* * *
Все новостные программы в тот день наперебой рапортовали о жуткой автокатастрофе около Бадхуведорпа в Амстердаме, но ни один журналист так и не узнал, что же было самое страшное в ней.
А именно, что изуродованное тело Николая Рихтера под звук сирены доставили в Слотерваартскую больницу, расположенную всего в восьми километрах от столицы. И что там врачи, признав его мертвым, сразу же переключилась на других пострадавших.
13
Вильям лежал в своей кровати, смотрел в потолок и задавался вопросом, означало ли это, что он вопреки всему находится на пути к смерти.
Лишь сутки назад ответ не вызывал у него сомнения. Но по мере того как они брали всякие анализы и раз за разом обследовали его, когда он, беспомощный, сидел на кровати, завернутый в полотенце в окружении мужчин в защитной одежде, Вильям все больше укреплялся во мнении, что все обстоит не так плохо, как он считал сначала.
Было раннее утро. Слабый свет пробивался внутрь сквозь тонкие занавески. А Вильям Сандберг все еще не мог заснуть.
В его голове роилась туча вопросов.
Что произойдет сейчас?
Какую заразу он мог подцепить?
Какое отношение умершая женщина имела к его шифрам? Как его работа могла бы повлиять на заразное заболевание? Как все, что он видел или выяснил, можно было объединить вместе?
Одновременно он напомнил себе слова Жанин.
О том, как они перемешали информацию, которую дали ей, сознательно пытаясь запутать ее, чтобы она не смогла понять, с чем работала.
Из полученных им кусочков нельзя было сложить мозаику. Пока еще. Сначала ему требовалось точно знать, что входило в нее, а что не имело к ней никакого отношения.
Вильям закрыл глаза, попытался избавиться от всех посторонних мыслей. Должна существовать какая-то отправная точка. Он сконцентрировался, вынуждал себя делать то, в чем был особенно хорош. Понять. Найти закономерность и решить проблему.
AGCT. Почему она написала это?
Он заставил себя мысленно вернуться в свою рабочую комнату, где находился еще несколько часов назад, оглядеться там и попытаться вспомнить все возможное. Клинопись на стенах. Цифровые последовательности, ряды нулей, и единиц, и двоек, и троек, которые требовалось перевести и переставить, чтобы их можно было превратить в новые ряды клинописи.
Почему? Откуда?
Двадцать три умножить на семьдесят три?
Каждый раз, когда он пытался приблизиться к этим цифрам, казалось, его мысли отскакивали в сторону, словно пытались рассказать ему, что ничего не прояснится, пока у него не будет полной картинки. Пока он не узнает, откуда они пришли, где эта последовательность появилась.
Конечно, черт возьми!
Посредством чего.
Он испытал давно забытое пьянящее ощущение удовлетворения собой. Раньше оно всегда приходило, когда ему удавалось нащупать ключ к разгадке очередной головоломки. И сейчас неожиданно явилось вновь.
Вильям сел на кровати, еще не успев додумать все до конца, уставился перед собой, не фокусируясь ни на чем конкретном, просто блуждал взглядом по комнате. Старался привести в порядок мысли. Почувствовал, как адреналин и эндорфины заплясали в его теле в то время, как он снова и снова прокручивал в голове все известное ему и пытался не засветить проявлявшуюся идею, и закрепить ее, и посмотреть, сохранится ли она.
И это ему удалось.
Все могло обстоять только так.
Четырехзначная основа.
Пальмгрен уже сидел за столом.
Он едва притронулся к своему кофе, хотя наверняка ждал ее по крайней мере четверть часа, и молча наблюдал, как Кристина сняла пальто и повесила сумочку на спинку стула, прежде чем опустилась на сиденье.
В его взгляде читалось беспокойство.
– Я связался с ними, – сказал он наконец.
Кристина кивнула, поблагодарив и показав, что она слушает, пусть ее внимание по-прежнему частично было сосредоточено на том, чтобы расположиться как раз напротив него и не пролить содержимое своей только купленной чашки кофе.
– Той работы, которую выполнял Вильям, больше не существует, – сообщил Пальмгрен. – Никто не воспринял его роль, по крайней мере один в один. Но…
Он развернул бумагу с целью освежить свою память, даже если и знал, что этого вовсе не требуется.
– Я нашел женщину, Ливию Эк, думаю, ей где-то тридцать сейчас или, пожалуй, тридцать пять. Она работала там в мое время в качестве ассистента, но сейчас взяла на себя многие из его обязанностей. Многие, но не все. Надо ведь понимать, что большинство из того, чем мы тогда занимались, многие из угроз, с которыми нам приходилось сталкиваться, уже не существуют.
Кристина не знала, как ей ответить, сделала глоток кофе, заполняя паузу.
– Получился ужасно странный разговор, – продолжил Пальмгрен. – То, о чем я хотел спросить ее, в любом случае принадлежит к разряду военных тайн, и она не могла сообщить мне никаких подробностей или ответить напрямую. Но сожалела о случившемся. Тоже ведь знала Вильяма. И просила передать, что сочувствует тебе.
Кристина пожала плечами. Подумаешь, она узнала, что какая-то тридцатипятилетняя женщина частично выполняет сейчас работу ее бывшего мужа и тоже расстроилась из-за его исчезновения. От этого ей было ни тепло ни холодно.
– Но, по большому счету, она подтвердила то, что и я говорил. У нее просто не укладывалось в голове, что сейчас существует какая-то организация с потребностью и тем более возможностью заниматься подобными вещами. И насколько ей известно, ни через Интернет, ни через другие средства связи не проходили никакие сообщения, намекающие на обратное.
– А если бы она что-то знала? Сказала бы тогда?
Пальмгрен понял смысл вопроса. Но он не мог знать этого наверняка. Однако все равно предпочел кивнуть в ответ.
– Мы разговаривали довольно долго. Она поняла твою ситуацию и под конец пообещала попробовать прозондировать почву и сообщить более подробно, если у кого-то другого возникнут предположения, до которых она не смогла додуматься.
– И что? – проявила нетерпение Кристина.
Пальмгрен довольно долго сидел молча.
Настолько долго, что продолжать в том же духе было уже неловко.
При этом он неотрывно смотрел Кристине в глаза.
– Вильям что-нибудь говорил тебе о компьютере, который он сделал?
– Мы никогда не разговаривали о работе. Во всяком случае, о его работе.
Пальмгрен не смог сдержать улыбку.
– Ты по-прежнему невероятно лояльна по отношению к Вильяму, – сказал он с ироничными нотками в голосе, хотя его тон оставался теплым и дружелюбным, без намека на враждебность.
– Я вот что тебе скажу, – пояснила Кристина. – К нам в сад тайком пробирались какие-то люди. Наш телефон слушали (пусть этого нам ни разу не удалось доказать), и периодически на улице перед нашим домом стоял микроавтобус, исчезавший, только когда приезжала полиция и парковалась по соседству. Я не хотела разговаривать о его работе.
Пальмгрен кивнул:
– Вильям руководил маленькой, вероятно, секретной группой. По пальцам можно перечесть тех, кто в курсе. Он создал устройство для взламывания неслыханно сложных шифров, оно стало лучшим из существовавших тогда, по крайней мере, насколько мы знали, и вопрос в том, по-прежнему ли оно среди лучших, действующих сегодня. Scientific Assistant for Reconstructional Arithmetrics.
Кристине понадобилось мгновение, чтобы переварить услышанное. Потом она, к собственному удивлению, улыбнулась.
– Вот дьявол, – сказала, но со всей свойственной ей нежностью. – Он назвал его Сарой.
Пальмгрен кивнул и наклонился вперед:
– В общем, никто не знал, где эта машина находится, никто, помимо специальной группы и людей на самом верху в цепочке тех, кто выделял деньги на такую деятельность или принимал стратегические решения. Ты же представляешь, как все работает.
Кристина кивнула:
– И что?
– Она не позвонила больше. Но через три часа после того, как я положил трубку… Не спрашивай меня кто. Не спрашивай почему… Но три часа спустя мне позвонили с номера, который не определился.
Кристина заметила, что задержала дыхание.
– Продолжай.
– Мужчина. Он не захотел представиться, но, по его словам, принадлежал к тому же подразделению. И сразу предупредил, что не будет отвечать ни на какие вопросы. И положит трубку, как только закончит разговор. Я сразу полез в письменный стол за моим магнитофоном, но не использовал его сто лет, и у меня оказались под рукой только бумага и ручка, а потом я слушал две минуты, пока он говорил, и, когда мы положили трубки, понял, что не записал совсем ничего.
– Что он сказал? – услышала Кристина собственный вопрос. Словно именно об этом он не собирался рассказать.
– Сара исчезла.
– Что ты имеешь в виду?
– Компьютер.
– Украден?
– Нет, если верить звонившему.
Пальмгрен собрался с мыслями и продолжил:
– Две недели назад из штаб-квартиры оборонительных сил дали знать о себе. Их интересовали материалы и оборудование, и они попытались придать этому такой вид, словно проводят инвентаризацию складских запасов по упрощенной форме и неформально, как бы между делом. И, помимо прочего, они спрашивали о Саре.
Кристина слушала. Забыла о кофе на столе перед ней. Сконцентрировалась на том, чтобы голос Пальмгрена не утонул в звучавшей в кафе музыке.
Неназвавшийся мужчина отреагировал на запрос.