Питтакус? Питтакус?! Я снова смотрю на него и, хотя не вижу нижней половины его лица, по глазам угадываю понимающую улыбку на его губах. Я вдруг чувствую себя так, будто меня сбил поезд. Неужели это мой первый могадорец?
Я подпрыгиваю, ударяясь коленом о стол и едва не сбивая бутылку Гектора. Мой стул с шумом падает на пол. Все в кафе оборачиваются.
- Мне нужно идти, Гектор, - говорю я. - Нужно идти.
Спотыкаясь, я выхожу из дверей, а потом с бешеной скоростью, быстрее любого разогнавшегося автомобиля бегу домой, не задумываясь о том, что кто-то может это увидеть. Я добираюсь до Санта-Терезы всего за несколько секунд. Я протискиваюсь через двойные двери и быстро захлопываю их за собой. Я прислоняюсь к ним спиной и закрываю глаза. Я стараюсь замедлить дыхание, унять дрожь в руках и в ногах, остановить трясущуюся нижнюю губу. По лицу течет пот.
Я открываю глаза. Передо мной стоит Аделина, и я падаю ей на грудь, даже не думая о напряженности, возникшей между нами час назад. Она неуверенно отвечает на объятия, возможно, смущенная неожиданным проявлением привязанности, которой я не выказывала ей уже много лет. Она отстраняется, и я открываю рот, чтобы рассказать ей о том, что только что увидела, но она прикладывает палец к губам, как я сделала, когда была на мессе с Эллой. Аделина поворачивается и уходит.
* * *
В тот вечер в промежутке между ужином и вечерней молитвой я стою в спальне у окна и гляжу в сгущающуюся темноту, высматривая, нет ли чего-нибудь подозрительного.
- Марина? Что ты делаешь?
Я оборачиваюсь. За мной стоит Элла. Я не слышала, как она подошла. Она передвигается в этих стенах бесшумно, словно тень.
- А, это ты, - говорю я с облегчением. - С тобой все в порядке?
Она кивает, но большие карие глаза выдают ее: все не так.
- Что ты делаешь? - повторяет она.
- Просто смотрю на улицу, и все.
- Зачем? Ты всегда перед сном смотришь в окно.
Она права: с того самого вечера, как она появилась, когда я увидела мужчину, наблюдающего за мной через окно церковного нефа, я каждый вечер смотрю в окно, не появится ли он снова. Теперь я уверена, что это тот же человек, которого я сегодня видела в кафе.
- Я высматриваю плохих людей, Элла. Там иногда бывают плохие люди.
- Правда? А как они выглядят?
- Трудно сказать, - отвечаю я. - Думаю, они очень высокие, обычно смуглые и недоброжелательные на вид. А некоторые могут быть еще очень мускулистыми. Вот такими, - добавляю я и показываю ей свою лучшую позу бодибилдера.
Элла хихикает и идет к окну. Она встает на цыпочки и вытягивается, чтобы выглянуть наружу.
После кафе прошло уже несколько часов, и я немного успокоилась.
Я прикладываю указательный палец к запотевшему стеклу и двумя быстрыми движениями вывожу цифру.
- Это цифра три, - говорит Элла.
- Правильно, малыш. Уверена, что ты можешь изобразить что-нибудь получше, верно?
Она улыбается, начинает водить пальцем по нижней части окна, и скоро на стекле появляется красивая ферма с сараем. Я смотрю, как моя тройка исчезает под замечательной силосной башней Эллы.
Три - это единственная причина, по которой мне сегодня было позволено покинуть кафе. Это дистанция между Джоном Смитом и мной. По тому, как за ним охотятся, я теперь абсолютно убеждена, что он - Четвертый. И я абсолютно убеждена, что человек в кафе - это могадорец. Городок такой маленький, что я редко кого не знаю в лицо, а еще эта книга - "Питтакус Митиленский и Афинская война" - плюс его неотрывный взгляд. Все это - не случайные совпадения. Имя "Питтакус" я слышала с самого детства, еще задолго до того, как мы оказались в Санта-Терезе.
Мой номер - Семь. Это сейчас мое единственное спасение, моя главная защита. Может, это и несправедливо, но меня отделяют от смерти трое других, которые должны умереть прежде меня. Я так понимаю, что заклятие действует, и поэтому меня не тронули и не напали прямо за столиком в кафе. Несомненно одно: если он могадорец, значит, они знают, где я, могут схватить меня в любое время и держать у себя, пока не убьют номера с Четвертого по Шестой. Хотела бы я знать, что их удерживает и почему мне позволено сегодня спать в своей кровати. Я знаю, что заклятие не дает убивать нас не по порядку - и только. Но может быть, есть что-то еще.
- Ты и я, мы теперь одна команда, - говорю я. Элла наносит последние штрихи на свой оконный пейзаж - ногтями пририсовывает нескольким коровам рога.
- Ты хочешь быть одной командой со мной? - недоверчиво спрашивает она.
- Конечно, - говорю я и протягиваю мизинец: - Давай поклянемся на мизинцах.
Она широко улыбается и захватывает мой мизинец своим. Я встряхиваю ими.
- Ну, вот и решено, - говорю я.
Мы снова поворачиваемся к окну, и Элла основанием ладони стирает свой рисунок.
- Мне здесь не нравится.
- Мне тоже здесь не нравится, поверь мне. Но не беспокойся: довольно скоро мы отсюда выберемся.
- Ты так думаешь? Мы уйдем вместе?
Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Я совсем не имела этого в виду, но, не раздумывая, киваю в знак согласия. Надеюсь, мне не придется жалеть об этом обещании.
- Если, когда я буду уходить, ты еще будешь здесь, то мы уйдем вместе. Уговор?
- Уговор! А я не дам им тебя в обиду.
- Кому?
- Плохим людям.
Я улыбаюсь.
- Я буду тебе очень благодарна.
Она отходит от окна, идет к другому и снова вытягивается, чтобы выглянуть. Как всегда, она двигается, будто привидение, не издавая ни единого шороха. Я до сих пор понятия не имею, где она сегодня спряталась, но ясно, что это было такое место, куда никто даже не подумал бы заглянуть. И тут мне в голову приходит мысль.
- Слушай, Элла, мне нужна твоя помощь. - Она соскальзывает с окна и выжидающе смотрит на меня. - Я пытаюсь здесь найти одну вещь, но она спрятана.
- А что это? - спрашивает она, возбужденно подаваясь вперед.
- Это ларец. Он деревянный и на вид очень старый. Такой можно было бы увидеть на пиратском корабле.
- И он здесь?
Я киваю.
- Он где-то здесь, но я понятия не имею, где именно. Кое-кто очень постарался, пряча его. Ты, наверное, самая умная девочка, какую я знаю. Уверена, что ты его очень быстро найдешь.
Она вся сияет и часто-часто кивает:
- Я его тебе найду, Марина! Мы - команда!
- Это верно, - соглашаюсь я. - Мы в самом деле команда.
13
Шестая уехала в город за продуктами на нашем темно-сером джипе, который мы увидели у какого-то дома в трех километрах от нас - он продавался за полторы тысячи долларов. Пока ее нет, мы с Сэмом устраиваем спарринг на заднем дворе. Мы трое провели неделю в тренировках, и я поражен, каких успехов добился Сэм за такое короткое время. Хотя он и невелик, но одарен от природы, там, где ему недостает силы, он берет техникой - он гораздо техничнее меня.
Каждый вечер, когда мы с Шестой расходимся по разным углам гостиной или по пустым комнатам, Сэм не ложится спать, а изучает технику боя по Интернету. То, чему Шестая научилась от Катарины, а я - от Генри, это такая техника рукопашного боя, которая, если брать известные на Земле стили, отдаленно напоминает смесь джиу-джитсу, тэквондо, каратэ и боджука. Эта техника вырабатывает мускульную память для захватов, блоков, плавных движений тела, скоординированных действий рук и ног и ударов по жизненно важным точкам центральной нервной системы. Для Шестой и для меня, с нашим телекинезом, речь идет о том, чтобы улавливать малейшие передвижения вокруг нас и соответственно реагировать. А вот Сэм должен держать своих противников перед собой.
Шестая заканчивает каждую тренировку невредимой, а у нас с Сэмом всегда прибавляется новых царапин и синяков. Но, несмотря на это, Сэм никогда не теряет пыла и напора. И сегодняшняя тренировка не исключение. Он идет на меня, стиснув челюсти и насторожив взгляд. Он бьет правым кроссом, который я блокирую, потом наносит боковой удар левой ногой. Тут я в подкате сбиваю его с опорной правой ноги, и он падает на землю. Он встает и снова нападает. Его удары часто проходят, но, учитывая мою силу, они не очень эффективны. Иногда я симулирую боль, чтобы повысить его уверенность в себе.
Час спустя приезжает Шестая. Она переодевается в спортивные шорты и футболку и присоединяется к нам. Мы какое-то время тренируемся, упорно оттачивая один и тот же элемент - блок и ответный удар ногой, - пока не доводим его до полного автоматизма. Если я щажу Сэма, то Шестая дерется со мной изо всей силы, так меня швыряя, что у меня перехватывает дух. Иногда это меня раздражает, но я вижу, что у меня стало получаться лучше. Она больше не может отразить мой телекинез одним движением кисти. Теперь ей приходится использовать силу всего тела.
Сэм делает себе перерыв и наблюдает за нами вместе с Берни Косаром.
- Ну же, Джонни, ты ведь способен на большее. Покажи наконец что-нибудь стоящее, - говорит Шестая, сбив меня с ног, когда я неуклюже исполнял ногой круговой удар наотмашь.
Я нападаю, преодолевая расстояние между нами в десятую долю секунды. Я бью левым хуком, но Шестая блокирует удар, хватает меня за предплечье и, используя мою инерцию, бросает меня через голову. Я готовлюсь к болезненному приземлению, но она, не отпуская моей руки, снова крутит меня над своим плечом, и я опускаюсь на ноги.