Однако Недотепа так не считал. Мы нашли его в баре сидящим за столиком с видом на залив; перед ним стоял бокал, наполненный какой‑то жидкостью умопомрачительного цвета. Розовую палочку для коктейля в его бокале украшало сверху резное изображение фламинго. Сам столик угнездился в пространстве между двумя пластмассовыми пальмами. На официантках были блузки, завязанные под самой грудью, и черные эластичные шортики с лайкрой, такие тесные, что не оставляли в неведении относительно наличия или отсутствия под ними трусиков.
Ах, этот рай! Если здесь чего и не хватало, так это Хулио Иглесиаса, но и он, как я подозревал, был уже на пути сюда.
– И вовсе это не бесполезно, – сказал Недотепа.
– Вы насчет чего – выпивки или прилета сюда?
– И того и другого... – Минуя носом фламинго, он отпил свой коктейль и вытер салфеткой образовавшиеся над губой синие усики. – Завтра мы с вами разделимся, чтобы охватить все отели и мотели Тампы.
– Ну охватим, а дальше что?
Он потянулся к стоявшему перед ним блюдечку с орешками‑макадамия.
– Испробуем те, что в Сент‑Питерсбурге.
Так оно и случилось.
В течение трех дней мы охватывали Тампу, а потом переместились в Сент‑Питерсбург. И поняли, что некоторые районы обоих городков не так банальны, как можно было предположить, судя по Харбор‑Айленду, и не так чудовищны, как путешествие по Дэйл‑Мэбри. Окрестности Хайд‑Парка в Тампе и район Олд‑Норт‑Иста в Сент‑Пите оказались даже вполне привлекательными – мощенные булыжником улочки, дома старой южной архитектуры с увитыми зеленью крылечками и толстыми узловатыми стволами баньяновых деревьев, дающих густую прохладную тень. Набережные Сент‑Пита, если не обращать внимания на брюзгливых стариков и потных краснощеких велосипедистов, были просто великолепны.
Таким образом, мы все‑таки отыскали здесь нечто приятное.
Но что касается Джеффа Прайса, Дезире или же Джея Бекера – их мы не отыскали. И приступы параноидального бреда, если так можно было их назвать, которые приходилось за это терпеть, также порядком утомляли нас. Каждый вечер мы парковали нашу «челику» в новом месте и каждое утро проверяли, не насажено ли в нее каких‑либо аппаратов слежения, но таковых не находили. Спрятанных магнитофонов мы даже не искали: машина была открытой, и наши разговоры в ней все равно не были бы слышны за шумом ветра и звуками радио или же за тем и другим вместе.
И тем не менее нас не покидало странное чувство, что нас видят чьи‑то глаза и слышат чьи‑то уши, словно мы актеры, играющие в картине, которую смотрят все кому не лень, только не они сами.
На третий день Энджи спустилась вниз к бассейну, чтобы перечитать нашу папку с записями, я же вынес телефон на балкон и, проверив последний на предмет записывающих устройств, позвонил Ричи Колгану в его рабочий кабинет в редакции «Бостон трибьюн».
Ричи взял трубку и, услышав мой голос, попросил подождать. Наверное, приятель зашел поболтать.
Шестью этажами ниже стоявшая возле шезлонга Энджи скинула с себя серые шорты и белую футболку и оказалась в черных бикини.
Я старался не смотреть. Старался изо всех сил. Но я слаб. И к тому же мужчина.
– Чем занимаешься? – спросил Ричи.
– Не поверишь, если сказать.
– Ну, попробуй.
– Смотрю, как моя напарница прыскает солнцезащитной жидкостью себе на ноги.
– Врешь.
– Хорошо бы, если так, – сказал я.
– А она знает, что ты смотришь на нее?
– Шутишь?
В этот момент Энджи повернулась и взглянула вверх, на балкон.
– Попался, – сказал я.