Глава 2. След простыл
- Мама, он не пришёл! Я бегала в детский сад, но там только сторожиха. Она сказала: "Его и след простыл!"
- Что же делать? - ответила мама, и Марина услыхала, как голос в телефонной трубке дрогнул. - Что же делать? Сбегай поскорей к Лопатиным - может быть, он зашёл к Серёже? И сейчас же, как узнаешь, позвони мне, сейчас же, Марина…
- Хорошо, мамочка, я схожу. Но уж если он там, я надеру ему уши!
- Не говори глупостей! - оборвала мама. - Я волнуюсь, а она…
Уж если мама говорит "она" вместо "ты", значит, сердится. Поэтому Марина понимает, что уши и на этот раз драть не придётся. Она давно собиралась это сделать при подходящем случае. Подходящих случаев было много, но мама мешает. Мама, конечно, слишком мягко воспитывает Никиту.
Марине тринадцать лет. У неё светлая коса, такая толстая, что лежит на спине совсем неподвижно, ровно посредине, меж тоненьких лопаток. Марина гордится своей косой и чистыми, без помарок, тетрадками. Она гордится даже своими промокашками и каждое утро разглаживает их утюгом.
Марина уверена, что она одна на свете точно знает, что хорошо и что плохо, как надо и как не надо. В классе 6 "Б", где её избрали старостой, она воспитывает всех так усиленно, что мальчишки уже стали показывать ей язык и обещали окунуть косу в чернильницу…
- Хорошо, мамочка, я схожу к Лопатиным.
А в это время Никита шагает в калошах по мокрому широкому тротуару. Он шагает уже давно, и ноги спрашивают его всё настойчивее - не повернуть ли обратно. Никита не слушает их. Он обдумывает своё первое, очень важное открытие. Ведь все путешественники обязательно делают открытия. Вот и Никита сделал: оказывается, на этом кольце чудеса происходят только в сухую погоду. Как только пошёл дождь, он, знатный человек, отличник Никита Кругликов, опять стал для всех прохожих просто неизвестным мальчиком в расстёгнутой драповой курточке, в новых блестящих калошах и с каплями дождя на коротеньком носу.
Стоп! Тротуар кончился. Он привёл Никиту на большую площадь. Тут стоит дом такой вышины, что верхние его окна и золотая звезда на верхушке прячутся в тучах. На площади встречаются четыре улицы. Они шумят и мчатся, как бурные реки. Посредине висит светофор. По его сигналу одна улица-река останавливает свой бег, а другая пересекает площадь и стучит, и гудит, и рокочет сотнями автомобильных моторов.
Никите вдруг становится грустно. Он чувствует себя маленьким на большой площади, под дождём. Ему даже кажется, что он потерялся, совсем потерялся, навсегда. И больше никогда не увидит свой родной дом с медной ручкой на двери. И маму. И Марину. Но это лишь минута слабости. Вот зажигается зелёный свет для пешеходов, все идут, и Никита идёт вместе со всеми и оказывается у подножия высокого дома. Земля здесь вся перерыта, идти неудобно - того и гляди, провалишься в рыхлый грунт по колено.
Никита стоит, задрав голову, и старается сосчитать этажи. Но, во-первых, он умеет считать только до двадцати, а этажей больше. Во-вторых, в глаза сыплет дождь. В-третьих…
- Эй, малыш, шапку потерял!
Кто-то огромный - наверно, великан - загораживает от Никиты весь высокий дом, даже золотую звезду на самой верхушке.
Никита видит прямо перед собой морскую тельняшку, поперёк широченной груди полоска синяя, полоска белая, опять синяя, - и на тельняшке сбоку маленький комсомольский значок, точно такой, о каком мечтает сам Никита.
И пряжку на ремне видит Никита, настоящую морскую, с якорем.
Рассмотреть бы как следует и значок и пряжку. Но Никите мешает распахнутая ватная куртка, накинутая на могучие плечи великана, и большущие его руки, выпачканные каким-то чёрным маслом. Эти руки бережно отряхивают Никитину шапку и - раз! - натягивают её Никите на голову.
- На-ка, получай, брат. Что надо сказать?
- Спасибо, - говорит Никита и исподлобья разглядывает стоящего перед ним человека. Вовсе он не великан - просто подошёл к Никите совсем близко, потому и загородил весь дом.
И человек разглядывает Никиту.
- Да ты, брат, весь вымок! - говорит он. - Что ж ты гуляешь в непогоду?
- И вы гуляете! - отвечает Никита и слизывает со щеки каплю дождя.
- Э, ты, я вижу, мужик серьёзный, тебе палец в рот не клади! - Человек весело улыбается.
Глядя на него, Никите тоже хочется улыбнуться, но он боится открыть рот, чтобы ему не положили туда палец.
- Вы кто - моряк? - спрашивает Никита.
- Моряк.
- Настоящий морской моряк? - допытывается Никита.
- Когда на флоте служил, был морской, а теперь сухопутный.
- Сухопутных моряков не бывает, - говорит Никита.
- Отчего ж? Бывают! - отвечает человек и, совсем как Никита, тоже слизывает со щеки дождевую каплю.
- Не бывает, - упорствует Никита.
- А вот и бывает! - не сдаётся человек.
- А вот и нет! - наступает Никита.
- Что ж, мы с тобой так и будем спорить? - спрашивает сухопутный моряк, и в глазах его загораются смешинки. - Так, значит, и будем до самого вечера - кто кого переспорит?
- Я вас сейчас сразу переспорю… Где у вас корабль? - спрашивает Никита и задирает нос кверху: вот когда он поймал этого дядьку!
Дядька достаёт папиросу и долго раскуривает её, пряча огонёк от ветра и дождя в шалашик из ладоней.
- Поблизости мой корабль, - спокойно отвечает он.
- А где же он плавает? - продолжает наступать Никита.
- Сухопутный корабль по́суху и плавает, - отвечает дядька. - Показать, что ли?
Никита от радости чуть не подпрыгнул:
- Ага, показать… пожалуйста!
- Ладно. Шагай за мной.
Они перепрыгивают через бугры и ямы, влезают на высокую мягкую гору земли, и за нею Никита видит большую железную машину. Она не похожа на корабль. Но зато она похожа на танк, потому что на её маленькие колёса надеты тяжёлые гусеницы. И это даже ещё интереснее. У машины длинная шея, а на шее - огромный зубастый совок. Сейчас совок опущен вниз, упёрся в овражек, и кажется, что это большой железный конь железными губами неслышно пьёт из земли весеннюю влагу.
- Гляди, вот он, мой сухопутный корабль. По-правильному - экскаватор называется. И я, брат, здесь не гуляю под дождём, как ты, а работаю машинистом. Понял? Перед этим доминой скоро вырастет сквер, высокие деревья…
- Когда скоро? - деловито справляется Никита.
- Ну… скоро, - усмехается машинист и больше не глядит на Никиту. Встал одной ногой на подножку, достал из кабины инструмент, что-то в машине подкручивает, по чему-то постукивает.
А Никите такой ответ не нравится. Если мама по вечерам спрашивает его: "Когда ты наконец уляжешься в постель?" - и Никита отвечает: "Скоро!" - то мама сердится: "Скоро" - это не ответ, - говорит она, - а вот так: чтобы ты через пять минут был под одеялом!"
- Скоро - это не ответ! - подняв на дяденьку серьёзные глаза, говорит Никита. - А вот так: чтобы через три часа или через два тут выросли деревья.
- Ладно. Раз тебе очень хочется, вырастут. Мы, брат, всё можем. Землю под весенние посадки таким совочком вскапываем - ковш называется, что разом полгрузовика земли набирает. Видишь?
- Нет, - сказал Никита.
Дяденька удивился:
- Да вот он, ковш! Чего ты не видишь?
- Как набирает, не вижу, - сказал Никита.
- А ну, залезай сюда, в машину! - громко сказал машинист. - Залезай - кстати и дождь переждёшь!
Никита поскорей вскарабкался в кабину и уселся рядом со своим новым знакомым на скользкое клеёнчатое сиденье. Машинист положил большие руки на рычаги, машина всхрапнула, вздрогнула, и совок, дрожа от напряжения, начал вгрызаться в землю. К машине подъехал грузовик и стал позади.
- Сейчас мы с тобой на пару наберём горстку землицы, - сказал дяденька. - Так своим ребятам и расскажешь: "Был я напарником у машиниста экскаватора".
Ковш поднялся вверх, длинная шея пронесла его по воздуху вокруг кабины, железные зубы разжались, и машина ловко и точно высыпала землю в кузов грузовика. Горстка была такая большая, что от тяжести грузовик присел разом на все четыре круглые резиновые лапы. А ковш уже опять грыз землю.
- Добро! - говорил машинист, блестя белыми зубами, и Никита улыбался, гордый и счастливый.
Так они славно работали, и дождь не мочил их в кабине, а когда из-за тучи косо взглянуло на них солнышко, Никита вспомнил о маме. Собственно, сперва он вспомнил о калошах: дождь прошёл, калоши можно снять, мама ругать не будет. И, хотя машина грохотала и дрожала и удержаться на скользком сиденье было трудно, Никита бесстрашно поднял сперва одну, потом другую ногу, снял калоши, уложил в мешок, а мешок закинул за спину.
- Что, брат, дела ждут?
Никита кивнул головой.
- Ну, валяй спрыгивай. Приходи к вечеру проверять сад.
- Приду! - Никита спрыгнул и упёрся ладонями в холодную мягкую землю. Калоши пребольно стукнули его подмётками по спине.