Уже не вызывало сомнения, по крайней мере, настолько, чтобы потребовалось возвращаться назад к исходной гипотезе и ставить под сомнения все рассуждение с самого начала, и даже если бы он с удовольствием сделал это, то в любом случае не знал как.
Он мог только слушать.
– Но сколько бы я ни занималась ими, среди них есть последовательности, которые оказались мне не по зубам, – сказала Жанин.
И Вильям ничего не ответил.
– Они не принадлежали к новоделу. С этим я разобралась. Судя по всему, относились к исходным текстам. Но все равно их не удавалось истолковать как некие исторические события. И сначала я попыталась найти объяснение в себе самой, подумала, я же не историк, и понятно, что между всеми известными мне крупными катаклизмами есть и другие, в любом случае имевшие место, но оставшиеся за рамками моих знаний. Наверное, логичный вывод?
Однако она покачала головой.
Понимание рождалось в муках.
Ведь если человеческий геном был полон исторических событий, записанных в нем задолго до того, как они имели место? Почему в таком случае все такие записи должны прерваться сейчас, просто из-за того, что это сейчас случайно совпало с тем временем, где она, Вильям и все другие находились?
Именно так она сказала.
И Вильям слушал ее.
Пусть и против своей воли.
Смысл ее слов был кристально ясен, и он не понравился ему.
– Ты имеешь в виду, – сказал он наконец, – что стихи охватывают не только прошлые события.
Жанин кивнула молча. Не произнесла ни звука.
– Что человеческий геном содержит информацию о будущем. О событиях, которые пока не произошли и еще впереди.
Она кивнула снова.
Пауза. А потом:
– И чего же нам ждать?
Жанин колебалась.
Опустила взгляд.
Ответ напрашивался сам собой.
– Ничего хорошего, – сказала она. – Абсолютно ничего хорошего.
23
Офис Альберта ван Дийка пустовал со второй половины вчерашнего дня, а сейчас ситуация внезапно изменилась.
Перед самым обедом там началось черт знает что, и, если молодой ассистент на тот момент уже устал от постоянного ощущения скорби и тишины, обычно витавших над рабочим местом его шефа, сейчас, будь его воля выбирать, он предпочел бы их.
Кабинет ван Дийка оккупировали неизвестные люди.
Отчасти из полиции, другие же, по их словам, тоже принадлежали к ней, но выглядели хорошо одетыми финансистами. И они шарили по полкам профессора, залезли в его компьютер и спрашивали, где он может находиться и не говорил ли чего-то особенного или чего-либо вообще о том, куда он обычно ездил, о чем они не знали.
Ассистент лишь пожимал плечами и качал головой в ответ.
Он ничего не знал.
И единственно ему удалось понять, что Альберт ван Дийк исчез и, судя по всему, оказался в розыске, и от него требовали сразу же известить полицию, если тот появится или попытается выйти на контакт, и, естественно, он обещал сделать это.
Сейчас же сидел за своим письменным столом.
Боролся с собственной совестью.
В его кармане лежал листок со шведским телефонным номером, и одна часть его, сгорая от стыда, хотела подняться и предложить полиции посмотреть на него. "Я не знаю того, что вы знаете, вот, пожалуйста, и удачи вам". А другая запрещала ему делать это. Что-то здесь не так. И разве от него не требовалось сохранять лояльность своему работодателю? Наверное, в этом суть, когда кого-то берут на работу? Чтобы можно было положиться на него.
Если только полиция не имела на то законное право, конечно.
Если ван Дийк не совершил нечто неслыханное, ужасно преступное, невообразимое, о чем полицейские даже не могли рассказать ему.
Черт побери.
Сейчас он сидел и смотрел на них.
А потом вздрогнул.
Почувствовал вибрацию в своем кармане.
Заколебался снова, знал, что сейчас ему надо принять решение, выбрать сторону, взять ответственность за свое недоверие к мужчинам, находившимся в комнате напротив него.
Честно говоря, он уже сделал выбор. Почему иначе переключил мобильник на тихий режим? Почему тот лежал и вибрировал у него на бедре, если не для того, чтобы суметь ответить, когда профессор позвонит, и предупредить его незаметно для остальных.
Так все и обстояло. А как же иначе.
Лояльность.
Он поднялся. Вышел из комнаты, обстоятельно поведал одетому в костюм мужчине, не желавшему его слушать, о своей нестерпимой жажде, не попил нормально в обед, и сейчас ему требовалось сходить в кафетерий, но они могут найти его по мобильному, если возникнет необходимость. Чувствовал, как телефон щекочет ему ногу, но старался не подавать виду, убеждал себя, что это только он в состоянии чувствовать, а услышать уж точно ничего невозможно сквозь толстые джинсы.
Вибрация в кармане прекратилась. Автоответчик взял заботу о звонившем на себя.
Он закрыл за собой деревянную дверь лифта и почувствовал, как он со скрипом начал свой медленный путь вниз, осторожно, подобно старому человеку на скользком тротуаре – столь же неуверенно и покачиваясь. И ему пришло в голову, что, пожалуй, столь допотопное устройство когда-нибудь убьет кого-то, но, надо надеяться, не сегодня.
Вытащил свой мобильник.
Пропущенный вызов. Неизвестный номер.
Вот дерьмо.
Но он знал своего шефа достаточно хорошо и прекрасно понимал, что если тот звонил, то обязательно сделает это снова, и не успел закончить свою мысль, как телефон ожил в его руке.
– Алло, – сказал он просто.
– Привет, этот профессор ван Дийк.
– Хорошо. Я стою в лифте. Буду внизу через две секунды, не хочу, чтобы они видели меня. Я иду в кафетерий, позвони через пять минут.
А потом он отключился, не дождавшись ответа. За маленьким окошком уже увидел первый этаж и сунул мобильник в карман в ту самую секунду, когда лифт резко остановился, и вся его деревянная конструкция содрогнулась, словно от неожиданности, как будто, по ее мнению, до конца шахты оставалась еще по крайней мере пара метров.
Он открыл дверь и вышел в фойе.
Спустился по лестнице на улицу и повернул в сторону здания, где находилось кафе.
Двое полицейских, стоявших на страже перед входом, позволили ему пройти, понятия не имея о том, что молодой человек, сейчас исчезнувший из поля их зрения, стоял на стороне противника.
Альберт ван Дийк заставлял себя думать о колбасных изделиях.
Он находился в нескольких километрах от университета, стоял, наклонившись над прилавком в каком-то крытом рынке, название которого не знал и который не собирался посещать никогда снова. Но вокруг него хватало людей, и как раз сейчас до него дошло, что лучше всего спрятать разыскиваемую книгу среди других книг.
Телефон, который он держал в руке, сжимал так крепко, словно боялся, что тот выскочит из нее и убежит своей дорогой, Альберт купил вместе с сим-картой в маленьком магазине электроники на небольшой улочке в нескольких кварталах от рынка. Мобильник был подержанный, поцарапанный, с потертыми кнопками и дисплеем, в который ему приходилось всматриваться, чтобы разглядеть хоть что-то, но он работал, и именно это ему требовалось как раз сейчас.
Время улиткой ползло вперед. Четыре минуты. Он заговорил с продавцом, стоявшим с другой стороны прилавка, чтобы оно прибавило шаг, опять же с целью в любом случае не выделяться среди остальных, пусть его спина под пальто и пиджаком была мокрой от жары и волнения.
Нет, он предпочитал что-нибудь не слишком острое.
Заинтересованный взгляд на предложенные продавцом продукты. Кивал по ходу его рассказа о содержании и различных методах изготовления. Он искал идеальный вариант салями для одного просто исключительного случая, по крайней мере, надеялся, что все окружающие думали именно так, и пусть он сомневался, что именно салями обычно удостаивается подобного обсуждения, но ничего другого не пришло ему в голову в тот момент.
Наконец, пять минут прошло, и Альберт улыбнулся продавцу, перебил его на середине фразы.
– Знаешь, я думаю, мне надо посоветоваться, – сказал он и поднял трубку в качестве объяснения. – Позвоню-ка, пожалуй, домой.
А потом он повернулся спиной к прилавку, чувствовал, как два глаза смотрят ему вслед, когда он удалялся. Возможно, ведь оказался самым надоедливым клиентом на сегодня. Но Альберт ван Дийк был готов поспорить, что в любом случае именно для него это получился самый дьявольский день.
Он отошел в сторону, набрал номер своего помощника.
Один сигнал, а потом хорошо знакомый шум кафетерия на другом конце линии.
– Что, черт возьми, ты натворил?
– А что, по их словам, я сделал? – спросил он.
– Здесь были люди и искали тебя все утро.
– В костюмах и галстуках?
– Помимо прочего. И полицейские. Это имеет отношение к газете?
Альберт закрыл глаза. Газета. Естественно.
На улице хватало людей, и, возможно, многие позвонили в средства массовой информации, как и в полицию, и в службу спасения. Это уже стало новостью, и, пожалуй, кто-то узнал его, и в таком случае было только вопросом времени, когда его лицо появится на первых страницах интернет-изданий тоже. Черт.
– Дело касается Жанин, – сказал он просто. – Я пойму, если ты не поверишь мне. Но ее похитили, и я не знаю почему, и сейчас они охотятся за мной.
Ответ удивил его:
– Я в курсе.
Молодой ассистент огляделся, понизил голос, хотя шум вокруг был достаточно громкий и ему приходилось держать ладонь у другого уха, чтобы хорошо слышать Альберта.
– Ты так и не посмотрел бумажку, которую я положил на твой письменный стол, не так ли?