Во–вторых, следовало поговорить с патриархом или епископом - но Гулидиен не успел. Жена проснулась. Спустилась в опустевшую залу - в глазах остатки дневного сна, поверх рубашки плед болотных ее цветов намотан. Мягкий, уютный!
Сладко зевнула - и заразила. Так и пришлось пересказывать новости - позевывая.
- Врет холмовая, - сказала жена и королева. - Ты поверил ее пересказу? Ты не знаешь двуличности сидовских слов! Ей три тысячи лет. Она всю свою родню пережила, и нас переживет. А вот в то, что ей желается жалости твоей - еще как верю! Сам знаешь, как верней всего женщину утешить!
- Знаю, - согласился король, - а потому сейчас тебя еще разок разутешу. А там и договорим - поспокойнее…
За радостями семейной жизни побеседовать с Пирром Гулидиен забыл.
Потому с патриархом пришлось разговаривать Немайн - сразу, как перестала общаться записками. Его святейшество явился в ее комнату, пошарил взглядом в поисках стульев и уселся на подходящий по высоте ларь - как раз в ногах у кровати. А раз с аварином он уже говорил…
- И тут развела персидские древности, - сказал в качестве приветствия, - нехорошо. Христианам приличествуют стулья и скамьи, а не подушки и циновки.
- Обязательно заведу. Для гостей. А мне так удобней. Уютней.
Пирр повздыхал: мол, молодежь не понимает, что такое ломота в костях…
- Как раз сегодня понимаю, - сказала Немайн. - Хотя ноют и не кости. Ты тоже по поводу песни?
По тому как долго его святейшество молчал, Немайн поняла - разговор будет нелегким. Когда заговорил - удивилась. Говорил не духовник и не церковный иерарх. Сторонник партии Мартины мягко упрекал нынешнюю главу ветви династии в политической легкомысленности.
- Зачем ты это сделала? Спела… да еще на чужом языке. Славянскую речь я узнал… Каждый увидел свое. Римлянам ты показала силу и власть. Накричала на королей - ни один не пикнул. Значит, признают твое право. Бритты увидели колдовство ужасной холмовой сиды. Голос–то твой… взять пониже - иерихонская труба будет. И как потолок не рухнул!
Он остановился, перевел дух. Обнаружил рядом с собой кувшин да кружку.
- Вода, - пояснила Немайн, - кипяченая. Попросить, чтобы нам кофе принесли?
Пирр только рукой махнул. Налил полкружки, сделал глоток. Продолжил:
- Что о тебе поняли англы и авары, я судить не берусь. Могу только вспомнить, что именно теперь вдоль всего Дуная аварин убивает славянина, а славянин - аварина, и оба падают замертво - тлеть непогребенными, потому что хоронить их некому… А еще - было мгновение, когда я поверил, что тот язык для тебя родной. Ты хорошо притворилась. Но - зачем?
Сида дернула обеими ушами разом. Улыбнулась.
- Потому, святейший отец, что я не притворялась. Я действительно могу думать на том языке. Как и на греческом, камбрийском, латыни, армянском, фарси, английском. Что до тройного истолкования… Это случилось бы в любом случае, какой бы язык я ни выбрала. Да хоть и латынь! Люди видят то, что ожидают: римляне - августу, камбрийцы - сиду. Кого–то видят англы и авары… Кого–то, кого я напоминаю. Не меня. Это следствие того, что я ни к одному из этих образов не подхожу полностью, зато ко всем - слегка. А почему пела… Не смогла не запеть, вот и все.
- Но ты ведь и есть августа! Помазание на царство вторым крещением не смывается. А удочерение вообще процедура светская…
Немайн пожала плечами - и поморщилась. Неприятно!
- Ты лучше меня знаешь, что я по римским меркам не гожусь в августы. Уши, глаза… А кроме этого…
Пирр аргумент не принял. Раскрыл ладонь, собрал лодочкой.
- Тебе дано, - сказал жестко. - Царем Ираклием, Сенатом и Народом - но попущением свыше. Подходишь ты под суеверие толпы, не подходишь, неважно. Ты назначена. Тебе в руку хлеб положен, не камень - так ешь, а не бросай наземь…
- Я не знаю, к чему я назначена, - пожаловалась Немайн. - Я не знаю, кто и что я есть. Меня видят по–разному, меня видят с трех разных сторон… Можно сказать, что римляне, камбрийцы и все остальные видят трех разных Немайн. Живущий на равнине видит, что мир - плоский, как этот стол, а удаляющийся всадник просто становится меньше, пока не исчезнет в ковыле…
- Так видит аварин, - улыбнулся Пирр, - или перс. А камбриец?
- Камбриец - и, кстати, армянин - живет меж гор и холмов, и мир его напоминает дно вогнутой чаши - до тех пор, пока не доведется взойти на вершину. Почему я пускаю всех к себе на башню? Чтобы видели - мир не замыкается их двором, их семьей, их кланом. Говорят, с горы Сноудон видна вся Камбрия - так, как Глентуи с верхушки моей башни. И я буду говорить, петь, проповедовать - до тех пор, пока не возникнет обычай, по которому каждому камбрийцу нужно хотя бы раз в жизни взойти на Сноудон. В ясный день, когда под ним раскроется мир… Лучше всего - в самой ранней юности, когда он - или она, тут никаких послаблений! - сумеет понять единство Родины сердцем, и когда все дела и свершения будут еще впереди.
На вопрос о римлянах у святой и вечной тоже ответ нашелся.
- Рим, - сказала она, - это земли, собранные вокруг моря - Нашего моря, римского! Грек - всегда немного мореплаватель. Потому среди греков всегда найдется желающий спорить с Аристотелем и доказывать, что мир выпукл. Иные мудрецы уверяют, что Земля вообще шарообразна - всего лишь из–за того, что уходящие за горизонт корабли скрываются постепенно. Сначала корпус, потом паруса, потом верхушки мачт. Третьи умеют налить вино в кубок так, чтобы держалось в нем выпуклым холмом, и говорят, что мы точно узнаем, что земля плоская, лишь когда кто–то вернется от края - и расскажет. А что круглая - если будет плыть все время в одну сторону и вернется с другой… Надо бы такой поход собрать, но денег не хватает. А кроме того, мне куда важней знать какой формы я сама! И доказать остальным.
Пирр кивнул. Медленно. Когда поднял голову - перед сидой оказался не политик, а священник. Не патриарх, а исповедник - не императрицы. Странной девчушки с острыми ушами и глазами–плошками.
- Ты изменилась, - сказал он, - не только внешне. Но и сестра тебя узнала не только по внешности. Я не могу и не буду спрашивать тебя о том, что было до признания - грехи, если были, вода крещения унесла, а остальное ты вправе хранить в тайне. И тебе самой придется соизмерять то, что тебе даровано - с даром иных людей, и догадываться, насколько тяжел будет с тебя спрос. Я только помочь смогу - если попросишь, когда расскажешь. А сегодня - утешу. В песне своей ты ошиблась. Пасха всегда и для всех, и для убитых в той же мере, что для живых. Именно потому, что воскресением Господним смерть побеждена! Так что, дочь моя, не все так плохо, как ты пела.
Ушел, осторожно прикрыл дверь - и до ночного сна страждущая пребывала в покое. Последней, уже под вечер, заглянула Сиан. Посмотрела исподлобья. Сказала:
- Сегодня ты мельтешила даже больше, чем обычно.
И убежала раньше, чем Немайн успела рот открыть.
А ночью ударили колокола - так, что мертвый вскочит и бросится на порог - в одной рубашке, зато с шашкой наголо. Просто так набат не бьют!
Триада четвертая
1
Над портом колышется зарево, жар бьет в лицо.
- Эйра, назад! Вивиан, Кей, прикройте ее! Остальные - за мной!
Доля наследницы - если сида рискует, самой на рожон не лезть. Из–за рыцарских щитов смотреть, как гибнет республика… Стоп. А как же Рождественский бой? Тогда на кону было все. А теперь, значит, только многое! Есть для чего беречь сестру.
Кажется, только что Эйра была в постели - за окном ласковый, теплый без духоты вечер, речные тинные запахи, рутинная перекличка стражи. Мысли - свадьбу отгуляли, пора возвращаться в Кер–Сиди, к делам, среди которых интересных больше, чем скучных. Там хорошо, но привычно, оттого чуть скучно. И не хватает мамы. И Сиан, и других сестер, хотя как же от них устаешь!
Злой голос колокола, реакция тела опередила мысль - проснулась уже в штанах, сапогах и стеганой куртке. Поживешь у сиды в башне, приучишься одеваться по тревоге. Осталось затянуть пояс с оружием - и вперед! Хорошо, у "Головы грифона" есть охрана. Не придется выскакивать биться в рубахе и мече наголо, но торопиться нужно. Иногда не хватает шага, чтобы успеть спасти своего и убить врага.
Во дворе - голос, который не узнать нельзя, звон пожарных упряжек. Пожар не война, но бывает хуже войны! Здесь не Кер–Сиди, здесь в предместьях на крышах - солома. Если полыхнет…
Что именно горит, Эйра поняла, уже когда ее отвели в сторону. Рядом возник Эмилий.
- Святая и вечная пусть гасит пламя. У нас иная забота…
Проверить - нет ли злого умысла. Оторвать от неотложного дела, допросить - с оглядкой через плечо. Там - гул огня, крученый полог дыма прячет от звезд разверзшееся на земле пекло. В пекле место чертям - и чертей в избытке! И во главе - демон! Пламя и зола превратили белые одежды в наряд обитательницы ада, по лицу, наискось - черная полоса, видно, рукой пот смахнула, волосы - присыпанная пеплом лава, уши торчат, как рога.
Белого осталось - клыкастая ухмылка.
- Ничего, наша берет! А ну, навались, ребята. Еще воды!
Ребята - вигилы славного города Кер–Мирддин. Этим что враг под стенами, что пожар в ночи, все едино. Насос готов угостить любого неприятеля, багры - развалить высокий костер, растащить и добить головни поодиночке. Тут и народ поможет - ведра идут по цепочке, вода плещет не в огонь - на все, что нужно защитить от летящих с дымом искр. На земле побеждают люди. На воде торжествует огонь.