"Как бы так выразиться? Хотя бы то, что Ева в терминальной фазе неадекватна" - и снова я промолчал.
- Все участники экспериментов официально были казнены до прибытия на базу, - хладнокровно сообщила Акаги. - Кроме Майи Ибуки.
У меня все слегка плыло перед глазами. Люди, которые пытают нелюдей и смотрят, как те поведут себя с людьми. Нелюди, которым предлагают пообщаться с людьми. Люди, которые попадают к нелюдям. Я почему-то четко представил их всех. Представил - и пожалел об этом.
- Она оказалась сильной. Она часами смотрела им в глаза. Мы это так и назвали - "гляделки". И ни один Евангелион ее не тронул, пока мы их слегка не раззадорили.
Я вздрогнул и с трудом остановил руку на пути к пустой кобуре. А перед глазами стояли холсты Майи.
- Майе удалось сбежать. К сожалению, планета не была режимной, так что...
- И почему же вы ее не нашли? - спросил я, буквально проталкивая воздух сквозь перехваченное горло. - Она же открыто нанималась после бегства? Да, скрывалась, но...
- Мне неизвестна политика руководства, Икари.
Сука.
- Какую информацию узнала Ибуки?
- Не могу сказать.
- Это после всего-то, что вы мне тут наговорили? - я поднял брови. - Да вам лет пятнадцать светит уже!
- За что? - удивилась Акаги. - Якобы пострадавшая мертва, базы не существует, ничего нет. Я уж молчу, что "Чистоту", куда входила Ибуки, вот-вот объявят вне закона.
Я проглотил "базы не существует", изо всех сил гася холодную ярость.
- Икари, - позвала меня профессор. - Поменьше злобы. Занимайтесь своим делом, иначе мне придется улететь с Земли. Надолго. А это неудобно.
Вдох - и выдох. Вдох - и... Вот если бы еще зубы расцепить.
- И еще одно. С информацией о Майе вас выпустят отсюда, с тем, что я могу добавить, - нет.
- У меня высшие сертификаты допроса, за нами не могут следить.
Акаги сделала длинную затяжку и выдохнула в потолок.
- Вы слишком милый, Икари. Всего доброго.
Хотелось сказать что-то злое. Хотелось сказать, что я вернусь. Хотелось пристрелить суку без всяких разговоров - а еще она своим существованием словно бы оправдывала меня. Я лишь прекратил страдания Майи, которая не могла прогнать из разума треклятых "колец Синигами".
Я словно у психоаналитика отсидел, а потому вышел молча. Зато в ушах всласть звенело.
Закрыв дверь за собой, я посмотрел по сторонам. В креслах в маленьком холле расположились юристы "Ньюронетикс" - элегантные крысы в дорогущих костюмах, все того же серого оттенка, что и стены. Неподалеку окопалась моя гвардия - взвод "виндикаторов", и даже бронированным глыбам тут было неуютно. Я хотел было оторваться на вставших мне навстречу адвокатах, - их лиц я по-прежнему не воспринимал, - когда обнаружил в коридоре еще одно действующее лицо.
Гендо Икари спускался на этот этаж офиса по широкой лестнице.
Я понял, что разглядываю говнюка, а он - меня. Я так и не понял, кто победил в гребаных гляделках, но вряд ли мой отец вспотел от напряжения, когда отвел взгляд и просто прошел мимо.
* * *
Крупные капли стелились снаружи по стеклу машины. Снег так и не перерос в метель - мой ховеркар неспешно плыл в струях промозглого ливня. Музыку я выключил к чертям, но в голове упрямо крутился утренний мотивчик: мягкий, тоскливый. Я скосил глаза. На пассажирском сиденье лежал пакет с довоенным каталогом пивных сортов.
Я смотрел на эту подарочную упаковку и понимал, что грёбаный день надорвал меня.
Признание Аски. "Я теперь буду хуже к тебе относиться".
Признание Рей - и горячее тело в моих объятиях.
Квартира Майи - картины и фотографии. Судьба пешки.
Слова Акаги. "Вы слишком милый, Икари".
И теперь я просто ехал на день рождения начальницы. Где буду пить газировку и рассказывать. Рассказывать и пить газировку.
"В задницу газировку. Нажрусь", - решил я. Ну, переживет меня Аска. Я не обижусь.
Глава 17
Как-то мне плоховато думалось - говорилось хорошо, а думалось неважнецки. Оно, конечно, и не такое бывает, если уложить самую малость спиртного поверх лекарств, но все равно, странно это. Я погладил нагревшийся стакан пальцем и в который раз осмотрел окрестности: народ потихоньку расползался, и от меня отстали. Все, кому было интересно послушать об этом деньке, послушали, поздравили Мисато-сан, отоварились выпивкой, похихикали.
Я давно не был на таких мероприятиях, и ничего, видимо, не потерял: скука, натужное веселье и пойло - никакого праздника жизни и близко нет. А разгадка на поверхности: профессионалы не умеют фальшивить - тем более, те профессионалы, которым положено вроде как любить жизнь. Я поглаживал стакан, тонул все глубже в мягчайшем диване и в упор не понимал, чего не хватает этим именинам. Нет, понятно, что деловитость никуда не денешь: вон, новорожденная даже на мой подарок едва взглянула, сразу утащила на балкон допрашивать. Понятно, что все тут одиночки, что я сижу на сборище коллег, которые как бы не совсем коллеги. Сослуживцы ведь не бывают такими: я его рожу каждый день вижу, но ничего о нем не знаю. Или бывают? Я читал досье Макото, например, но что я могу сказать о человеке по имени Макото Хьюга? Правильный ответ: "Да на кой мне вообще сдался человек Макото Хьюга?" Логично сделать следующий шаг - к признанию, что такие посиделки даром никому не нужны. Хотя, что это я размечтался? Заведено ведь так. Традиции абсурдны и нагло прут против очевидностей, говорим же по-прежнему: "Она родилась", - хотя современные люди давно уже появляются на свет таким изощренным образом, что трупик эволюции подергивается в гробу.
Короче, все тут одиноки и несчастны, а я хочу спать. И вообще: где там еще выпивка?
- Икари, ну-ка, помоги.
Я поднял глаза. Капитан, наклонившись, двумя руками взялась за столешницу и вопросительно смотрела на меня. Была капитан в белой блузке, на ее шее по-прежнему болтался "именинный" крестик. И какое-то такое у нее лицо, что я враз отставил стакан и, проглотив шуточку, встал. Наверное, это лицо человека, у которого удался день рождения, но вот жизнь не удалась.
- Куда тащим?
- Сюда, к стене.
Я двигал стол, смотрел на помаргивающие цифровые фото-рамки, и соображал, что я тут остался последним гостем. Неудобно-то как.
- Это "ангел".
- А?
Мисато-сан смотрела на ту же фотографию, что и я. Женщина, ссутулившись, сложила руки под грудью и походила на саму себя, только с вытащенным стержнем. Глаз я ее сейчас не видел - и слава небу, полагаю. На фотографии был малый корвет, старый и потрепанный, да и самой фотографии - лет и лет. Огромная машина входила в ионосферу планеты, не отключив маршевых двигателей, и планета неожиданно подарила ей величие - огромные отраженные разряды бушевали вокруг корабля, расходясь прекрасными перистыми крыльями.
Убийственная красота.
- Через минуту "Дориан Грей" свалился на Аракаву.
Ах вот что это такое... Я никогда еще не видел этого фото - фото первого "ангела". Первого корабля, который принес на Землю взбунтовавшихся Ев. Синтетиков тогда и на Земле держали, но это был первый бунт, пришедший извне, - и пришел он во всем, мать его, великолепии. Среди беглецов не оказалось никого с навыками пилотирования, команду они, похоже, порешили, и крылатая звезда накрыла родной городок Мисато Кацураги.
Ну, это знали многие, если не все знакомые капитана. Как новорожденную Ми-тян увезли в Токио-3 оперировать легкие - в их сраном купольном городишке с такими патологиями не выживали. Как "Дориан Грей" испарил Аракаву в один момент. Словом, как тридцать девять лет назад Кацураги стала "счастливицей". Я даже видел тот старый сюжет, где под печальную музыку взахлеб рассказывали о малышке, покинувшей обреченный город за полчаса до катастрофы. На везение там намекали. На счастливую звезду и парад планет, на провидение долбаное.
И мне тогда еще подумалось: да вертел я такое счастье.
"Печальный у вас праздник, Мисато-сан".
- Это, кэп. Пойду я, а?
Кацураги пятерней убрала челку с глаз, портя офигенно дорогую прическу, и взглянула на меня:
- Ага. Давай на балконе по кофейку еще - и пойдешь.
Я кивнул, и мы разошлись: хозяйка на кухню, я на балкон. По пути под ноги лез всякий праздничный хлам, хорошо хоть пьяных тел не наблюдалось. На балконе были кованые перила, был город, был мелкий реденький снег. Мисато Кацураги - она из тех, кто не любит себя обманывать. А могла бы панораму на довоенные пейзажи настроить. Или на райскую колонию какую-нибудь.
Наверное, будь у меня деньги и желание забабахать себе что-то подобное, я бы тоже поставил внешние камеры и смотрел на заливаемый ливнями Токио-3.
- Держи.
Я принял горячую чашку и снова отвернулся к голограмме. Невежливо, наверное.
У капитана когда-то жил пингвин. Самый обычный электропингвин. И она его сдала, как только тот исчерпал ресурс, а нового заводить не стала. Вот так вот. Я никогда не задумывался над такими вещами, я просто их знал, как и другие факты ее биографии: каждый будущий блэйд раннер обязан много знать о нашей богине. "Богиня". Вот она стоит рядом, сунув нос в ароматный кофейный пар, и студент академии Синдзи Икари, конечно, кончил бы от одной мысли об этой сцене. А ей ведь уже без года сорок, подумал я, изучая точеный профиль, и отравой вплывало в голову понимание: ни хрена я о ней на самом-то деле не знаю.