Вечером домоправительница исполнила свою давнюю угрозу. Кармела, уже полураздетая и готовая ко сну, сидела в кресле перед туалетным столиком в своей спальне, дожидаясь, пока Тереса, как обычно, расчешет ее на ночь. Этот столик был истинным произведением искусства - из потемневшего от старости драгоценного дерева, с резными головками тонколицых кудрявых женщин, с полками, полочками и секретками, с трехстворчатым зеркалом в тяжелой, покрытой золотым венком резных листьев и виноградных гроздьев раме. На его гладкой широкой столешнице прихотливо расположились флаконы с духами, яшмовые баночки с сурьмой, пурпуром, пудрами и притираниями, резные вызолоченные шкатулки с брошками, булавками и бусами; валялись вперемешку ожерелья, браслеты, гребни, заколки и прочие мелочи, столь милые сердцу любой женщины и коими Кармела так упорно пренебрегала. Венчал же это великолепие сервиз для умывания - из бетийского фарфора, тонкий, опаловый, с нежным пасторальным рисунком на каждом приборе. Упершись локтями в столешницу, Кармела сонно разглядывала сервиз и зевала. Обычно проворная, Тереса в этот вечер не торопилась. Медленно извлекала из густых волос Кармелы жемчужные заколки, терпеливо разбирала и расчесывала щеткой каждую прядь, время от времени бросая нетерпеливые взгляды в зеркало, в котором отражались часть комнаты и дверь.
Наконец дверь распахнулась. На пороге появилась хмурая сонная Беатриса с кувшином в руках. Эта дебелая с плоским лицом и оттопыренной губой бабища была старшей служанкой в доме Торрес, а еще, как шептались на кухне, ведьмой. Беатриса одинаково хорошо умела превратить дурнушку в красавицу или выгнать нежеланный плод, и еще многое и многое, что только подразумевалось. Пожалуй, слуги больше боялись только Тересу. Просиявшая Тереса дала знак поторопиться, Беатриса лишь фыркнула. Она как раз не боялась никого и ничего.
Не поклонившись, служанка прошла тяжелой походкой по спальне, поставила кувшин на столик и убралась к комоду. Комод из красного дерева был хранилищем меских полотен, драгоценных старых кружев из Заморы, шелковых носовых платков и постельного белья. Беатриса долго гремела ящиками и наконец вернулась к столику с охапкой узких резных полотенец. Кармела смотрела, вскинув брови, как она с нарочитой медлительностью наливает в купальницу белую жидкость, дует на пальцы, размешивает жидкость длинной серебряной ложкой.
- Ну, и что это? - спросила Кармела, глядя то на Беатрису, то на рассерженную ее медлительностью Тересу.
- Ну-ка, подставьте личико, госпожа, - ворчливо сказала Тереса, заставляя ее откинуться на бархатную спинку кресла и обвязывая полотенцем волосы, чтобы не лезли на лоб.
- Да оставьте вы меня! - возмутилась Кармела, пытаясь уклониться от ее рук. Тереса ловко завязала полотенце узлом на ее затылке, придержала голову. Беатриса между тем зачерпнула в ладонь жидкость из чаши и одним шлепком раз мазала по лицу Кармелы.
- Оу-я!.. - взвизгнула та: жидкость была горячая.
Тереса быстро подставила еще одно полотенце, чтобы жидкость не пролилась на платье.
- Опустите руки в чашу, госпожа, - велела Беатриса. - Поскорее, пока не остыло.
И видя, что хозяйка, не торопится, крепко взяла ее за кисти и едва ли не силой всадила их в горячую белую смесь.
- Ну потерпите, не горячо совсем. Фу, какая же вы упрямая!..
Почувствовав, что сопротивление Кармелы ослабло, она выпустила хозяйку и жесткой горячей рукой стала втирать зелье в ее щеки и лоб.
- Отстань! - шипела Кармела сквозь зубы.
- Нет, вы поглядите! - восклицала Беатриса яростно. - Поглядите на себя!
Кармела невольно взглянула в зеркало и прыснула: лицо и шея заляпаны белым, на волосах полотенце, только глаза сверкают, как угли.
- И она еще смеется, господи! Ладно, подкраситься не хотите, но загар… Да ни одна мужичка на поле так не почернеет!
Кармеле в общем-то казалось, что ее загар ухищрениями Тересы и так уже сильно поблек, а та снова вон что-то затеяла…
- Не двигайтесь, - опять велела Беатриса, стирая остатки невпитавшейся жидкости. - Поспите так, а утром смою. Руку давайте…
Завернув пышный, в оборках рукав, она до локтя смочила руку Кармелы приостывшим зельем и стала, не жалея сил, втирать его в кожу.
Кармела морщилась.
- А руки… - приговаривала Беатриса, отвешивая толстые губы. - Боже мой! У всех дам кожа тоненькая, беленькая. Ну ровно фарфор, а…
- А что? - невинно спросила Кармела.
- Что?! Полюбуйтесь! - она резко повернула руку хозяйки ладонью вверх - распаренную, маленькую, с еще не сошедшими мозолями. И они вдвоем с Тересой сокрушенно над ней склонились.
- Да как вы терпите, госпожа! - кипела Беатриса. - Хуже кухарки!..
Кармела не выдержала.
- Заткнись! - взвизгнула она, воспламеняясь, точно порох. - Хороша б ты была на корабле без горничной! Мой дядя…
- Слышать про него не желаю, - простонала Тереса, поцелуями покрывая руки Кармелы. - Мучить мою голубушку… Изверг!
Кармела подбородком уткнулась в грудь.
- Купец! - гремела Тереса. - Ужо погоди, встретимся. Род он спас, благоде-етель… Сердечко мое… Прости старую Тересу…
Кармела молчала.
Пока Беатриса обтирала ее руки и помогала раздеться, Тереса подняла на ноги молодых служанок, заставив еще раз взбить перины, согреть простыни и поудобнее переложить подушки. Потом, выгнав их, дождалась, пока Кармела прочтет вечернюю молитву и ляжет в постель, и оставила ее одну.
Среди ночи что-то словно толчком подняло Кармелу с кровати. Как была, в сорочке и босая, побежала она в молельню - маленькую комнату подле спальни - и припала на колени перед альковом. В алькове стояла раскрашенная статуэтка богоматери, а за ней раскинул на стене серебряные руки распятый Христос. За статуэтку заткнута была засохшая веточка майорана, а под ней горела, освещая альков, свеча. У ног богоматери, рядом со свечой, лежала подушечка, и к ней прикреплена была лента с сапфировым крестом. Камни светились завораживающе, прозрачные, словно вода. Остальная часть комнаты погружена была во мрак.
По ликам Христа и Мадонны скользили отблески, и они казались живыми. Почему-то вспомнилась Кармеле простенькая заповедь Тересы: "Молись за тех, кого ты любишь." Молись за тех… Кармела молилась неумело, но искренне, как никогда в жизни, но потом мысли не удержались на божественном. Девушка вдруг перестала сознавать, где находится, почудился снова тот день, когда она лежала в затененной спальне, а за дверью звучали родные шаги.
Рауль вошел и низко поклонился. Кармела затрепетала, когда вновь прозвучал его знакомый неизъяснимый голос:
- Вы больны, дона Торрес? Простите, я не знал. Я пойду.
- Нет. Нет! - она вскочила с постели. - Я не больна. Это все Тереса…
Подбежала к нему, потащила за руку:
- Идемте, садитесь вот сюда!
Подтащила к кровати кресло, распахнула шторы. В комнату широко хлынуло солнце. И тут Кармела вспомнила, что стоит в одной сорочке и, страшно смутившись, нырнула под одеяло.
Рауль мягко улыбнулся:
- Простите, что пришлось вас потревожить. Мне посоветовали… И… Скажите, у вас нет брата?
- Нет, - сказала она огорченно.
- А может, какой-нибудь родственник-мальчик?
Кармела покрутила головой.
Лицо Рауля застыло.
- Жаль, - сказал он с горечью. - Я так надеялся. Вы так на него похожи. Месяца три назад… Когда я был готов убить себя… Когда едва не погиб в трактирной драке, - он пришел мне на помощь. А потом все так счастливо переменилось…
Рауль говорил торопливо, глаза его сияли.
- Кто-то заплатил за меня все долги. Я спрашивал у Христа и святой Катарины - покровительницы моряков. Они молчат. Но сердце… сердце говорит мне, что это он. Я ничего о нем не знаю. Только имя и название корабля. И еще… - он прикрыл глаза, точно припоминая, - у него была царапина от шпаги, вот тут, на щеке…
Кармела медленно, словно во сне, тронула пальцами щеку.
- Корабль, что привез спасение, зовется "Марисоль". Ведь он ваш?
- Дядин, - прошептала Кармела.
- Я должен найти моего спасителя. Должен вернуть ему долг!
- Мне кажется, - Кармела смущенно потупилась, - он не возьмет у вас денег. Это был подарок.
Рауль подался вперед, порывисто стискивая ее руку:
- Вы что-то знаете? Не молчите!
Она застонала. Он опомнился и бережно поднес ее руку к губам:
- Простите.
Поцелуй обжег. Едва сдержав слезы, она спрятала лицо в подушки, сказала невнятно, стыдясь лжи:
- Мне казалось. Я не знаю…
Рауль опустил голову на руки.
- Простите меня, - повторил еще раз. - Я утомил вас. Я пойду.
- Нет! - она резко села, прикрываясь одеялом. - Нет, не смейте, не уходите!
И добавила совсем тихо:
- Конечно, вы уже отдали долг вежливости… - Рауль взглянул удивленно и остался на месте. - Я ни разу не слышала вашей игры на гитаре, - по-детски смущаясь, шепнула она.
- Хорошо, - кивнул он. - Дайте гитару.
Она покраснела.
- Тереса… Тереса отобрала все платья и унесла ключ.
- Я найду сам, - улыбнулся Рауль.
- Там, в соседней комнате.
Он принес инструмент, сел, коснулся струн. Темная прядь скользнула на лоб, лицо стало мечтательным и добрым, как у сказочного принца. Кармела вдруг вспомнила, как он своей тонкой сильной рукой смывал кровь с ее щеки. Ей захотелось поцеловать эту руку…
Наваждение покинуло Кармелу, она вновь увидела крест, раскрашенную статуэтку мадонны и серебряного Христа. Поднялась с застывших колен. Отыскала гитару, села, прижавшись к деке щекой, погладила струны. И сидела так, пока не уснула.
Ночь тревоги.