– А ведь как дешево, – заметила Энджи.
Ресторанчик был действительно домиком, или хижиной, обшитой досками и старой фанерой, столы были выщерблены и поцарапаны, еду подавали на бумажных тарелках, а наше пиво из пластикового пакета мы разливали в вощеные стаканчики. Однако еда, не идущая ни в какое сравнение с морепродуктами, которые мне когда‑либо подавали в Бостоне, стоила чуть ли не вчетверо дешевле тамошней.
Мы сидели на задней веранде, в тени с видом на болотистые заросли тростника и светло‑коричневую воду, протянувшиеся метров на пятьдесят, до самой задней двери очередного – о господи! – стрип‑клуба. Белая птица с ногами не короче, чем у Энджи, и шеей под стать ногам села на перила веранды и стала заглядывать нам в тарелки.
– Господи, – воскликнула Энджи, – а это еще что за чучело?
– Это белая цапля, – сказал я. – Она нам ничего не сделает.
– Откуда ты знаешь, что это такое?
– Из «Родной природы».
– А‑а, ты уверен, что ничего не сделает?
– Ну, Энджи, – сказал я.
Она вздрогнула.
– Ну, значит, я далека от природы. Прости мне это.
Цапля соскочила с перил, села возле моего локтя и стала тянуть голову к моему плечу.
Я взял лапку краба, швырнул ее за перила, и, смазав меня по уху крылом, цапля перемахнула через перила и нырнула в воду.
– Ну вот, – сказала Энджи, – теперь она не отстанет.
Я поднял со столика свою тарелку и стаканчик:
– Пойдем.
Мы пошли внутрь изучить карту, а цапля вернулась и стала глядеть на нас через стекло. Уяснив себе, как ехать, мы сложили карту и прикончили еду.
– Думаешь, она жива? – спросила Энджи.
– Не знаю, – сказал я.
– Ну а Джей? – сказала она. – Думаешь, он искал ее?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю. Не слишком‑то много мы знаем, правда?
Я смотрел, как цапля изогнула длинную шею, чтобы удобнее было меня разглядывать через стекло.
– Правда, – сказал я. – Но мы способные ученики и быстро все схватываем.
Никто из тех, к кому мы обращались в мотеле «Двор Мэриотт», показывая фотографии, не знали ни Дезире, ни Прайса. Отвечали все они очень определенно, так как лишь за полчаса до нашего прибытия те же самые фотографии показывали им Недотепа и мистер Кушинг. Недотепа, этот чертов проныра, даже оставил для нас записку у портье «Мэриотта», назначив нам свидание в баре «Харбора» в восемь часов.
Мы попытали служащих еще нескольких окрестных отелей, но ответом нам были лишь их пустые глаза, после чего мы вернулись на Харбор‑Айленд.
– Не наш это город, – сказала Энджи в лифте, когда мы спускались в бар.
– Никак не наш.
– Он меня бесит. И околачиваться здесь – пустое дело. Мы не знаем, с кем говорить, не имеем ни знакомых, ни друзей. Все, что мы можем делать, это бродить здесь как последние идиоты, всучив всем эти кретинские фотки.
– Фотки? – переспросил я.
– Фотки, – повторила она.
– А, ну да, понятно, – сказал я. – На секунду мне показалось, что ты назвала фото как‑то не так.
– Заткнись, Патрик. – Она вышла из лифта и впереди меня проследовала в бар.
Она была права. Находиться здесь было пустым делом. Зацепка оказалась никчемной. Покрыть 1400 миль воздушного пространства лишь потому, что за две недели до этого кто‑то в отеле воспользовался кредитной карточкой Джеффа, было верхом кретинизма.