Сталь, подернутая прожилками. Аварин булат узнал - редко–редко, втридорога, доводилось покупать у персидских купцов. До тех пор, пока страна огнепоклонников не пала под нашествием с юга. С тех пор - как отрезало. Потому даже один слиток - драгоценен. Если и есть в степи подарок, способный перевесить императорский шелк, так это клинок из стали с древовидным узором. Или сам слиток - придать металлу форму оружия, привычного руке степняка, есть немало умельцев и в пуште. Это - возможность купить чью–то дружбу. Перетянуть на свою сторону колеблющегося, смягчить сердце противника.
Баян почувствовал себя как записной игрок в кости, которому предложили волшебство: один раз выпадет то, что он пожелает. Всего один раз…. или?
- Это, - сказал король, - подарок. За честную цену, если пожелаешь, сможешь взять пять, десять… даже двадцать, но не сразу.
Посол протянул руку, взял тяжелый слиток. Даже простой брусок, казалось, наливал руку силой…
- Я слышал, - сказал он, - что красная сабля Немайн закалена в ее священной крови, и не был удивлен. Но это - персидская работа! Тайное умение.
- Это британская работа, - сообщил король, - диведская. Даже в Кер–Сиди еще нет мастеров, способных на такое… хотя будут, конечно.
Аварин кивнул.
Источник умения сомнения не вызывал. Больше того, доказывал, верно и окончательно, что Немайн - не самозванка. Церемонию в храме, признание божеством, при желании можно и подделать - жрецы всегда и везде хитрей паствы. Но как подделать секрет, уже утерянный в далекой Индии, а в Персии, быть может, вырубленный мечами арабов - взятыми, между прочим, с тел римских и персидских воинов? Колесницы, булат… Последние козыри древней династии. Тогда объяснима и песня - возможно, старинные связи, сохранившиеся с тех пор, когда всесильные персидские цари сажали родственников на соседние престолы. Сохранилась только младшая линия… у которой все равно больше прав на персидский престол, чем у нынешних шахов. И, между прочим, куда больше, чем на римский! Одна из причин, почему, потеряв всего лишь город - пусть и столицу, персы, по сути, вернули Ираклию империю - которую завоевали практически полностью. Династия зашаталась! Дехкане могли и вспомнить, кто именно вошел в Ксетифон. Махнуть, не глядя, зороастрийское царство на христианское шах–зороастриец не пожелал. Пришлось подписывать мир.
- А розовые слитки будут? - спросил аварин.
Гулидиен удивился, но вида не подал. Британские легенды породили веру в то, что розовый цвет сидовского оружия - знак того, что сталь впитала нечеловеческую кровь. Сиды - не боги… но не демоны и не совсем люди. Римские священники - молчат или напоминают, что форма ушей и глаз для спасения души так же несущественна, как цвет кожи. Есть, например, христианское Аксумское царство - люди черны, но души у них белые… Камбрийские говорят, что, когда Сатана восстал против Господа, его поддержала треть ангелов - вот это демоны и есть! Верные остались на небесах - это рать архангела Михаила. Но были и те, что растерялись и не выбрали сторону. Вот и пришлось им отправляться на землю - грешную, но не безнадежную. Жить вместе с людьми. Выбирать…
Таковы Дон и Ллуд, сиды–родители Немайн. Сама она рождена на Земле. Странно рождена: вот, ухитрилась оказаться еще и римской императрицей в бегах. Только у сидов свои отношения со временем: оно у них то стоит, как в болоте, то журчит ручьем, то прет назад - как вода вверх. Не бывает? Еще как бывает - в водоподъемных колесах сиды!
Король Пенда, пожалуй, прав, когда на все рассказы о связанных с сидой странностях отвечает двумя короткими фразами:
- Много удивительного сотворили асы. И ваны, вижу, ничем не проще…
Вот и еще сюрприз - оказывается, не кровь волшебного существа придает розовый цвет древесной стали. Что–то иное… Навряд ли сиды водятся в дальнем краю, именуемом Хорасан! А аварин знай, нахваливает розовые слитки… мол, хорошие.
- Что сделано раз, можно повторить, - осторожно говорит король, - но скоро не будет. В лучшем случае - к осени.
Позже король поговорит с мастером Лорном. Тот согласится - не кровь. Сама Немайн говорит, небольшое количество особой рудной примеси. Припомнит даже слово. "Никель". Но сидова шашка, Рут, все равно одна на свете! Дальше Гулидиен сам додумает, по–британски. Один меч - кривой. Один лук, странный. На него и тетиву натягивать - замучаешься, зато натянутая - не так устает. И бьет на диво точно, хоть песни слагай. Барды, правда, пока не торопятся. Ждут. Два - число несовершенное. Скорее всего, Немайн завершит триаду. Будет третье оружие освобождения Британии от варваров. Интересно знать - какое?
Впрочем, для разговора с аварином это неважно. Важно, что он принял цену. Простую: отныне такие слитки из авар сможет купить сам Баян, или человек, показавший грамоту с его отпечатком пальца. Сидовский способ растекается по миру, и немудрено - работу самого искусного ювелира проще подделать, чем тонкие линии печати, данной человеку от рождения! И кто после этого скажет, что Адам и Ева не сотворены благородными?
Итак, уста посла разверзлись. Аварин выложил на стол свой подарок - все ту же грамоту с текстом песни, только под каждым словом - подписано - на каком языке есть похожее слово, что, он, аварин, узнал о сиде–императрице из каждой строки. И о странностях, на которые у него нет ответа…
Песня - странней не придумать. Начать с того, что язык принадлежит народу, которого нет и никогда не было - не живут славяне по берегам Великого Дона, и не жили никогда! А тюркских слов в песне не так уж и много…
- Великой Дон, - уточнил король, - Дон - женское имя!
Аварин кивнул, переправил. Пояснил:
- По–нашему о мужском и женском говорят одинаково. Не различают… Греческие слова по роду различать научился, с вашими часто ошибаюсь.
Вторая странность: насколько язык славянский, настолько песня степная. Спето хорошо, широко. Спето о простых вещах, простыми словами - о том, что всякий видит. Так и поют в степи - что вижу, то и пою… Видит Немайн странно: не то, что есть - то, что было и то, что будет. Глаз в минувшее, глаз в грядущее, а в настоящем - как у зайца перед носом, темень.
- Я до тебя с англами говорил, - сказал Баян, - так вот: так видят их боги. Прошлое знают, будущее прозревают. А в настоящем - такие же слепцы, как и люди. Да и настрой там самый тот: судьба определена, судьба принята. Воин с честью идет навстречу Року. Причем воин не из тех, что живут битвой, и даже не из тех, что кормятся от руки властителя. Это песня ополченца, взявшего оружие по необходимости. Там такая тоска по спокойной жизни…
Гулидиен кивнул. Немайн такая.
Аварин продолжил:
- Пророчество - есть.
Король вздрогнул. Вслух он этого не сказал - вдруг жене перескажут, но ушастую было очень–очень жалко. Только привык к доброй соседке, и на тебе! "Кровь горячая польется…" Потом сам смеялся - но что поделать, первый день медового месяца. Настроение - лучше некуда, особенно после того, как жену переспорил и разутешил. Правда, спать хочется… Кейндрих, собственно, как раз отсыпается. Сказала только, что Немайн ей какое–то доказательство должна, и скоро.
- Есть, - повторил посол, - только хитрое. Не хорони святую и вечную раньше времени. О смерти в песне - ни слова, и еще неизвестно, кто выпустит свинец, а кто обольется кровью. Что–то саксы пращниками не славны, зато сиды… Да и у римлян во многих мерах вместо лучников - балеарцы. Ага, улыбаешься. Тоже рано. Может и Немайн достаться. Может и упадет с разбитой головой… но вряд ли. Может, и кровь наземь прольет - да не всякая рана насмерть! Временная боль - не то, что заставит храбрую воительницу печалиться. Просто ей хочется жить мирно… кто это поймет? Немайн любит города. Любит оружие, но не как воин, как мастер–оружейник. И уходя в поход, не радуется грядущей славе, а печалится о делах, что переделать не успела. А еще она умна. Нет лучшего способа проверить - кто в дружбе гнил, кто тверд, чем на время показать слабость. Мудрый каган после отлучки или болезни казнит больше изменщиков и воров, чем за десяток спокойных лет. Так что…
Баян развел руками. Выходило, что сида спела о многом - и ни о чем. Тоже странность, и не последняя. Вот еще одна:
- Песня у нее христианская. Насквозь. И языческая, причем на германский лад. Насквозь. Знаешь, мы с франками много торгуем, с иными дружим… У них не так. Человек может быть крещен, но держаться духа старой веры. И наоборот - еще не обратиться, но чувствовать по–христиански. А здесь… Христианское смирение доходит до божественной гордыни, и несокрушимая гордость - преисполнена христианского смирения. Как говорят греческие философы, - аварин улыбнулся - мол, поживешь в граде Константиновом с мое, не таких слов нахватаешься, - синтез. Слияние. Насколько совершенное - не мне судить.
Гулидиен знал, кому. Это означало еще два разговора. Первый - с Мерсийцем.
Король - глава самого сильного рода в народе англов, значит, заодно и верховный жрец Тора. Сила Немайн ему нужна - и уже потому интересна. У него жена–христианка, и сын, и подданные - пополам… Вот он и рассказал другу и союзнику, что нет у народов, верящих в Тора, сильней колдовства, чем женское. Обычно песенный сейд - дело злое, но Немайн и тут все наружу вывернула. Обидела себя, а союз сплавила намертво. Одно дело - знать, что святая и вечная с вами надолго, торопиться некуда. Совсем другое дело, когда судьба Британии - и твоего королевства! - должна решиться до зимы. А Тор–Громовик такое бы одобрил, несмотря на поминание христианского бога.
Пенда сказал, что уже велел скальдам переложить песнь Немайн по–английски. Торова песня! Христианская? Может быть, но и торова разом. Да и мать Немайн–Неметоны, Дон, помянута - хотя и как река ее имени. Оказывается, так тоже можно…