- Это поистине странная история, - сказал писатель, поигрывая своим знаменитым золотым карандашиком. - Я бы не прочь взяться за расследование. Это, пожалуй, куда как забавнее лиджонга…
- Прошу тебя, никаких расследований, Аркадий! Владимир Кордин - мой друг, во всяком случае, он был им раньше. Надеюсь, останется им и теперь, и я не хочу ворошить эту историю. Никто ведь не знает, как все это может откликнуться.
Золотой карандаш исчез в кармане Горского - это был демонстративный жест.
- Обещаю… Но с прекрасной миллионершей ты меня познакомишь?
Граф Ланге не успел ответить, потому что на пороге появился садовник.
- Орхидеи прибыли, ваше сиятельство.
- Наконец-то… - Ланге допил вино и встал. - Идем, Аркадий. По пути мне нужно еще переговорить с инженером. Установка электрического освещения затягивается, будет ли готово к приезду брата?
12.
В Нимандштайне электричество даже и не думали проводить. Граф Александр Ланге и барон Кордин сидели в малой гостиной при свечах, наслаждаясь превосходным бургундским из погребов графа (четыре ящика были доставлены в Нимандштайн в подарок еще в день прибытия Кордина и Елены). Горский не приехал в этот вечер. Против своего ожидания, он быстро сблизился с отцом Павлом. Личность и суждения священника-ученого притягивали его, как магнит, отчасти потому, что были полной противоположностью его собственным. Вот и сегодня священник и писатель увлеклись острейшим теологическим спором.
Елене Кординой нездоровилось. Она отправилась в свою спальню, оставив мужчин вдвоем. Среди прочего они беседовали и о санкт-петербургском предприятии Кордина. Ранее Кордин поведал о нем графу лишь в общих чертах, теперь коснулся и некоторых подробностей.
- Ну вот, - продолжал он, - после того, как сто тридцать тысяч из денег Елены я поместил в банк, у меня оставалось еще двадцать тысяч. Вполне достаточно, чтобы в течение двух недель играть роль щедрого лорда Фитцроя… Этот спектакль доставил мне немалое удовольствие! Правда, пришлось потрудиться над банковским чеком. Полночи я размывал печать и обводил подпись, стараясь, чтобы чек выглядел как можно подозрительнее! И выйдя из магазина Зака, я вел себя тоже как можно подозрительнее…
- Однако, - заметил Ланге, с тонкой улыбкой слушавший друга, - могло и не сработать. Представь, что они все же не вызвали бы полицию! Тогда бы ты проиграл.
- Ничуть, - возразил Кордин. - Ведь у меня осталось бы колье. Я бы продал его и попробовал в другом месте. Но нет, не могло не получиться - и как видишь, получилось! Я отлично знаю эту публику…
- И сто пятьдесят тысяч - неплохой куш, да? - Ланге засмеялся. - Но ты не стесняешь себя в расходах. Что ты станешь делать, когда эти деньги закончатся?
Кордин беспечно махнул рукой.
- Придумаю еще что-нибудь… Вряд ли похожее, не люблю повторяться. Это искусство, а я - художник…
- А стартовый капитал? Ведь теперь тебе не приходится рассчитывать на деньги Елены.
- Почему? - насторожился Кордин.
- Как почему? Ты ничего не знаешь?
- А что я должен знать?
- Елена тебе ничего не рассказывала?
- О чем?
Граф Ланге прикусил губу.
- Вот как, - пробормотал он. - Я думал, ты знаешь… Я узнал от брата… Но так как Елена тебе ничего не говорила, имею ли я право… Нет. Она сама все расскажет тебе, когда сочтет нужным.
- Что происходит, Александр? - спросил Кордин в недоумении. - Ты должен, ты обязан все рассказать мне… Как друг!
Ланге вздохнул.
- Что ж, ты все равно рано или поздно узнаешь… Елена собирается принять постриг.
- Принять постриг ?!
- Да, уйти в обитель… И передать все деньги церкви.
Потрясенный, Кордин сидел неподвижно, глядя в пол. Ланге спрашивал его о чем-то, но он не слышал. Он был оглушен и ослеплен внезапно обрушившимся на него ударом. Ланге провел рукой перед его глазами. Никакой реакции.
- Отнесись к этому проще, - сочувственно проговорил граф. - Ты действительно художник своего искусства… Ты выкрутишься.
Кордин продолжал молчать.
- Напрасно я тебе сказал, - с искренним сожалением промолвил Ланге. - Елена сумела бы тебя подготовить… Мне лучше уйти сейчас.
- Да, - Кордин поднял на друга невидящий взгляд. - Мне надо остаться одному… Осмыслить это. Прости. Я приеду, как только…
- Ты прости меня, - коротко сказал Ланге и вышел.
Еще несколько минут Кордин сидел в оцепенении, потом вскочил, схватил канделябр с тремя свечами и помчался в спальню сестры. Он распахнул дверь с таким грохотом, что перепуганная Елена (она не спала, а читала в постели) уронила книгу на одеяло. Тут же Кордин подхватил пухлый том, захлопнул, посмотрел на обложку.
- А, наставления преподобных святош! Я знаю, кто подсунул тебе эту дрянь…. - он швырнул книгу в угол. - Лена… Это правда?
- Что… Правда?
- Что ты собираешься стать монахиней! - заорал Кордин, припечатывая канделябр к столу. - И отдать им все свое состояние!
- Тебе Ланге рассказал?
- Какая разница, кто мне рассказал! Это правда?
Опомнившаяся уже Елена твердо встретила бешеный взгляд брата.
- А если правда, тогда что?
Кордин весь как-то обмяк, словно воздушный шар, из которого выпустили воздух. Он без сил опустился на стул возле кровати.
- Тогда… Тогда ты сумасшедшая, вот что.
- Почему? По-твоему, все те, кто посвятил жизнь Богу - сумасшедшие?
- По-моему, да.
- А по-моему, ты сокрушаешься больше о том, что тебе негде будет брать деньги для твоих афер!
- Я знаю, знаю, знаю, - повторял Кордин, раскачиваясь на стуле, - я знаю, кто сбил тебя с толку… Вот эта его афера будет поразмашистей моих… Я убью этого негодяя!
Елена презрительно усмехнулась.
- Убьешь? Ну, так убей… Бери пистолет и иди убивать, чего же ты ждешь?! Немало мучеников положили жизни за святую церковь, создай еще одного… Но имей в виду - мученическая смерть отца Павла лишь укрепит меня в моем решении. Подумай об этом в камере, прежде чем тебя поволокут на виселицу!
- Лена, - Кордин умоляюще протянул к ней руки. - Лена, не делай этого. Ты попала в сети ловкого проходимца и его своры. Пойми, им дела нет до спасения твоей души. Им нужны твои капиталы!
- Владимир, чем скорее мы прекратим этот разговор, тем лучше для нас обоих.
Закрыв лицо руками, Кордин заплакал.
- Я люблю тебя, Лена… Я не хочу терять тебя навсегда…
- Уходи, - спокойно сказала она.
Когда он медленно брел к двери, а она смотрела на его согнутую спину и опущенные плечи, сердце ее замирало от жалости. Но она не остановила, не окликнула его.
13.
Ланге проваливался в небытие, в изначальную пустоту.
Ему было страшно, потому что здесь он был не один. Пустота - не как область пространства, где ничего нет, а пустота агрессивная, разнимающая сознание, дробящая его на бесчисленные элементы самой себя. Пустота, подменяющая разум и память, ибо здесь еще нечего осмысливать и нечего помнить…
Но здесь был еще кто-то.
Невидимый, могущественный.
Сквозь пелену, застилавшую его глаза, Ланге неясно видел колеблющееся пламя свечи, многократно отраженное в зеркалах. Одурманенный магическими снадобьями, он падал в бесконечный тоннель, в бездну. Свеча погасла; беспросветный мрак окружил его.
Потом он увидел звезды. Они мчались ему навстречу, снизу вверх, их было много, они сливались в головокружительные огненные спирали в темноте. Стремительность его падения соперничала со стремительностью восхождения звезд.
И все они погасли, как раньше свеча.
Он был в городе… И не был в нем. Какая-то часть его, разделенного, сознавала, что он находится невообразимо далеко от этого города, представшего перед ним смутными громадами домов-исполинов в туманном мареве. Но другая часть, отрешенная, была объята тоскливым ужасом необратимости происходящего. Он не вернется назад, отсюда нет дороги. Он обречен остаться в этом чуждом городе, которого не может быть.
Туман отступал. Ланге видел странные экипажи, плоские и быстрые, похожие на глубоководных рыб с ярко горящими глазами. Перед ним
/перед его внутренним взором? Нет, это было что-то другое/
торопливо проходили кричаще одетые люди. Но при всем этом разноцветье самодвижущихся экипажей, витрин и одеяний отнюдь не карнавальная атмосфера ощущалась в городе. Здесь царил страх. И в абсолютном безмолвии (Ланге не слышал звуков, он мог только смотреть) зловещая эманация страха становилась почти физически осязаемой.
Совсем рядом бесшумно вспыхнуло огненное облако взрыва. Люди падали, истекали кровью. Кто-то поднимался, пытался отбежать подальше, падал снова. В маленькую нишу в стене дома, возле которого полыхнул взрыв, забилась кошка. Рот ее раскрывался в неслышном крике, на белой шерсти расплывалось кровавое пятно.
Боль этих людей, и этой кошки, боль, разлитая над городом, переполняла Александра Ланге. Неодолимая сила выталкивала его прочь, снова в черную пустоту…
Которая стала горящей свечой, и зеркалами, и комнатой.
Он вернулся. Боль стучала в висках.
Над ним склонилась Зоя, нежно прижимая ладони к его голове.
- Что это было? - выдохнул он.
- Будущее.
- Я не хочу. Ты обманула меня. Ты обещала силу и власть… Там нет ни силы, ни власти. Там - только страх… Освободи меня. Не дай мне пропасть в этом ужасе. Я не хочу туда снова.
- Выпей, - Зоя поднесла ему стаканчик с какой-то золотистой жидкостью. - Я знаю, это больно. Тебе нужно отдохнуть.
Он отвел ее руку, но затем все же взял стаканчик и выпил.
- А то… Черное, пустое… И звезды?