- Да, и жаль, что других у меня не будет. - Она на какую-то секунду погрустнела, а потом пожала плечами. - Смешать кровь Измененной и Истинного - это все равно что смешать кровь кошки и собаки.
Я не знал, что можно ответить на это, и почел за благо промолчать, наблюдая, как она ставит печься хлеб и принимается готовить овощи. В этом было ощущение такого домашнего уюта, которого я не встречал уже очень давно. Последнее время я все больше путешествовал по городам и замкам, где подобные вещи делались руками слуг - Измененных, чьи услуги мной привычно принимались как должное. Сидя здесь, я представлял себе ту жизнь, которую, возможно, могли бы вести и мы с Рвиан. Меня снова охватила грусть по той жизни, которой я не знал и которую вряд ли когда-нибудь смогу узнать.
Наблюдая за ловкими движениями Пеле, я думал о том, знала ли она о тайных связях Измененных с Повелителями Небес. Наверное, нет. Потому что в противном случае она, я полагаю, не оказала бы мне такого радушного приема. Только если… - неприятная мысль поразила меня… - Пеле не собирается убаюкать мою бдительность, создав мне ложное ощущение безопасности. А затем? Появятся Мэрк и прочие и вздумают убить меня? Я замотал головой: конечно, то, что я видел, не могло не воспитать во мне недоверия даже к тем, которые оказывают мне самый радушный прием. Откуда этим людям знать про мою тайну? И, по всей видимости, у них нет нужды сотрудничать с Повелителями Небес, так как здесь они, и Измененные и Истинные, живут в полной гармонии, в супружестве, пусть и не освященном по законам Церкви.
Вошел Мэрк и поприветствовал меня с радушной улыбкой на лице. У него были могучие плечи и мускулистые руки, столь характерные для плотников и лесорубов. Рукопожатие было крепким.
- Я видел, как Тир и Алин гоняются за курами, - пояснил хозяин, - они и сказали мне, что у нас гость. Пеле, я уверен, оказала вам радушный прием.
- Более чем. Мои благодарности вам обоим.
Мэрк жестом выразил свое несогласие.
- Бог свидетель, как редко к нам заглядывают незнакомцы, разве можем мы не принять человека? А особенно Сказителя? Ну нет. Но хлеб придется отрабатывать, я предупреждаю.
Чувствуя, что от моего внезапного подозрения не осталось и следа, я произнес:
- С удовольствием…
- Не сомневаюсь, что у вас есть что рассказать, - сказал Мэрк, но едва я открыл рот, чтобы начать говорить, он попросил меня остановиться и подождать до вечера, когда все остальные односельчане смогут тоже послушать о новостях большого мира.
Я согласился, а он продолжал, обращаясь к Пеле:
- Мы завалили оленя. Завтра разделаем тушу.
Женщина кивнула и улыбнулась ему, и в их глазах я увидел такое тепло, которое не мог дать ни один очаг. Потом Пеле вышла на время, чтобы посмотреть, что сделали дети, и Мэрк сразу стал серьезным.
- Вы знаете нашу ситуацию? - спросил он. - Пеле все объяснила?
- Да, конечно, - сказал я.
- И у вас… - он запнулся, широко разведя свои могучие плечи, так, что я даже опасался, что на нем лопнет рубаха, - нет возражений?
- Ни единого, - заверил его я.
- Хорошо, тогда и не будем больше говорить об этом.
Так мы и поступили. Он отвел меня к колодцу, где мы умылись, а потом, вернувшись в хижину, выпили еще пива, пока Пеле жарила цыплят. Она оказалась замечательной поварихой - в тот день я отменно поужинал.
Когда мы закончили нашу трапезу, сумерки уже спустились, и мы с наполненными кружками отправились на площадь. Мэрк прокричал, чтобы все шли слушать Сказителя, и из других жилищ стали выходить люди с табуретами, лавками и стульями, которые они составили в круг. Я встал в центре и первым делом посвятил их в курс происходящих в большом мире событий, что вызвало несколько удивленных и тревожных реплик. Как я и думал, эти ведущие весьма уединенный образ жизни люди очень мало знали об остальном Дарбеке и о действиях Повелителей Небес. Когда я упомянул о малых воздушных судах, некоторые закричали, что видели один такой корабль, но ни у кого из них, как я понял, он не вызвал ничего, кроме любопытства. Я смотрел на реакцию своих слушателей, на выражения их лиц, на их телодвижения и понимал, что здесь, среди них, нет таких, кто связан с Хо-раби. Все, что хотели эти люди, - это то, чтобы их оставили в покое. Мне не хотелось думать, что будут они все делать, если начнется война. Если волна Великого Нашествия, коего мы, Мнемоники и колдуны, так страшимся, обрушится на Дарбек, что станет с этими людьми? Возможно, их не тронут. Я понимал, что надежда эта тщетна, потому что, если начнется вторжение, оно затронет все уголки Келламбека и Драггонека.
Но я не сказал им об этом, оставив свои страхи при себе. Я рассказывал им легенды, в небе встала луна, а лес вокруг наполнился ночными звуками. Я очень старался, мне так хотелось как можно полнее отплатить им за их гостеприимство, что я с большей радостью развлекал этих простых людей, чем любого наместника в замке.
И, рассказывая им свои легенды о величии и славе, я размышлял, не следует ли мне выполнить еще одну из своих обязанностей, которую возложил на меня Дюрбрехт, - послать в конце года известие в школу Мнемоников о существовании этой деревни. Я раньше никогда не встречался с тем, чтобы Измененные и Истинные жили как равные, и полагал, что и в школе нашей также ничего такого не видели. Но ведь эти люди были так счастливы, так радовались той жизни, которую вели! Что может случиться, если об их существовании станет известно какому-нибудь ретивому наместнику или фанатичному святоше? Самое лучшее, что можно сделать для этих людей, - это оставить их в покое. У меня уже имелась одна большая тайна, что ж, можно добавить к ней еще одну, поменьше.
Спал я возле очага, а на следующее утро помог Мэрку в разделке оленя (он обещал мне дать с собой мяса на дорогу) и вечером опять выступал перед жителями селения. Они предлагали мне гостить у них столько, сколько я пожелаю, да я и сам испытывал искушение остаться здесь сколь можно дольше. Скрепя сердце пришлось отказаться; мне надо было продолжать свое расследование, чтобы успокоить совесть, которую я никак не мог заставить замолчать. Поэтому я поблагодарил радушных хозяев и, взяв свои набитые превосходной провизией седельные сумки, приготовился к отправке.
Мэрк показал мне тропу, которая, по его заверениям, должна была в конце концов привести меня к деревне, называвшейся Дрин, лежавшей в пяти днях езды на лошади. Мэрк, Пеле и все их добросердечные соседи проводили меня до начала этой тропы, чтобы пожелать счастливого пути, но именно прощальные слова Пеле более всего тронули меня.
Она положила руку мне на колено и, подняв голову, посмотрела мне прямо в глаза.
- Надеюсь, что ты найдешь свою Рвиан, - сказала она. - И своего друга Урта тоже. Возможно, что тогда ты и обретешь то, что ищешь.
Я вздрогнул и принялся сдерживать свою кобылу, которая замотала головой и начала топтаться на месте. Но, даже утихомиривая мою неуемную лошадь, я продолжал думать о том, что могла иметь в виду Пеле, что она увидела во мне, о чем догадалась, что поняла. Женщина отступила на шаг-другой, не сводя с меня своих зеленых кошачьих глаз. Я почувствовал, что она словно видит внутри меня то, что я старался прятать, скрывать ото всех. Я нахмурился и спросил ее:
- Так чего же я ищу?
- Примирения? - Она пожала плечами, и слово это прозвучало в ее устах скорее как вопрос, чем как утверждение.
Я сглотнул слюну. Как могла эта женщина проникнуть в мои глубинные мысли, в мои сомнения? Я посмотрел в ее чистые глаза:
- Откуда ты знаешь это, Пеле?
Она улыбнулась и беззаботно махнула рукой:
- Что-то такое есть в твоих глазах, в твоем голосе. Я вижу. Я надеюсь, что ты сумеешь найти то, что ищешь.
В голосе Пеле чувствовались такая нежность и доброта, что глаза мои поневоле увлажнились. Я кивнул и, улыбнувшись ей на прощанье, тронулся в путь.
В предместьях Тревина меня встретил туман, холодным и влажным ковром наползавший на землю со стороны западного моря. Я поглубже закутался в свой плащ и подъехал к замку на окутанной туманной дымкой кобыле, точно привидение. Был почти полдень, но даже если бы вышло солнце, оно бы утонуло в тумане. Я сумел найти ворота только по горевшим там жаровням.
Внутри города дело обстояло не лучше: там стояли самые настоящие сумерки, сквозь которые едва просвечивали проплывавшие мимо меня окна и фонари. Я знал, что Тревин город крупный, но едва мог разглядеть дома по обеим сторонам улицы. И несмотря на то, что я все время старался ехать прямо, все равно, прежде чем найти крепость, я раз пять терял направление.
Она находилась прямо у моря, я даже слышал шум волн возле западной стены. Я был уверен, что в море сегодня никто не вышел. Я представился стражнику у ворот, и конюх-Измененный проводил меня к конюшням. Кобыла моя находилась в отвратительном расположении духа, поэтому я сам расседлал ее и задал корму и, прежде чем отправиться в башню, предупредил конюха, чтобы тот был осторожен с моей строптивицей. Я был весь в предвкушении бани (три прошедших ночи мне пришлось провести в дороге) и, может быть, кружки доброго эля с горячей закуской. Вместо этого меня немедленно привели к наместнику Христофу и его главному магу, Невину. Ни тот, ни другой, совершенно очевидно, не сгорали от радости встречи со мной.