А потом, когда разговор стал, похоже, иссякать, мы включили телевизор, где углядели начальные титры «Аварийной безопасности».
– Черт, – сказал Джей, – сделай‑ка погромче.
Я повиновался.
– Кто режиссер? – спросил Джей.
– Люмет.
– Точно?
– Абсолютно.
– А по‑моему, это Франкенхеймер.
– Франкенхеймер поставил «Семь дней в мае», – сказал я.
– Да, ты прав. Я без ума от этой картины!
После чего следующие два часа мы, как загипнотизированные, следили за тем, как президент США Генри Фонда, сжав зубы, пытался противостоять холодному безумию сошедшего с катушек черно‑белого мира, когда в результате компьютерного сбоя полетела система аварийной безопасности и американские военно‑воздушные силы уже готовились бомбить Москву, а несчастный Генри Фонда, еще крепче сжав зубы, вынужден был отдать приказ бросить бомбы на Нью‑Йорк, чтобы успокоить русских и избежать полномасштабной ядерной войны.
Когда картина кончилась, мы немного поспорили о том, что лучше – «Аварийная безопасность» или же «Доктор Стрейнджлав». Я утверждал, что эти вещи несравнимы: «Стрейнджлав» – настоящий шедевр, а Стэнли Кубрик – гений. Джей обвинил меня в преувеличении, а я его – в отсутствии воображения и педантизме. Он заявил, что Генри Фонда – величайший актер всех времен и народов и лучше его не было за всю историю кинематографа. Я сказал, что он пьян.
– Вот если б был у них какой‑нибудь сверхсекретный пароль, чтобы отозвать бомбардировщики!
Он поудобнее вдавился в диванную спинку со стаканом виски в одной руке и пивным бокалом в другой.
– Сверхсекретный пароль? – рассмеялся я.
Он повернулся ко мне.
– Нет, я серьезно. Тогда президенту Генри Фонда осталось бы только конфиденциально довести до каждого из пилотов эскадрона этот пароль, известный только им и ему, и бомбардировщики вернулись бы, несмотря на полетевшую систему аварийной безопасности.
– Но, Джей, – сказал я, – в том‑то и смысл, что отозвать их обратно нельзя. Они же все воспитаны в убеждении, что всякий приказ, поступивший после того, как не сработала система аварийной безопасности, это происки русских.
– И все же...
Мы сидели с ним, глядя «Из прошлого», еще один черно‑белый боевик 38‑го канала, переносивший нас во времена, когда 38‑й канал еще был крутым. В каком‑то месте фильма Джей встал и отправился в ванную. Вернувшись с еще двумя бутылками пива, взятыми в кухне, он сказал:
– Если я когда‑нибудь захочу прислать тебе весточку, это будет нашим паролем.
– Что? – не понял я.
– "Аварийная безопасность", – сказал он.
– Я смотрю сейчас «Из прошлого», Джей. "Аварийная безопасность уже полчаса как кончилась. Нью‑Йорк разбомбили вдрызг. Проехали.
– Нет, я серьезно. – С трудом оторвавшись от диванной подушки, он выпрямился. – Если мне когда‑нибудь захочется послать тебе весть из, скажем, загробного мира, пусть это будет «аварийная безопасность».
– Какого еще, к черту, загробного мира! – Я засмеялся. – А еще говоришь: «серьезно»!
– Серьезнее даже судебный пристав не бывает. Нет, нет, ты вникни. – Подавшись вперед, он выпучил глаза, чтобы прояснилось в голове. – Наше дело – штука суровая. Не такая суровая, как служба в Бюро, но тоже не фокстрот танцевать. Если со мной что‑нибудь случится... Видишь ли, у меня две головы, Патрик.
– Ты, наверное, не совсем и не только голову имеешь в виду, и Эсмеральда сказала бы, что сегодня тобою правила другая голова.