- Но ведь очевидно, о дядя, - сказал Аладдин с великим сомнением, - что эта мраморная плита слишком большая, чтобы лишь один подросток мог хоть на волосок сдвинуть ее с места.
И вновь на его голову обрушились невидимые, но необычайно могущественные силы. "Если так пойдет и дальше, - подумал Аладдин, - то вряд ли в голове у меня когда-нибудь прояснится".
- Знай, что я снова ударил тебя лишь ради твоего же совершенствования и дальнейшего благоденствия, - сказал его дядя чрезвычайно ласково. - Как я уже говорил, ты должен до мельчайших подробностей следовать моим указаниям. Мой дорогой мальчик, когда ты это сделаешь, то будешь больше не мальчиком, но величайшим из мужей.
После таких увещеваний Аладдин решил прислушаться к своему дяде насколько мог, несмотря на непрерывный звон в ушах.
- Ты видел, как я отверз перед тобою землю, но позволь сказать, что я сделал это лишь для твоей собственной пользы. А под этой мраморной плитой лежит сокровище, положенное на твое имя, достать которое можешь только ты сам. Никто, кроме тебя, не сумеет взяться за это медное кольцо, или поднять мраморную плиту, или сделать хоть один шаг по лестнице, что ожидает под нею. Но если ты точно выполнишь мои указания, мы оба будем такими богатыми, что заживем как цари.
Юноша признал, что все услышанное ему по душе, и потому с великой решимостью сказал:
- Тогда я сделаю это.
- Вот и прекрасно! - согласился его дядя, который стал затем многократно целовать молодого человека - и щеки его, и пальцы, и парню это показалось лишь чуть менее неприятным, чем недавние оплеухи. Но он рассудил, что если хочешь стать богаче царя, то можно простить дядюшке некоторое перевозбуждение.
- Значит, так, - сказал его дядя с почти пугающим жаром, - спрыгни в яму, на край плиты, и возьмись за медное кольцо обеими руками.
- Но плита такая тяжелая, - заметил Аладдин, отступая на шаг, чтобы дяде было его не достать. - Не мог бы ты тоже спрыгнуть туда, чтобы присоединить свои силы к моим?
Но вместо того, чтобы ударить парня, его дядя рассмеялся над глупыми словами Аладдина.
- Если бы я попытался помочь тебе поднять эту плиту - да что там, даже если бы сто силачей из войска великого султана попытались помочь тебе сделать это, - плита даже не шелохнулась бы, словно часть скалы, сросшаяся с другой скалой. Лишь ты один в силах сдвинуть этот тяжелый мрамор, и сделать это ты можешь лишь одним способом: возьмись за медное кольцо обеими руками и произнеси вслух свое имя, потом имя твоего отца и имя отца твоего отца.
Эти указания легко было исполнить, так что юноша спустился наконец в яму и ухватился за медное кольцо, которое оказалось удивительно теплым на ощупь, и сказал:
- Мое имя Аладдин, а отца моего звали Мустафа, он был портной, а его отцом был портной по имени Али.
И тут плита сразу поднялась и отлетела прочь, словно кто-то толкнул ее снизу.
Да, портняжное дело было семейным ремеслом из поколения в поколение, но я не последовал традиции, и я признателен тем, кто ныне обитает в корзинах, за то, что они воздержались от замечаний по поводу моих последних слов.
Но возвращаюсь к моему повествованию.
Под плитой не было никаких следов живого существа. Вместо этого я увидел дюжину мраморных ступеней, а в конце этих ступеней - вторую дверь, из сияющей красной меди, с множеством заклепок из того же самого металла.
- Спустись в пещеру, сын мой, - наставлял его дядя сверху, - и войди в медную дверь, которая сама откроется при твоем приближении. Ты окажешься в громадной пещере, разделенной на три обширных зала. В первом зале ты увидишь четыре больших бронзовых кувшина, полные жидкого золота. Во втором найдешь четыре серебряных кувшина, наполненные золотым песком. В третьем обнаружишь четыре золотых кувшина, набитые новенькими золотыми монетами. - Тут дядя погрозил стоящему внизу юноше пальцем. - Очень важно, чтобы ты прошел мимо всех этих предметов, и придерживай хорошенько полы своего халата, чтобы они не коснулись какого-нибудь из кувшинов. Ибо если ты прикоснешься к любой из этих урн любой частью своего тела или одежды, то мигом обратишься в глыбу обсидиана.
Он может превратиться в глыбу обсидиана? "Кажется, - подумал парень, - я и впрямь слышал голос зовущей меня матери". Но теперь, когда он уже спустился сюда, ка́к было ему выбраться из этой ямы?
- В конце третьего зала, - продолжал дядя, в воодушевлении своем не обращая внимания на уныние молодого человека, - ты найдешь еще одну дверь, во всех отношениях подобную той, что находится в конце ступеней, и она приведет тебя в дивный фруктовый сад с множеством усыпанных плодами деревьев. Однако не задерживайся там. Иди прямо через сад, и придешь к лестнице с колоннами и тридцатью ступенями, ведущими наверх, к портику. Когда ты поднимешься к портику, то увидишь там нишу между колоннами, а в этой нише - крошечную медную лампу, стоящую на бронзовом пьедестале.
Лампа та будет гореть, поэтому ты должен будешь затушить ее и вылить из нее то масло, что в ней еще осталось, на пол, к своим ногам, и затем сразу спрячь лампу за пазуху. Потом ты вернешься ко мне тем же путем, что пришел. Однако на обратном пути можешь задержаться в саду и нарвать плодов с деревьев, если захочешь. Но, конечно, как только мы снова встретимся, ты сразу же отдашь мне лампу.
С этими словами дядя снял с руки кольцо и бросил его Аладдину, велев парню надеть его на большой палец.
- Эта волшебная безделица спасет тебя от всех напастей, - ободряюще сказал дядя, - охранит от любого зла, защитит от всех бед, убережет от всех и всяких несчастий, оборонит от горестей, избавит от всех неприятностей. Я сказал, что по возвращении ты должен будешь сразу отдать мне лампу?
Аладдин надел на большой палец кольцо затейливой иноземной работы, как ему было велено. Холодящее прикосновение металла к коже почему-то в самом деле успокаивало.
- Когда ты справишься с этой благородной задачей, - заявил далее сверху его дядя, - тебя будут считать уже не ребенком, но человеком, совершившим дело, которое по плечу лишь мужчинам. И в тот самый миг, когда лампа окажется наконец у меня, тебе больше не будет равных. Только будь очень осторожен, подбери полы халата, когда будешь проходить через те залы; иначе пропадешь вместе с лампой.
Сказав так, старик помахал ему с великой сердечностью и добавил:
- Возвращайся целым и невредимым, дитя мое. Быть может, мне следовало бы спрыгнуть вниз, чтобы обнять тебя напоследок.
Чтобы избегнуть новых дядюшкиных поцелуев, юноша устремился навстречу своему приключению немедленно. Он спустился по двенадцати ступеням, и едва он приблизился к медной двери, та распахнулась и впустила его. Но по ту сторону двери снова не было ни одного живого существа, а лишь три огромных зала, как и описывал его дядя. Подобрав полы халата выше пояса, Аладдин пошел через залы, как велел старик, и целым и невредимым добрался до дальней двери, ведущей в сад, а оттуда - до большой лестницы и портика с нишей. Там, на бронзовом пьедестале, который также описал дядя Аладдина, стояла лампа, горящая ясным малиновым огнем.
Пламя погасло, едва юноша дунул на него, и Аладдин взял лампу и вылил остававшееся в ней масло. Он подумал было о том, какие следы останутся от масла на его одежде, но, к его удивлению, поверхность лампы уже была сухой, так что он быстро спрятал небольшой медный предмет в складках своего одеяния. Потом он спустился из портика в сад.
Тут он впервые как следует рассмотрел плоды, висевшие на деревьях этого сада, ибо никогда в своей короткой жизни не видел он фруктов столь огромных и прекрасных. И тут он подумал, что прогулка с дядюшкой была долгой и трудной и за все эти многие часы он ни разу не остановился, чтобы хоть чем-нибудь подкрепиться. К тому же дядя сказал, что из всего этого заколдованного места лишь в саду Аладдин может задержаться и отведать фруктов.
И вот он дотянулся и сорвал то, что на первый взгляд казалось яблоком, хотя, когда пальцы Аладдина коснулись плода, юноша подивился поразительной твердости его кожуры. И в самом деле, при ближайшем рассмотрении оказалось, что все эти плоды по твердости не уступают камню, не поддаются ни ногтям, ни зубам и лишь формой напоминают инжир, апельсины, виноград, дыни (зеленые и желтые), бананы, грейпфруты, лимоны, яблоки, груши и прочие замечательные китайские фрукты.
Тогда Аладдин предположил, что эти предметы сделаны из цветного стекла, и хоть он был по-прежнему весьма голоден и разочарован, что плоды эти не смогли утолить его аппетит, все же принялся рвать эти похожие на фрукты игрушки, чтобы принести в подарок матери и своим юным друзьям. И он набрал фруктов всякого цвета, даже не подозревая, что красные могут оказаться рубинами, карбункулами, гиацинтами, кораллами или сердоликами, а белые - бриллиантами, жемчугом, перламутром или лунным камнем, не говоря уже про множество оттенков синего, фиолетового, желтого и разных неведомых цветов и про то, что это могли быть сапфиры, лазурит, бирюза, аметисты, яшма, топазы, янтарь, агаты, опалы, гематиты, турмалины, перидот и хризопраз.
Столь очарован был он этими камнями, что набрал их во множестве каждого цвета и рассовал их по карманам, и в пояс, и в рукава, и в одежду - повсюду, куда только мог, так что вскоре стал похож на вьючное животное перед походом на базар. Однако он как-то сумел идти и достаточно высоко подобрать полы халата, чтобы миновать опасные урны во всех трех залах, не коснувшись их.
И так он снова прошел сквозь медную дверь, на ступени, ведущие его к дяде. Но дядя, увидев его, казалось, не слишком обрадовался возвращению племянника, но первым делом спросил:
- Где лампа?