, и был отправлен из Ростова в зону, о чём нисколько не жалел, потому что Ростов замиряли голландцы и немцы, а немцев он терпеть не мог по старой русской воинской традиции: американцы веселее, а те уж больно наглые. Тюменец же Елагин получил свою третью звёздочку уже на здешнем училищном плацу ровно за день до того, как авиация забомбила повстанцев и в город вошли эсфоровцы. Вот как много успел узнать про экипаж штабного "козлика" профессиональный расспраши-ватель Лузгин к тому моменту, когда шедшая впереди дозорная "пешка" стала забирать вправо и вправо и нырнула носом в кювет, а шофёр "уазика" Саша крутанул руль влево и бросил машину в кювет с противоположной стороны дороги.
Старлей Елагин выскочил наружу и побежал через асфальт к завалившейся "пешке", прячась за неё и пригибаясь; Коля-младшой открыл свою дверцу, схватил Лузгина за рукав пуховика, выдернул вслед за собой и толкнул в кюветную траву.
- Лежать, батя, лежать! - крикнул он злым полушёпотом, высовываясь над дорогой и вертя головой. Башня соседнего "броника" шевельнулась, и впервые в жизни Лузгин услышал, как оглушительно и плотно молотит воздух крупнокалиберный пулемёт, если он работает в десяти шагах от тебя и ты видишь, как стреляные гильзы беззвучно скачут по асфальту. Воропаев тем временем запрыгнул обратно в машину и орал на кого-то по рации. Лузгин на четвереньках влез повыше, стрельба прекратилась, и после недолгого звона в ушах стали слышны топот и крики, фырканье моторов, к дозорной "пешке" бежали солдаты, а замыкающая "пешка" неслась по дороге, обходя колонну и сигналя. Лузгин понимал, что на них напали, но кто, откуда и как - не понимал ни черта, только вдруг почувствовал за собой глухие заросли большого леса, молча целившегося ему в спину. Он крутанулся и съехал на заднице вниз, где сидевший на корточках с сигаретой в зубах шофёр Саша сделал ему жест рукой: спокойно, мол, не суетись… Тогда Лузгин поднялся на ноги и вышел на дорогу.
Комроты шёл ему навстречу, и только тут Лузгин заметил, что Елагин был без оружия, и это показалось ему опасным, неправильным: как же так, в тебя стреляют, а ты выскакиваешь из машины с голыми руками. "Наверно, пороху не нюхал", - подумал Лузгин и строго спросил:
- Ну и что там случилось?
- Да психи какие-то, - с обидой и злостью ответил старлей. - Лупанули вон с просёлочной и смылись.
- Будете преследовать? - Лузгин старался говорить основательно, даже голос снизил для солидности.
- Атолку-то, - сказал Елагин. - Они на джипе, гады, разве их догонишь…
- "Духи", да? - спросил Лузгин.
- Да кто угодно! - зло отмахнулся старший лейтенант. - Три мудака каких-нибудь решили поохотиться. Здесь же хрен поймёшь, кто за кого… Ну что? - крикнул он в сторону штабной машины; оттуда высунулся Коля-младшой и показал большим пальцем в небо.
- Вертолёты вызвали, - догадливо сказал Лузгин.
- Да толку-то, - поморщился Елагин. - Даже если и нагонят, всё равно стрелять не будут.
- Это почему?
- Джип ведь гражданский, а они, блин, миротворцы хреновы.
- Ну да, я понял, знаю, - растерянно сказал Лузгин, и в этот момент с неба обрушился грохот, по асфальту скользнула длинная хищная тень, Лузгин поднял голову и увидел рыбье брюхо и задранный хвост большого боевого вертолёта - нашего, "милевского", но в натовской раскраске, быстро уходившего за верхушки деревьев.
- Значит, рядом болтались, - без выражения сказал комроты. - Доложил? - спросил он подошедшего Колю-младшого, и тот кивнул невесело. - Херово начинаем… Попало в моторный отсек. Тепловой, значит, был, без подсветки… Двоих задело, "пешка" сдохла… Значит, так: ребят на вторую и рысью в Ялуторовск… Двоих оставь на охрану, боекомплект и остальных - на грузовик, колонне приготовиться к движению. Исполняйте.
- Есть, начальник, - сказал Коля.
- Херово начинаем, - повторил Елагин, достав сигареты.
Лузгин тоже закурил и спросил, оглядываясь:
- Первый раз идёте?
- Почему? - В голосе Елагина не было обиды. - Раз в две недели катаемся. Саша, вылезай, хера ли ты в кювете окопался! Тянуть или сам выедешь?
- Выеду, - ответил невидимый Саша.
Лузгину объяснили в штабе, что колонна идёт менять солдат на блокпостах в Казанском районе, граничившем с бывшим Казахстаном, где теперь куча султанатов, халифатов и прочих джамахирий и откуда наезжали "духи", чтобы грабить поезда на Транссибирской железной дороге. Собственно Транссиб охраняли эсфоровцы, потому что железная дорога попадала под закон об охране инвестиций наряду с месторождениями, электростанциями и крупными лесоразработками севернее демаркационной линии (южнее этой линии ни месторождений, ни прочих разработок не было, а была только зона и в ней гражданин, мало нужный кому-то Лузгин). Эсфоровцы стерегли магистраль и гоняли в лесах партизан, а славное русское воинство торчало сиднем в блокпостах и изредка устраивало рейды, когда снабженцам удавалось разжиться горючим и боеприпасами. После летних боёв серьёзных прорывов не случалось, а с мелкими группами "духов" воевали партизаны, которых, в свою очередь, с неба долбали эсфоровцы на русских вертолётах с русскими же наёмными экипажами. Лузгин во-обще-то просился в рейд, но рейда не предвиделось, да и не взяли бы его в настоящую боевую операцию ("на боевые", как говорили люди в штабе). Он скуксился, когда узнал, что едет наблюдать обыкновенную замену караулов, и вот буквально через час стрельба и кровь, два тела на носилках запихивают в "пешку", хмуро курит старлей без оружия, а ведь те психи на джипе вполне могли пустить ракету по второй машине: и дураку понятно, что на "козле" едут офицеры, сюда и надо целить. Их бы, поди, всех разорвало в клочья: и Елагина, и Колю-младшого, и усатого Сашу, а дальше и думать не хочется. В грузовике-то было бы свободнее, там даже можно лечь, наверное, а на таком же "козле" подорвался в Чечне фотокор Ефремов, и тоже сидел сзади справа… Говорили, что Ефремова насквозь проткнуло рессорой; хороший человек, но вспомнился некстати. Было это давно, когда Чечню ещё не поменяли на долги.
- Всё, по машинам, - сказал старлей.