Эта короткая дружная атака несколько сбила Марсель с толку. Так сразу и откровенно! Она по опыту знала, что под видом откровенности люди обычно делятся самыми убийственными для тебя новостями, или - врут, и врут с целью если не убедить тебя, так по крайней мере запутать, заморочить, навести на ложный путь. Одно из двух: или ей под таким соусом подносят опеку, слежку, или, что "или"? они в самом деле говорят то, что думают?
Значит, на случай, если стрясется что-то неладное, ей добрый совет - тут же вызвать ассистентов Вааля.
И они смотрят, ждут, что она скажет.
- Я очень вам признательна, - осторожно начала Марсель, - но ситуация так необычна… я до сих пор в себя никак не приду. И не верится как-то.
- Тем более не верится, что все мы из одного теста! - Аник отвалился на спинку кресла.
- Но мы назад своих слов не возьмем, - сказал Клейн сквозь зубы, открывая язычок у банки. - Угощайтесь, Марсель.
- Спасибо.
- Может, покажем?.. - зевнул Аник.
- Давай монетку.
- Держи.
Клейн перехватил на лету брошенный назад талер и протянул его на ладони Марсель.
- Как допьете, барышня, подкиньте монету и поймайте.
- Мой - орел, - предупредил Аник.
- Выходит, мне осталась решка.
- Зачем это?
- Выясним, кому из нас один трюк показать. Научный опыт.
- Вам будет интересно, - пообещал Аник, - вот увидите.
Талер взлетел, кувыркаясь, и спрятался у Марсель в кулачке. Она разжала руку - королевский профиль.
- Сам виноват, - Аник сокрушенно покачал головой, - не на кого пенять, - и он достал снизу малюсенькую клетку, где шевелила усами встревоженная белая мышка.
- Нравится вам? - без улыбки спросил Клейн, принимая клетку от Аника.
- Хорошенькая…
- Я тоже был хорошенький, - медля, Клейн наблюдал, как мышка перебегает по проволочной сетке, пока он вертит клетку с боку на бок, - был я парнишечка веселый и пошел на войну… И в плен попал. Вы знаете, что такое конзентрационслагер? или аппель-плац?.. не знаете, сейчас об этом мало говорят. Может, оно и к лучшему. Столько лет прошло; новые люди народились, старые повымерли. Кто были враги - стали друзья. И последние, кто это видел, уберутся под дерновое одеяло. И ничего не останется - будто и не было ничего. Нельзя же вечно горевать; жизнь такая хорошая… А я иногда боюсь - ох, ненадолго эта благодать. Если кому-то хорошо, то обязательно кому-то плохо. Не здесь плохо, так на другом краю света. И начнут опять людей косить - просто чтобы их не стало, как лишних. Думаете пожалеют? а я как вспомню, что со мной было, и кажется - глазом не моргнут. Как тогда… позади охрана, впереди смерть, ломаю я камень киркой и одно меня сверлит: почему же меня-то - ВОТ ТАК!
Как пресс, железная ладонь Клейна одним движением смяла, скомкала клеточку вместе с мышью - лишь капля крови выдавилась между пальцами.
- Что вы сделали! отдайте, - вспыхнула Марсель, но потянуться за мышкой не посмела - настолько колючим и отчужденным стал взгляд Клейна. Но мгновение - и льдинки в глазах его растаяли.
- Стыдно убивать животных, - резко и решительно добавила она.
- Что делать? - виновато улыбнулся Клейн.
"Садист, - с отвращением подумала Марсель, а Клейн разорвал сетку и выцарапал взъерошенную мертвую мышь; Марсель отвернулась. - Запугать хотят".
- Мадемуазель, посмотрите сюда…
- Отстаньте от меня. Я сама пойду. - Она начала отстегивать ремень.
Мышка лежала на муфте рычага, и Аник коснулся ее указательным пальцем - шерстку потрогать, что ли?..
Над мышкой появился сиреневый ореол, защелкали искорки.
Аник сморщился, как от зубной боли.
Мышка заскребла задними лапками.
Аник зажмурился, нагнул голову.
Мышка часто задышала.
Аник шумно выдохнул и отвел руку.
Мышка поднялась, принюхалась - и Клейн поймал ее за хвостик.
- Готово!
- Только ради вас, мадемуазель, - все еще кривя губы, Аник растирал побелевшую кисть.
- Куда б ее посадить?., найди что-нибудь с крышкой, - заворочался в кресле Клейн. - Она меня цапнет за палец.
- Не цапнет - лабораторная порода.
- Я плохо думала о вас, - призналась Марсель.
- Прошу вас, Марсель, продолжайте и дальше думать о нас плохо. Это верное средство от ошибок.
- Я была не права.
- Ради бога, никаких покаянных слов! Для девушки уже слишком много, если она так скажет.
- Но поймите меня - я сегодня…
- Вы сегодня воскресли. Нам это понятно, как никому другому. Поэтому вы можете на нас рассчитывать.
- Спасибо вам, Клейн.
- Думаю, можно считать вас принятой в союз дезертиров с того света?
- Да! конечно.
- В таком случае пожмем друг другу руки. Аник Дешан, расстрелян в пятьдесят втором по приговору суда Юго-Западной провинции.
- Алард Клейн. Зимой сорок пятого бежал из концлагеря, замерз в горах.
- Марцелла Фальта. Причина смерти - легионеллез.
И лишь тогда Аник привел в действие многократную лошадиную силу "Коня", и машина плавно тронулась.
* * *
Долго жил Изерге по ту сторону радуги, в стране добрых снов, откуда с неба на землю течет светлая Виче. За вратами Онара, за радугой лежит объятый ласковым туманом мир лесной, реками напоенный, людьми вспаханный.
Гуси-лебеди, голуби да журавли летают через врата-радугу вольно, беззапретно - летят в край богов, летят в край людей… куда хотят!
А люди, когда мать рождений Шочын Ава им велит родиться в срок, возврата не знают. Шаг шагнул - ты человек, тебе сужден земной удел.
Знай люди наперед, куда их путь лежит, нипочем бы край богов не покидали. Там благодать. Всегда на столе колбаса, сытный суп-лашка, творожные сырники. Струны кюсле сами собой играют.
А что на земле - журавля спроси.
"Журавль серый, какие вести несешь из-за врат Онара?"
"Беда, - кличет журавль, - чехословаки восстали от Пензы до Владивостока, взяли Казань. Лесной мир затих, в страхе замер. Земной туман почернел дымом.
Бились красные на Волге, реку кровянили. Везли баржу с ранеными в Нижний, на мель сели и снесли на берег в тифу Алексея Тхора, чуть живого. Сказывать ли дальше, Изерге, про твоего отца?
Вот идет с востока Колчак, занял Пермь, отбил красных за Каму. Он уже в Воткинске и в Ижевске, скоро будет в Самаре! Но ударил на него молдаванин Фрунзе, погнал Колчака вспять. Отпоила Алексея медом и пахтой молодая Унай, полюбила его.
Стих пушечный гром над лесами.
Изерге, за братом настал твой черед появиться на свет. Унай тяжела тобой, счастлива, ждет не дождется.
О сытости забудь, сейчас не время слоеных блинов и вареников с мясом. Мука из сушеной рыбы - за счастье, из конопляного семени - лакомство. Запомни: можно есть ужа, ежа, гадюку, белку.
Эта еда обычна для лесного мира с незапамятной поры, когда Ясный Сокол ариев еще не одолел угро-финского Оленя Золотые Рога.
Поборол - не убил. Зверь чащобы и птица небес помирились, сжились на лесном неоглядном просторе.
Лес хранит сон вечности от хода времени. Есть на свете места, Изерге, над которыми время не властно - тебе выпало родиться в таком месте".
Изерге рос, слушал и понимал.
Был в Петрограде белый бог - Царь, и где он теперь? сгинул. Был в Москве красный бог - Ленин, и что с ним стало? умер, лежит в погребальной избе. А Кугу Юмо царит вечно.
Двести лет, как крещен лесной край, но все жив Кугу Юмо.
Приходили поп с урядником: "Не сметь справлять юманы! А ну, кто тут языческий жрец?!"
Приходил партийный секретарь с колхозным председателем: "А кто в юман раскладывал огни, а кто корову в жертву приносил? Ах вы, кулацкие вредители!"
Пошумят, погрозят, напьются медовухи-пуро, закусят жертвенной говяжьей солониной, потом - в подводу, до свидания!
"Ищи тут кулаков и подкулачников, - буркнет вслед отец Элексе, - днем с фонарем не сыщешь. На сорок дворов - пять коров, и те в запрошлый год пали…"
Он, Элексе, грамотный; линию партии чует, когда еще в уезд бумага не пришла. Коллективизацию и раскулачивание провел - не подкопаешься: "Всех поименно выше названных семь кулаков Бог сыскал скорым и справедливым революционным судом, о чем имеется свидетельство товарища лекпома. Имущество, включая самовар, поделено по беднякам. Слава труду!"
И молилась на хромого Элексе деревня. А партийный секретарь, сам из керженских раскольников, ругал его за несознательность: "Ты, товарищ Тхор, отсталый элемент. Зачем ты Бога вписал в рапорт? разве Исус Христос - предревтрибунала?"
Лесные боги потихоньку сберегали свой народ от лютости начальников. Не велит красный бог Сталин содержать семейное хозяйство, потому что оно - нож и обрез из-за угла в спину колхозу, а лес дичи, грибов, орехов, ягод уродит втрое-впятеро. Не хлеб, но пища. "Мы не сеяли, не жали, мы с лукошком в лес бежали", - подмигнет отец Элексе.
Разве не чудо - такое заступничество?
С изумлением раскрыв глаза, смотрит Изерге на дивный мир, где все - сказочно, волшебно и так просто, словно и быть так должно. Утром пролетел журавль к вратам Онара, днем - аэроплан прострекотал, в сумерках - ведьма на ухвате-рогаче верхом. Что же, и ведьме летать надо, может, и она по делу летит, у нее где-нибудь шабаш.
Или - может лесной парень в красную Москву попасть? "Это запросто, как коню пару пирожных" - сказал бы отец Элексе. Был сирота Йыван Кырля из Купсолы, кто его знал? Теперь и в больших городах про него говорят, много хвалят и его песню поют: "Мустафа дорогу строил". Сняли фильму про Йывана, и какая фильма! С голосами, говорящая!