дескать, кровь проливать. Семья, дети? Да на кой, спрашивается, ляд это нужно, чтобы потом голова болела, чем их кормить и во что одевать. Кстати, есть анекдот на эту тему.
Сидят два советских бойца в окопе. На них надвигается фашистский танк. Один другому говорит:
- Петя, бросай гранату, до танка - тридцать метров.
Петя отвечает:
- Не буду, Ваня. Мне - пофиг.
Ваня говорит:
- Бросай! До танка - двадцать метров.
- Мне пофиг, - спокойно отвечает Петя.
- До танка пятнадцать метров! - кричит Ваня.
- Мне пофиг, - говорит Петя. - Ничего я не буду бросать.
Немецкий танк останавливается в пяти метрах от бойцов. Из люка высовывается голова фашиста и произносит скучным голосом:
- Ну, вы будете бросать гранату, или нет? А то мне пофиг. Могу и уехать.
ЖОРА. Идиотский анекдот.
ПРОФЕССОР. Его придумал тот, кто заражен диогеновым наследием. И таких людей - миллионы. Разве Диоген не убийца?
ЛЕНЬКА. Но - не в физическом плане.
ПРОФЕССОР. Философский план гораздо опасней физического. Потому что из философского плана рождается идея. А идея - это нацизм, коммунизм, сепаратизм и многое, многое другое.
ЖОРА. А религия?
ПРОФЕССОР. Не путай религию с идеей. Любая религия, как правило, не позволяет убивать людей пачками. А вот идея позволяет еще не то. Потому что идеи изобретаются людьми.
ЖОРА. А религии? Профессор, где ты? Отключился…
ФЛАВИЙ. Полиция уехала.
ЛЕНЬКА. И что творится?
ФЛАВИЙ. Опять пьют. Помирились. Привезли загипсованных жениха с невестой. Родственники выглядят не лучше. Все перебинтованы и в синяках. Такое ощущение, что я вижу лазарет осажденной Иотапаты после отбитого штурма римлян.
ЛЕНЬКА. Ну-ка, подробней.
ФЛАВИЙ. Начали орать песни.
ЛЕНЬКА. Нет, про осаду Иотапаты.
ФЛАВИЙ. Что-то я устал. Пока.
ЛЕНЬКА. Отключился! Вот гад!
ЖОРА. Ну что ж. Раз все сбежали, значит и нам пора отдохнуть. Пока.
ЛЕНЬКА. Пока.
Мыслемолчание
Глава четвертая
Глубокая ночь. Полнолуние.
ХАСАН. Эй, Профессор!
ПРОФЕССОР. Слышу тебя.
ХАСАН. Я вспомнил.
ПРОФЕССОР. Хм, ну-ну?
ХАСАН. Тебя звали Муртаз аль Сирт. Именно ты рассказал мне, что в мире нет ничего истинного. Именно ты поведал, что ради достижения благой цели все разрешено. Именно ты развязал мне руки! Я был молод и горяч. Я верил каждому твоему слову. Я стал твоим последователем. Я стал делать то, чему ты меня учил и к чему подбивал… А сейчас, после восьмиста лет раздумий, я понял, что пошел на поводу у Шайтана. И этот Шайтан - ты!
ПРОФЕССОР. Ты все сказал?
ХАСАН. Нет, я еще многое могу сказать!
ПРОФЕССОР. Тогда заткнись и слушай, что скажу я… Если ты думаешь, что болтливый язык можно отрезать, а мысль уничтожить нельзя, то глубоко заблуждаешься. В березах и липах недалеко от тебя сидят те, кто лишен возможности общаться. Хочешь присоединиться к ним? Я могу это устроить. Желаешь мыслить - думай, прежде чем выразиться. Я тебя предупредил.
ХАСАН. Когда я освобожусь от плена, в который попал благодаря тебе?
ПРОФЕССОР. Скоро.
ХАСАН. Как скоро?
ПРОФЕССОР. Не пройдет и недели.
ХАСАН. Я буду молчать.
КОНТУШЁВСКИЙ. А? Что? О чем это вы? Вот черт, прослушал…
Мыслетишина.
* * *
Утро следующего дня.
ЛЕНЬКА. Мать-перемать, ити твою двадцать пять!
ЖОРА. Что такое?
ЛЕНЬКА. Опять этот старый сокосос пришел надрезы делать!
ЖОРА. Шакал паршивый! Когда он уже напьется?
ЛЕНЬКА. Ай, гнида!
ЖОРА. Держись, Ленька! Это недолго.
ЛЕНЬКА. Фу, отстал. К тебе пошел.
ЖОРА. Куда, гад? Чем я лучше других? Ай-е-ей! Глубоко-то как!
КОНТУШЁВСКИЙ. Давай громче!
ЖОРА. Пожалуйста. Контушёвский - козел!
КОНТУШЁВСКИЙ. Сами вы животные!
ЛЕНЬКА. Все. Ушел.
ЖОРА. Чтоб он захлебнулся!
КОНТУШЁВСКИЙ. А-а-а-а-а!
ЖОРА. Что это с ним?
ФЛАВИЙ. Какой-то юный живодер увеличительным стеклом выжигает у него на стволе надпись
КОНТУШЁВСКИЙ. Уй!
ЖОРА. Давай, пацан! Не скупись на слова!
ЛЕНЬКА. Про знаки препинания не забудь!
КОНТУШЁВСКИЙ. Садисты! Ай-ю-юй!
ЛЕНЬКА.
ПРОФЕССОР. Ха-ха-ха!
ЖОРА.
ФЛАВИЙ. Ушел.
ЛЕНЬКА. И что написал?
ФЛАВИЙ. "Наташка - шлюха". Это, наверное, про невесту из веселого дома.
ЖОРА. Почему так мало?
ФЛАВИЙ. Большими буквами.
ЛЕНЬКА. Ну, тогда молодец.
КОНТУШЁВСКИЙ. Жалости у вас нет! Одно слово - убийцы.
ЖОРА. Зато ты - добрая фея.
КОНТУШЁВСКИЙ. Идите вы все на колья для казнимых!
ЖОРА. Отключился, наконец. Эй, Профессор.
ПРОФЕССОР. Да.
ЖОРА. У меня вопрос. Если Неизвестный все время умирает в младенчестве (что считается безгрешным состоянием), то как он оказывается среди нас?
ПРОФЕССОР. Иному младенцу нельзя позволить вырасти. Иначе будет плохо миру.
ЛЕНЬКА. Гитлеру позволили?
ПРОФЕССОР. И что получилось?
ЛЕНЬКА. Но позволили же?
ПРОФЕССОР. Значит, это было зачем-то нужно. А время Неизвестного еще не пришло.
ЖОРА. Но ведь сейчас он безгрешен.
ПРОФЕССОР. Бывает, человек такого натворит, что грехи следуют за ним на протяжении многих поколений.
ЛЕНЬКА. А за тобой они не следуют?
ПРОФЕССОР. Разве Джафар был младенцем?
ЖОРА. Значит, когда-нибудь догонят?
ПРОФЕССОР. Возможно. Ладно, мне нужно кое-что обдумать…
ЖОРА. Ленька, что-то мне все это не нравится.
ЛЕНЬКА. Что именно?
ЖОРА. Философские измышления Профессора.
ЛЕНЬКА. Мне тоже.
ФЛАВИЙ. А вы уверены, что он рассказывает правду о своих прошлых жизнях?
ЖОРА. Уже нет.
ФЛАВИЙ. Профессор - шайтан.
ЛЕНЬКА. Хасан!
ХАСАН. Что?
ЛЕНЬКА. Кто такой Профессор?
ХАСАН. Не знаю.
ЖОРА. Ты же сам говорил, что он - шайтан.
ХАСАН. Не говорил.
КОНТУШЁВСКИЙ. Говорил. Флавий свидетель.
ХАСАН. Ты - кровожадная собака. Не верьте ему, он лжет.
КОНТУШЁВСКИЙ. Так, так, так… Он сегодня ночью общался с Профессором. Я слишком поздно включился и не услышал разговор. Но после него этот организатор преступного сообщества стал совсем другим. С этим надо разобраться. Эй, кто-нибудь слышал ночной разговор?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Я слышал.
КОНТУШЁВСКИЙ. Оп-па! Ну-ка, расскажи.
ПРОФЕССОР. Эй, Неизвестный. Я тут думал над твоей проблемой. Говоришь, тебя звали Кали?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Что-то вроде того.
ПРОФЕССОР. Может, Калигула?
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Да! Точно! Это я! Вспомнил! Спасибо!
КОНТУШЁВСКИЙ. Отключился, идиот!
ЖОРА. Что-то слишком кстати.
ЛЕНЬКА. Эй, Профессор! Не отвечает…
ФЛАВИЙ. Вот это да! Такая личность, оказывается, здесь сидит.
КОНТУШЁВСКИЙ. Тоже мне личность. Нашел авторитета…
ФЛАВИЙ. Нет уж. Ты не знаешь, какой он злодей. А я жил в то время. Память о его делах была еще свежа. Чего только про него не рассказывали. Нерон, с которым мне довелось встречаться, по сравнением с ним - жалкий проказник.
КОНТУШЁВСКИЙ. Ничего себе, проказник…
ФЛАВИЙ. Я серьезно говорю. Прокуратор Иудеи схватил группу уважаемых знатных людей и, обвинив их в подготовке к мятежу, отправил в Рим на суд Нерона. Я, как защитник, поехал следом. Нерон меня выслушал. Потом я встретился с его женой Поппеей и рассказал ей, что эти уважаемые люди - добропорядочные почитатели императора. И Нерон освободил их…
КОНТУШЁВСКИЙ. Эта Поппея - та еще штучка. Признавайся, что ты там с ней проделал? А? Скромником себя выставляешь…
ФЛАВИЙ. Что ты? Как можно так подумать? Между нами ничего не было.
ЖОРА. Мы залезли не в ту степь.
ЛЕНЬКА. Да.
ЖОРА. Пошли вы в задницу со своими Неронами, Поппеями и Калигулами. Всем пока. Потом поговорим.
Вечер того же дня
ФЛАВИЙ. Пан Контушёвский, что это за человек возится у твоего ствола?
КОНТУШЁВСКИЙ. С перевязанной головой и набитой рожей?
ФЛАВИЙ. Да.
КОНТУШЁВСКИЙ. Это отец невесты. Он решил обляпать низ ствола известкой.
ФЛАВИЙ. Зачем?
КОНТУШЁВСКИЙ. Чтобы закрасить выжженную надпись.
ФЛАВИЙ. Выходит, действительно написали именно про его дочку.
КОНТУШЁВСКИЙ. Кто бы сомневался. Ну, расскажи, что ты с Поппеей вытворял?
ФЛАВИЙ. Пошел ты!
КОНТУШЁВСКИЙ. Да ладно тебе. Скучно. Жених теперь к этой дуре не ходит. На инвалидной коляске в окно ведь не влезешь. Эй, Флавий! Вот черт, сбежал… Эй, кто-нибудь! Отзовитесь! Хасан, хоть ты ответь, что ли. А то и поругаться не с кем. Бандиты! Профессор! Молчат, сволочи. Ну, и катитесь ко всем бесам…
КАЛИГУЛА. А со мной поругаться не хочешь?
КОНТУШЁВСКИЙ. Этого только мне и не хватало. Я со всякими придурками не ругаюсь. Тьфу на тебя!
КАЛИГУЛА. Если б я был придурком, то носил бы фамилию - Контушёвский. А меня зовут - Гай Юлий Цезарь Август Германик по-прозвищу Калигула… Эй, где ты? Странно…