Нет, нет, ты вникни. – Подавшись вперед, он выпучил глаза, чтобы прояснилось в голове. – Наше дело – штука суровая. Не такая суровая, как служба в Бюро, но тоже не фокстрот танцевать. Если со мной что‑нибудь случится... Видишь ли, у меня две головы, Патрик.
– Ты, наверное, не совсем и не только голову имеешь в виду, и Эсмеральда сказала бы, что сегодня тобою правила другая голова. Ее‑то она и собиралась тебе оттяпать.
Он фыркнул:
– Нет, в том, другом смысле ты тоже прав, но я говорил про голову в смысле мозгов. Так вот, голов в этом смысле у меня две, правда! – Указательным пальцем он постучал себя по черепу. – Одна – такая же, как у всех, она хлопот не доставляет. Другая же – это голова копа, и она никогда не прекращает варить. Она будит первую мою голову среди ночи, толкает меня вскочить с постели, пусть я даже и не знал, что именно меня смущало. Я хочу сказать, что половина всех моих дел была разгадана в три часа ночи именно благодаря этой моей второй голове.
– Тебе, наверное, и одеваться‑то каждый день не просто.
– Что?
– С двумя‑то головами, – сказал я. – Как ты с этим управляешься? У них ведь, наверное, и вкусы различные, и в одежде, и во всем прочем. А как они в смысле еды?
Он выбросил перед моим носом средний палец:
– Я серьезно.
Я тут же сдался.
– Если серьезно, – сказал я, – то, похоже, я знаю, о чем ты толкуешь.
– Ни черта. – Он махнул рукой. – Для этого ты еще слишком зелен. Но ты это узнаешь. В свое время. Должен тебе сказать, мальчик, что эта вторая голова – порядочная пакостница. Например, знакомишься ты с человеком – в перспективе другом или возлюбленной, бывает и так. И ты хочешь, чтобы отношения ваши развивались. Тут включается та, вторая голова, даже против твоей воли включается. И она бьет тревогу, звонит в колокола интуиции, и в глубине души ты начинаешь подозревать, что доверять этому человеку ты не должен. Вторая голова ухватывает то, что первая, основная, не может или не хочет ухватить. Могут пройти годы, прежде чем ты дашь себе отчет в том, что же это было – возможно, то, как друг твой замялся, произнося то или иное слово, или как загорелись глаза твоей возлюбленной при виде бриллиантов, и это при том, что она уверяла, будто большей бессребреницы, чем она, на свете не сыскать. А может быть... Да кто его знает... Важно то, что из этого выйдет. А выйдет то, что подозрения подтвердятся.
– Ты пьян.
– Да, я пьян, но это еще не означает, что я не могу изрекать истины. Послушай, я ведь про что говорю – ведь может же так случиться, что я потерплю фиаско...
– Да?
– Не от рук какого‑нибудь гангстера‑отморозка или мерзавца наркоторговца или другого мерзавца, которого я издалека учую. Нет, от рук кого‑нибудь, кому я верю, кого я люблю. И может случиться так, что я сойду в могилу, все еще веря этому человеку. Всей душой ему веря. Почти всей. – Он подмигнул мне. – Потому что есть же у меня и вторая голова. А она, ей‑богу, отличный детектор лжи, и она станет нашептывать мне, чтобы я остерегался этого человека безотносительно к тому, хочет или не хочет этого остальная моя душа. Так что вот.
Кивнув сам себе, он откинулся на спинку дивана.
– Что «вот»?
– Вот отсюда и план.
– Какой план? Последние двадцать минут, если не больше, ты несешь бог весть что.
– Если я когда‑нибудь умру, а близкий мне человек придет к тебе и начнет пороть какую‑то чушь, что у него к тебе поручение и про «аварийную безопасность», знай, что тебе надо человека этого отстранить или устранить, словом, вывести на чистую воду, с треском разоблачить лжеца.