Насколько мне известно, он дал вашим людям показания, подтверждающие видеозапись, но вы посчитали возможным проигнорировать эти показания, так как трубка, в которую он дышал, зафиксировала наркотики.
– Это вранье, – сказал Джефферсон и обернулся к коллегам, ища у них поддержки. Не получив ее, он так сжал в руке пленку, что я подумал, будто ей конец.
– Запись вышла немного туманной из‑за дождя, а также потому, что снимавшая волновалась, – сказал Чезвик, – но большая часть происшествия зафиксирована.
– Вы меня разыгрываете, – сказал я и рассмеялся.
– Да что, я совсем уж того, как вы думаете? – произнес Чезвик.
В девять часов того же вечера нас отпустили.
До этого меня осмотрел доктор больницы «Приморская», причем двое полицейских стояли в десяти шагах в течение всего осмотра. Доктор обработал раны и дал мне дезинфицирующее средство, чтобы блокировать дальнейшее нагноение. Рентген показал явную трещину в лопаточной кости, но полного перелома там не оказалось. Доктор сделал мне свежую перевязку, подвесил руку на перевязь и посоветовал мне по меньшей мере месяца три не играть в футбол.
Когда я спросил его, не осложняют ли трещину моей скапулы раны, которые получила моя левая рука год назад в схватке с Джерри Глинном, он осмотрел и руку.
– Немеет?
– Совсем нечувствительна, – ответил я.
– У вас задет нерв.
– Да, – сказал я.
Он кивнул:
– Ну, ампутировать не стоит.
– Приятно слышать.
Он взглянул на меня сквозь маленькие ледышки очков.
– Вы перевалили за половину отпущенного вам срока, мистер Кензи.
– Я начинаю это чувствовать.
– Вы планируете когда‑нибудь иметь детей?
– Да, – сказал я.
– Позаботьтесь об этом уже сейчас, – доверительно сказал он, – тогда вы еще увидите, как они окончат колледж.
Когда мы спускались с крыльца полицейского отделения, Чезвик сказал:
– Вы связались с очень дурным человеком.
– Да уж, – сказала Энджи.
– Дело не только в Кушинге и Клифтоне, нигде не отмеченных как работающих на него, но еще и в самолете, которым вы летели. Вы ведь как сказали, что прилетели сюда его частным самолетом, да? Так вот, единственный частный самолет, отправлявшийся в рейс из аэропорта Логан между девятью утра и полуднем в вышеозначенный день, был «сессной», но никак не «Гольфстримом», и улетел он в Дейтон, Огайо.
– Как это можно – заткнуть глотку целому аэропорту? – удивилась Энджи.
– Да и не только аэропорту, – сказал Чезвик. – В аэропорту Логан великолепно налажена служба секьюрити, она славится на всю страну. Но связи Тревора Стоуна, видимо, позволяют ему обойти и ее.
– Черт, – сказал я.
Мы остановились возле арендованного Чезвиком лимузина. Шофер открыл перед ним дверцу, но Чезвик покачал головой и вновь обернулся к нам:
– Может, вернетесь со мной?
Я тоже покачал головой, о чем моментально пожалел: девушки‑барабанщицы все еще упражнялись там на своих инструментах.
– Нам еще предстоит тут связать некоторые концы с концами, – сказала Энджи, – а также решить до нашего возвращения, как нам быть с Тревором.
– Хотите моего совета? – Чезвик бросил на заднее сиденье лимузина свой портфель.
– Конечно.
– Держитесь от него подальше. Побудьте здесь до его смерти. Может быть, он оставит вас в покое.
– Но это невозможно, – сказала Энджи.