- Довольно откровенно. - Сторм села ровнее. - Ура! Слышу ребенка.
- Одного?
- Ага. Твоего. Остановись на ближайшей стоянке, чтобы я пересела за руль.
- Если у меня и правда где-то там есть дочь, я не знаю, что с ней делать. Не знаю, как любить.
- Это не важно. Дети как никто умеют научить любви.
С выбранного места Сторм повела сама, прислушиваясь к звучавшему только у нее в голове голосу и мысленно принимая более четкие образы. Целые прилавки украшений. Футляры, кольца, браслеты, ожерелья. Морские животные, ракушки, черепахи. Очень много черепах из золота, серебра и меди. Чей-то образ, кто знал Эйдена.
- Думаю, ты испорчен так же, как я, - сказала Сторм. - Поэтому нам так хорошо вместе.
- С самой встречи, - согласился он. - Как думаешь, взаимное влечение имеет какое-то отношение к нашим недостаткам?
- Нет, тут дело в похоти и феромонах. Где-то внутри тебя, пирожочек, есть целый отряд бешено сексуальных феромонов, которые так и лезут наружу. Мы на правильном пути, - добавила она. - Плач стал громким, я даже вижу…
Сердцу Эйдена предстояло серьезное испытание, и она ощутила мощную потребность в тихом заклинании:
"Бог Отец и Богиня Мать,
Я прошу вас мне знак подать,
Ради той, кого может спасти
Лишь отец, не сбиваясь с пути.
Храбрый сердцем и чистый душой,
Он стремится найти покой
И мечтает дом обрести
С той, с кем крови одной по пути".
- Пожалуйста, - попросил Эйден, - скажи мне.
- Что?
- Что ты видишь. Ты в порядке?
- Образы четкие. Теперь вместо золотых, серебряных и медных кружков я вижу украшения морской тематики. Как это. - Она показала ему кулон в виде морского конька, найденный в автобусе. Тут же почувствовав с ним связь, Сторм уронила кулон, словно он обжег ей пальцы.
- Господи, Боже мой, - выдохнул Эйден.
Глава 35
Сердце Эйдена выпрыгивало из груди, как будто он бежал Бостонский марафон.
- Что случилось? - спросила Сторм.
- Мы едем в Кейп-Мэй. Там жила и работала Клодетт. По собственным эскизам она создавала ювелирные украшения, которые и продавала в своем магазине. Назывался он "Драгоценности моря".
- Теперь я сама себя пугаю. Ты же не разыгрываешь меня, нет?
- Хотел бы, черт возьми. Этот кулон сделала она.
Эйден почти успел попросить Сторм остановиться у ближайшего магазина, начинавшего целый ряд таких же, устроенных в викторианских домах, однако она свернула на парковку с другой стороны улицы и остановилась. Перед ними был магазин Клодетт.
- Ну вот, - сказала Сторм, кивнув на магазин.
"И никаких розыгрышей", - подумал Эйден. Не в силах сказать ни слова, он кивнул, вышел из автобуса и пересек улицу, подойдя к магазину. Всего однажды Клодетт показала ему свой магазин, но сразу повезла дальше, мимо дома своей матери. Хотя впустить его внутрь, чтобы их познакомить, отказалась. Она сказала, что ее мать признает лишь тех мужчин, на которых можно положиться в смысле стабильности и совместного пускания корней, поэтому не сможет ни понять, ни принять их отношения.
Тогда он уважал такую позицию. Сейчас - чувствовал себя дерьмом.
Викторианская же вывеска, гласившая "Драгоценности моря Клодетт Лэнгли", до сих пор висела над дверью, но магазин был пуст. Это не должно было казаться неожиданным, но Эйден был потрясен. До сих пор ему не приходилось сталкиваться с доказательствами смерти Клодетт, теперь же он был вынужден встретиться с ними лицом к лицу. Она действительно умерла.
Он ее не любил. Она была не из тех, кого любят. Не такая, как… Сторм. Странная мысль. Однако Клодетт была замечательной партнершей и подружкой, когда не пыталась его перевоспитать.
Непонятно чего испугавшись, Эйден оглянулся и увидел Сторм. Она по-прежнему сидела за рулем и просто наблюдала. Наверное, хотела дать ему время свыкнуться с мыслью о смерти бывшей. Однако было одно "но": он мог думать только о ней, о Сторм.
Сторм. Дерзкая соблазнительница, крутая готка, обладающая такими изумительными свойствами души, что казалось кощунством прятать их от окружающих. Бунтарка, которая сумела пробить дорогу к сердцу, которого, как казалось Эйдену, у него просто нет. Грозовая туча, которая могла быть неотразимо очаровательной, если забывала о сарказме. Снэпдрагон, упрямая, рискованная, полная энергии и сил, самая непредсказуемая из тройняшек. Господи, как же она ему нравилась!
Она ему нравилась… Причем так чертовски сильно, что, казалось, на носу маячит серьезная угроза душевному здоровью.
Когда она впервые увидела дракона, ее глаза стали цвета морской волны в страшный шторм. Это был, несомненно, шок. Потом, когда она влюбилась в Тритона, если верить ее же словам, озорная улыбка отразилась в глазах аквамариновой вспышкой. А затем смутной серовато-голубой дымкой вплыл туман, когда настоящее, ничем не прикрытое возбуждение настигло ее. Их обоих.
Сторм поднялась и скрестила на груди руки - привычное уже для Эйдена движение. Возможно, она боялась, что призрак отберет его у нее? Что она его потеряет? Но как могла она потерять то, что никогда ей не принадлежало? Впрочем, на этот вопрос у нее был свой ответ. Возможно, Эйден ей принадлежал. Возможно, он сам себя обманывал, надеясь на смысл известных пословиц, а на самом деле ему ничего не оставалось, кроме как утонуть в грозовом, но таком уютном облаке по имени Сторм.
Она вышла из автобуса, засунула руки в карманы сарафана с морскими коньками, который он ей купил, и плавной походкой пошла к нему на сексапильных трехдюймовых шпильках, которые тоже выбрал он. Синие волосы были причесаны, лишь на первый взгляд вызывая впечатление колючести.
Дойдя до Эйдена, Сторм остановилась.
- Ты как?
- Немного потрясен, - ответил он. - Я никогда не буду тебя разыгрывать.
- Думаю, ты ее любил. Тебе станет лучше, если ты признаешься себе в этом и позволишь себе горевать.
- Она мне нравилась. Мы… нам было хорошо вместе. А секс… Понимаю, нехорошо говорить непочтительно о мертвых, но секс с тобой - это лучшее, что я когда-либо мог себе представить.
- Это потому, что со мной ты можешь быть самим собой. Я тоже плохо вписываюсь в общепринятые правила, тоже испорчена любовью к независимости и тоже не хочу влюбляться. Мы похожи, поэтому со мной ты чувствуешь себя в безопасности. Всего-то и делов.
Положив руки ей на плечи, Эйден вгляделся в ее поразительные глаза и привлек к себе.
- Всего-то?
Он далеко не был в этом уверен.
Она кивнула, и он поцеловал ее.
Оторвавшись от ее губ, чтобы вдохнуть, Эйден убрал упавшие ей на глаза синие локоны.
- Меня переполняет чувство вины, а не горе.
- Я же тебе говорю. Не виноват ты в том, что она тебя кинула и попала в аварию…
- Я чувствую вину за то, что ты мне нравишься намного сильнее, чем Клодетт.
- Это не правда.
- Почему?
- Потому что меня можно разве что терпеть, но уж точно не испытывать ко мне симпатию.
- Давай каждый останется при своем мнении, - предложил Эйден. - Согласимся друг с другом не согласиться, идет? - Он обнял ее за плечи и повел обратно к автобусу. - Между прочим, Клодетт умерла не в тот же день, когда ушла от меня. Это случилось через несколько месяцев.
- Тогда ты и правда дурак, раз чувствуешь себя виноватым.
- Ты все еще слышишь плач ребенка?
- Громче, чем раньше.
- У меня от этого сердце выскакивает. И вовсе не самым приятным образом. Давай продолжим поиски. Ты поведешь.
Вид улиц, которые выбирала Сторм, напрягал Эйдена все больше и больше. Сначала кишки завязались в узел, потом сдавило грудь. Когда они выехали к набережной, окаменели шея и плечи. Он так стиснул зубы, что сводило челюсти. И чем знакомее становились дороги и викторианские дома, тем крепче сжимались кулаки. Когда Сторм остановилась перед домом матери Клодетт, Эйден чуть из кожи вон не выпрыгнул.
- Больше никогда не усомнюсь в твоих экстрасенсорных инстинктах, - с трудом выдавил он. - Теперь плач звучит и в моей голове.
- Нет, Эйден. Это ты слышишь ушами. - Сторм вышла на улицу. - Пойдем.
Идя на плач, они обошли кругом дом в викторианском стиле, за которым открывался живописный морской пейзаж в обрамлении аккуратно подстриженной полыни и кустов сирени. Сбоку словно приглашало белое крыльцо с деревьями, растущими в горшках, и цветущими гортензиями в одном здоровенном горшке. Корзины с желтыми, розовыми и фиолетовыми цветами свисали с карниза, ситец на подушках, разбросанных по побитой непогодой ротанговой садовой мебели, перекликался с каждым присутствовавшим здесь цветом.
Но когда они зашли за угол от крыльца, перед Эйденом развернулась совсем другая картина, заставившая забыть, как дышать. Преклонных лет женщина сидела в инвалидном кресле возле детского манежа, в котором плакал ребенок, одетый в мятый розовый комбинезончик. Детская рука выловила один абрикос из миски, стоявшей на приставном столике.
Крокодильи слезы перестали литься водопадом, когда малышка увидела Эйдена и Сторм.
Сердце его переживало космические перегрузки.
Он едва мог дышать.
Легкие усиленно этому сопротивлялись.
На лице пожилой леди отразилось удивление, которое смел настоящий шок, и она разрыдалась, промокая глаза передником и покачиваясь вперед-назад. Ничего подобного в жизни Эйден не видел.
- Коска, - произнесла девчушка, показывая абрикос у нее в руке.