Переводчик, повинуясь кивку сотника, выступил вперед и молвил:
- Выкуп! Две тысячи! Быстро!
Настоятель заговорил, понять его было невозможно, но можно догадаться по голосу, что он возмущен и платить отказывается.
- Брешет, пан сотник! Бедные, говорит. Прижать надо посильнее.
- Обыскать монастырь! - крикнул сотник. - Раз не хотят по-доброму, придется действовать силой! Всех старших монахов запереть в одном месте в подвале и держать заложниками. Остальных выгнать за ворота. Будем ночевать здесь, в монастыре. Действуйте!
Казаки похватали самых важных монахов, согнали вместе и тумаками заставили спуститься в подвал.
- Закрыть и сторожить! - распорядился сотник. - Всё, что найдете ценного, снести в одну келью. Панас, подбери нам всем место для ночлега.
Прошел час, и в келье появились почти все ценные вещи монастыря, громоздившиеся кучей.
- Нет денег, хлопцы, - объявил сотник. - Придется пощекотать католиков. У них должны быть деньги, и немалые.
Несколько казаков с факелами и фонарями спустились в подвал. Шестеро монахов смиренно сидели на жесткой скамье и со страхом взирали на страшных пришельцев. Толмач опять коротко бросил:
- Выкуп! Талеры! Две тысячи! Быстро! - Монахи пожимали плечами, что-то говорили, но не соглашались отдать требуемое. Сотник напряженно смотрел на каждого из них, выбрал самого слабого, как ему казалось, и кивнул на него:
- С этого начинайте!
Монаху ткнули в лицо факелом. Запахло горелым волосом. Монах закричал, а толмач громко крикнул:
- Выкуп! Выкуп! Быстро!
Ничего не получалось. Монахи не хотели говорить или не знали, где тайник. Последнее было сомнительно.
- Раскалите прут, казаки, - приказал сотник. - Воткнем этот прут в монашью задницу! Может, после этого откроют тайник.
Казаки повалили одного монаха, сорвали сутану, оголили нижнюю часть тела, растянули на лавке. Остальных поставили так, чтобы всем было видно.
- Начинай, - кивнул сотник. - Слегка пока что.
Душераздирающий вопль заметался под низкими сводами подвала, ища выхода. Толмач продолжал твердить одно и то же.
Один монах, дрожа всем телом, согласно закивал, не в силах произнести нужное слово.
- Кажись, один скис, - молвил сотник. - Посмотрим, что из этого выйдет.
Он потянул монаха за рукав. Они вышли в темный низкий коридорчик, прошли по нему, спустились в подвал, дверь которого была сорвана. Фонарь едва освещал захламленное помещение. Монах дрожащим пальцем указал на стену.
Боровский посветил, присмотрелся к стене. Было заметно, что кладка еще не высохла, и сотник разозлился, поняв, что казаки не слишком усердно осмотрели подвал. Жестом он приказал монаху вскрыть тайник.
С немалыми усилиями монах вытащил несколько кирпичей. Сотник обнаружил в тайнике мешочки с монетами, церковную утварь из золота и серебра, украшенную драгоценными каменьями.
Боровский внимательно поглядел на ценности, взвесил их на руке, вздохнул и положил на место. Мешочки с монетами вынул, обернулся и опять стал рассматривать утварь. Вытащил кинжал и довольно сноровисто выколупнул почти все крупные камни, поглядел на них и сунул в карман.
Он вернулся к оставшимся с монахами казакам, молча показал мешочки и пригласил казаков следовать за собой. Монахов оставили в подвале, закрыв на засовы и замки, привалив бочками из-под вина.
- Радуйтесь, казаки! Выкуп у нас, - радостно сверкнув глазами, объявил сотник и выложил на стол в трапезной все мешочки. - Поделим, а то мне тяжело их будет таскать с собой, ха-ха!
Выкупа оказалось более пяти тысяч талеров. Сотник благодушно молвил:
- Разделим по справедливости, паны-братья. Каждому доля, и от каждого мне по два талера. Согласны?
- Слава сотнику! - крикнул кто-то радостно. - Вот настоящая справедливость!
- Согласны, пан сотник! Делите!
Казаки умильно щурили глаза. Им досталось несметное богатство, о котором и мечтать-то было страшно. Это не те крохи, что обещаны императором. Шесть несчастных талеров! Тут получается почти в сто раз больше!
Однако Боровский заявил сурово и решительно:
- Вы убедились, что я поступаю справедливо. Но нам потребуются и общие деньги. Мы еще не соединились со своими. Предлагаю отдать на общие нужды по два талера. С меня пять.
Это не вызвало ни у кого возражений. Дело нужное и необходимое. А Боровский добавил, хитро усмехнувшись:
- И постарайтесь молчать об этом, казаки. Это ни к чему совсем, трепаться языками про наши дела. Они лишь наши, и другим нечего о них знать.
- Понятное дело, пан сотник! Мы согласны!
- Лука, ты всё равно вина не принимаешь, так тебе особое задание. Пока мы тут будем пировать, ты отдохни и хорошенько выспись, а потом мы тебя разбудим - встанешь на стражу. Мало ли что! Иди ложись.
Юноша было немного обиделся, но потом решил, что это не очень-то и плохо. Он устал, глаза и так слипались. Лука отправился в одну из келий, где завалился на жесткое монашье ложе и спал, пока его не подняли.
Казачья полусотня утром с веселым гомоном, нагруженная снедью и вином, тронулась дальше. Лука вызвался править парой лошадей, запряженных в повозку. Он решил, что его кобыле лучше идти в поводу, чем тащить седока по топким дорогам.
Они сильно привязались друг к другу - юноша и лошадь. Он подкармливал ее корочками хлеба с солью, не жалел ничего, вот и теперь припрятал лишний мешок овса для своей любимицы. Боровский уже два раза предлагал продать ему кобылку.
- Нет, пан сотник, - отнекивался Лука. - Лошадь не продается. Эта моя Нэнька, как я ее назвал, уже многое понимает, и я не могу ее продать. Простите, пан сотник.
И теперь Лука нет-нет да и оглядывался на свою красавицу, бредущую за телегой. Та поводила острыми ушами и косила фиолетовый глаз по сторонам.
Полусотня медленно продвигалась на северо-восток среди буйства весны. Деревни по сторонам дороги были полупусты. Там работали почти сплошь женщины и дети, и то лишь на огородах. Только в редких местах кое-где зеленели хлеба.
Сотник Боровский часто оглядывал местность в подзорную трубу, добытую в монастыре, а Лука с вожделением взирал на него. Ему так сильно хотелось взглянуть в эту диковинную трубу, что часто настроение его портилось после таких обзоров сотника. Он мечтал о такой трубе и постоянно искал ее в тех деревнях, которые они миновали.
Так прошло дней десять. Продовольствие уже подходило к концу, надо было искать источник его пополнения.
- Версты три до деревни, - молвил сотник, просмотрев с пригорка местность. - Попробуем отыскать харчи. Авось повезет. Казаки, - обернулся он назад, - будем проезжать лесок, так держаться настороже.
Въехали в лесок, протянувшийся на полверсты в ширину, отделявший деревенские угодья. Огромные дубы, вязы, сосны величаво шелестели молодой листвой. Дорога, малоезженая в это смутное время, уже зарастала бурьяном. Место казалось глухим и мрачным. Казаки поминутно оглядывались, держа оружие наготове, прислушиваясь к посторонним звукам.
- Проклятье, засада! - закричал задний казак.
Все оглянулись назад, выхватив сабли и опустив пики. Там медленно, величаво падала большая сосна, загораживая отступление. И тут же с шумом и треском повалилась сосна спереди, ломая сучья и теряя иголки. С воплями и руганью на дорогу высыпали страшные, заросшие бородами мужики в рваных рубахах. Их оружием служили косы, серпы, топоры и вилы.
Они дружно бросились на казаков. Прозвучали первые выстрелы пистолей. С остервенением и те и другие рубились. Лошади визжали, топали, брыкались и падали, придавливая седоков и мужиков.
Казаки крутились волчками, отражая нападение и отстреливаясь из пистолей.
Лука успел вскочить на кобылу и едва отбил косу, как острия вил стремительно рванулись ему в бок. Ударом сабли, которая тут же переломилась, он немного изменил их путь, кафтан затрещал, распоротый, а обломок сабли ничего не мог уже сделать. Лука еще успел выхватить древко вил из цепких рук мужика, не ожидавшего такого. Удар в бедро чем-то твердым едва не вышиб Луку из седла.
Теперь он отмахивался вилами, как копьем. Мельком заметил замах топора в руке мужика, инстинктивно вскочил на прямые ноги и ощутил, как мощный удар, задев штаны, обрушился на заднюю луку седла. Нэнька присела на задние ноги, но устояла и вынесла Луку из этого ада. Здесь Лука отразил удар косы, зацепил нападавшего вилами, выхватил из-за кушака пистоль и выстрелил в грудь другого человека, нацелившегося копьем.
Пронзительный свист прекратил побоище. Мужики быстро отступили и так же стремительно их шумные шаги по подлеску затихли по обе стороны дороги.
Казаки огляделись. На дороге лежали тела людей, рядом дрыгала ногой смертельно раненная лошадь. Несколько человек были ранены и блажили, свои просили помочь, чужие - пощадить.
Казаки матерно ругались, спрыгивали с коней и осматривали раненых.
- Черт! - выругался сотник Боровский. - Потерять троих казаков! Словно настоящее сражение! Дьявольщина!
Его тоже зацепило, он зажимал колотую рану правой руки тряпкой, пропитанной кровью. Зло крикнул:
- Всех раненых в повозку! Быстрее перевязывайте - и в дорогу! До деревни с версту будет!
Лука с удивлением обнаружил, что не может стать на правую ногу. Бедро у него распухло и сильно болело. Под штаниной темнел огромный синяк. Он пощупал его, но ничего не обнаружил. Спросил подошедшего Якима:
- Ну-ка глянь, что там? Болит жутко! - Яким, в пятнах крови, опустился на колени и осторожно прощупал, не обращая внимания на вопящего друга.
- Не похоже на перелом, Лука. Просто сильный удар. Как же ты проморгал?