- Почему ты думаешь, что я сохранила эту старую штуковину? - спокойно спрашивает она.
- Потому что, если бы не сохранила, то пошла бы против своего народа, - отвечаю я.
Она снова открывает Библию и делает вид, что читает. Я хочу уйти, но мысли возвращаются к следам на снегу.
- Где он? - спрашиваю я.
Она продолжает меня игнорировать, поэтому я устремляю мысль к книге, ощущаю ее контуры, тонкие пыльные страницы, шершавую обложку. Я захлопываю книгу. Аделина подпрыгивает.
- Скажи мне, где он.
- Как ты смеешь! Кем ты себя воображаешь?
- Я член Гвардии, и судьба всего населения Лориен зависит от того, выживу я или нет, Аделина! Как ты могла отвернуться от своего народа? Как ты могла отвернуться от землян? Джон Смит, который, я думаю, один из Гвардейцев, сейчас скрывается от властей в США. Когда недавно его пытались задержать, он смог двигать полицейского, не прикасаясь к нему. Как это делаю я. Как я только что сделала с твоей книгой. Разве ты не видишь, что происходит, Аделина? Если мы не начнем помогать, то навсегда будет потеряна не только Лориен, но и Земля, и этот дурацкий приют, и этот дурацкий город!
- Как ты смеешь называть это место дурацким! - Аделина подступает ко мне со сжатыми кулаками. - Это единственное место, куда нас пустили, Марина. И только благодаря ему мы еще живы. А что сделали для нас лориане? Они сунули нас на корабль, в котором мы пропутешествовали целый год, и вытолкнули на жестокой планете, не дав ни плана действий, ни инструкций, кроме как прятаться и обучаться. Чему обучаться?
- Тому, как победить могадорцев. Как вернуть Лориен. - Я качаю головой. - Возможно, другие сейчас сражаются, думают, как нам объединиться и вернуться домой, а мы торчим в этой тюрьме и ничего не делаем.
- Я живу осмысленной жизнью, помогая человечеству своими молитвами и служением. И тебе бы надо так жить.
- Твоим единственным предназначением на Земле было помогать мне.
- Ты ведь жива?
- Только формально, Аделина.
Она снова садится в кресло и раскрывает на коленях Библию.
- Лориен умерла и похоронена, Марина. В чем же здесь смысл?
- Лориен не умерла - она в спячке. Ты сама так говорила. И главное, мы не мертвы.
Она тяжело сглатывает.
- Нам всем выписали смертный приговор, - говорит она слегка срывающимся голосом. Потом гораздо мягче добавляет: - Мы были обречены с самого начала. Пока мы здесь, мы должны творить добро. Тогда мы сможем рассчитывать на хорошую загробную жизнь.
- Как ты можешь так говорить?
- Потому что такова реальность. Мы последние представители умирающего народа, и скоро мы тоже умрем. И да поможет нам Бог, когда настанет этот час.
Я качаю головой. Мне совсем неинтересно толковать о Боге.
- Где мой Ларец? Он в этой комнате? - Я обхожу комнату, оглядывая потолочные крепления, потом приседаю и заглядываю под несколько кроватей.
- Даже если бы он у тебя был, без меня ты не можешь его открыть, - говорит она. - Ты это знаешь.
Она права. Если верить тому, что она говорила мне много лет назад, когда ей еще можно было доверять, то я не могу без нее открыть Ларец. На меня наваливается ощущение безысходности. Все сразу: следы на снегу, Джон Смит в бегах, абсолютная клаустрофобия Санта-Терезы, а тут еще Аделина, мой Чепан, которая должна была помогать мне оттачивать мои Наследия, а вместо этого поставила крест на нашей миссии. Она даже не знает, какие у меня появились Наследия. Я могу видеть в темноте, дышать под водой, сверхбыстро бегать, двигать предметы силой мысли и спасать растения, которые оказались на грани смерти. Меня охватывает страх, и тут, в самый неподходящий момент, в комнату входит сестра Дора. Она упирается кулаками в бедра.
- Ты почему не на кухне?
Я смотрю на нее и копирую ее хмурую мину.
- Да заткнись ты, - говорю я и, не успевает она ответить, выхожу из комнаты. Я бегу по коридору, вниз по лестнице, снова хватаю свою куртку и выскакиваю за двойные двери.
Я иду и в страхе озираюсь на тени вдоль дороги. Хотя мне по-прежнему кажется, что за мной следят, я не замечаю ничего необычного. Оставаясь настороже, я быстро спускаюсь с холма. Я добираюсь до кафе и вхожу в него - просто потому, что это единственное место, которое сегодня открыто. Из двадцати столиков примерно половина занята, и я очень признательна за это: мне сейчас очень хочется, чтобы вокруг были люди. Я уже собираюсь сесть, когда вижу Гектора. Он в одиночестве сидит в углу и пьет вино.
- Почему ты не на El Festín?
Он поднимает на меня глаза. Он чисто выбрит, взгляд ясный и острый. Он выглядит отдохнувшим и даже хорошо одет. Я уже давно его таким не видела. Интересно, надолго ли его хватит.
- Я думала, ты не пьешь по воскресеньям, - говорю я и тут же жалею, что сказала это. Сейчас у меня только двое друзей - Гектор и Элла, и одна из них сегодня уже пропала. Мне не хочется еще и огорчать Гектора.
- Я тоже так думал, - говорит он без обиды. - Если ты когда-нибудь познакомишься с человеком, который пытается утопить в вине свои печали, мягко объясни ему, что печали умеют плавать. Ну, присаживайся, присаживайся, - говорит он, выталкивая ногой из-под стола стул. Я плюхаюсь на него. - Как поживаешь?
- Я ненавижу это место, Гектор. Ненавижу всей душой.
- Дурной день?
- Здесь каждый день дурной.
- Да нет, это место не такое уж страшное.
- Почему ты всегда такой довольный?
- Алкоголь, - говорит он с кривой усмешкой. Он наливает себе из бутылки. Похоже, это первый бокал. - Я бы не рекомендовал этот метод другим. Но мне подходит.
- Ах, Гектор, - говорю я, - я бы хотела, чтобы ты не пил так много.
Он смеется. Делает глоток:
- А знаешь, чего бы я хотел?
- Чего?
- Чтобы ты не выглядела все время такой печальной, Марина морская.
- Не знала, что я так выгляжу.
Он пожимает плечами.
- Я это замечаю. Но Гектор - очень чувствительная натура.
Я смотрю налево и направо, поочередно фиксируя взгляд на каждом лице. Потом беру со стола салфетку и кладу себе на колено. Потом снова на стол. Снова на колено.
- Скажи, что тебе не нравится, - говорит Гектор и делает глоток побольше.
- Абсолютно все.
- Все? Даже я?
Я качаю головой:
- Ладно, не все.
Он поднимает и потом хмурит брови:
- Так скажи мне.
Я испытываю сильное желание поведать ему свою тайну, рассказать, почему я здесь и откуда я на самом деле. Я хочу рассказать ему об Аделине, о ее изначальном предназначении и о том, во что все вылилось. Я хочу, чтобы он узнал об остальных, которые сейчас сражаются или в бегах, или бездельничают, как я, и только собирают пыль. Если и есть человек, который точно стал бы моим союзником и помог бы мне всем, чем только мог, так это Гектор. В конце концов, он надежный защитник, от рождения сильный и храбрый просто благодаря своему имени.
- Ты никогда не чувствуешь, что ты здесь чужой, Гектор?
- Конечно, чувствую. Иногда.
- Почему тогда остаешься здесь? Ты мог бы уехать куда угодно.
Он пожимает плечами:
- Есть несколько причин. - Он доливает в бокал вина. - Для начала, кроме меня, некому ухаживать за моей матерью. Плюс это родное для меня место, и я не уверен, что где-то еще будет гораздо лучше. Мой опыт показывает, что от одной только перемены обстановки редко становится лучше.
- Может, и так. Но мне все равно не терпится уехать. Мне осталось пробыть в приюте чуть больше четырех месяцев, ты знаешь? Не говори никому, но, думаю, что я сбегу раньше этого срока.
- Не думаю, что это хорошая мысль, Марина. Ты еще слишком молода, чтобы жить одной. Куда ты подашься?
- В Америку, - говорю я, не раздумывая.
- В Америку?
- Мне там нужно кое-кого найти.
- Если ты так решительно настроена, то почему еще не уехала?
- Из-за страха, - говорю я. - В основном из-за страха.
- Не ты первая, - говорит он и опорожняет весь бокал. Его взгляд утратил остроту. - Ключ к перемене - это избавление от страха.
- Я знаю.
Дверь кафе открывается, и входит высокий мужчина в длинном пальто и со старой книгой в руках. Он проходит мимо нас и садится за столик в дальнем углу. У него темные волосы и кустистые брови. Верхнюю губу закрывают густые усы. Я никогда раньше его не видела, но, когда он поднимает голову и смотрит на меня, мне в нем сразу что-то не нравится, и я быстро отвожу взгляд. Краем глаза я вижу, что он все еще смотрит на меня. Я пытаюсь не обращать внимания. Я возвращаюсь к разговору с Гектором. Вернее, я просто болтаю что-то невразумительное, глядя, как он наполняет свой бокал красным вином, и почти не слыша того, что он говорит в ответ.
Пять минут спустя мужчина все еще смотрит на меня, и я так встревожена, что кафе начинает кружиться у меня перед глазами. Я наваливаюсь на стол и шепчу Гектору:
- Ты знаешь того человека в углу?
Он качает головой.
- Нет, но я тоже заметил, что он на нас смотрит. Он был здесь в пятницу, сидел на том же месте и читал ту же книгу.
- Мне в нем что-то не нравится, вот только не знаю что.
- Не беспокойся, я ведь с тобой, - говорит он.
- Мне надо уходить, - решаю я. Мне охватывает отчаянное желание убраться отсюда. Я стараюсь не смотреть на мужчину, но не могу удержаться и смотрю. Теперь он читает книгу и так развернул ко мне обложку, будто хочет, чтобы я ее увидела. Она старая и мятая, с серым пыльным налетом.
Питтакус Митиленский
и
Афинская война