7
…Шаланды, полные яичек, причалили - прямо на пляж, всё по инструкции. Высоковато, конечно, бегать по бетонной лестнице с ящиками, но под дулами береговых батарей надёжнее. А бойцам тренировка полезна.
Гамаюн пошёл дальше, в сторону от озера.
Дальше стояли руины тридцать второго и тридцать первого домов. Напоминали они о Сталинграде, и о вспарывающих камень и кирпич фугасах, и о фельдмаршале Паулюсе, выползающем из-под схожих развалин с поднятыми передними лапками.
Но бои здесь, что характерно, не шли - не докатился германский блицкриг до прибалхашских степей. И фугасы иных супостатов из-за периметра не залетали. И Паулюс, понятно, в подвалах этих трехподъездных домишек не сшивался… Всё разгромили свои - за одну ночь. Зимой (уже после Прогона) дома расселили и отключили от света и тепла в целях экономии. Дабы перевести в личный генерала Таманцева резерв жилого фонда. Ага. Перевели. Всю ночь тени-морлоки копошились в опустевших зданиях - к утру остались лишь стены и перекрытия. Окна, двери вместе с косяками, паркет и линолеум с полов, сантехника, электрика - всё под метёлку. Обошедший утром оба дома Гамаюн обнаружил лишь два относительно пригодных к употреблению предмета: забытую на гвоздике в ванной мочалку средней степени изношенности и выцветший древний постер Саманты Фокс, причём о левую грудь секс-дивы кто-то долго и старательно гасил окурки. Гамаюн вполне мог выяснить, кто, но не стал…
Никто из домов-призраков на него не покусился. Хотя местечко идеальное - никто не будет канючить под руку: "ну дай, дай пальнуть!", узнав, что собираются покончить с опостылевшим начальником Отдела. И дорожек для отхода - куча. Но руины молчали.
Значит - и дальше не убьют. Дальше людно, дальше не с руки. Отлично. Наша благодарность "орлятам" и их штабу. И их рядовым членам, не допустившим нарушения приказа и партизанской самодеятельности. Нервы не шалят, руки не дрожат, всё под контролем, всё идёт по плану заговорщиков. И Гамаюна.
…Он шёл в сторону штаба чуть быстрее обычного - возня с айдахаром сбила график прогулки. Тут в него и выстрелили. И - попали.
II. Женька
1
Она спустилась с откоса у шестьдесят второго дома, крайнего в городке, и пошла к гаражам.
Гаражи стояли двумя рядами. Один - вдоль мелководной бухточки (опасные жители озера в эту лужицу не заплывали). Здесь хранились лодки. Моторки. Катера. Замки и двери ржаво-безжизненные - на рыбалку в озеро теперь не выйдешь. И на закате знакомую девушку по гладко-зеркальной воде прямым курсом на полуутонувшее солнце - не покатаешь. И в город Балхаш, по магазинам, напрямик, не объезжая долгой степной дорогой озеро, - не сгоняешь. Катера уныло ржавели в темноте гаражей - кроме самых больших, реквизированных Отделом на нужды береговой охраны.
Во втором ряду - хоромы автолюбителей. Здесь владельцы появляются чаще, но не особо - за периметр выезжают колонны или конвои, где легковушкам места нет. А невеликие расстояния Девятки и пешком одолеть можно… Да и бензин стал дороже спирта. Женькин папа, впрочем, пешком передвигаться не любил, и добился-таки служебного горючего, и по утрам подбрасывал её до школы… Но свой "жигулёнок" держал под окном - жили они от гаражей далеко (по меркам Девятки, понятно).
Женька проскользнула между кладбищем кораблей и автокладбищем. Двинулась прямиком к периметру, пытаясь издалека углядеть, кто стоит на крайней вышке. Василёк? Похоже, он… Точно он. Тогда проблем не будет.
- Привет, - она помахала, остановившись в тени кабины, наскоро сваренной из листов котельного железа - солнце припекало всё сильнее, даром что май месяц. Улыбнулась, прекрасно зная, как действует её улыбка на таких вот тонкошеих, восемнадцати-девятнадцатилетних Васильков.
Он промямлил что-то восхищённо-невразумительное.
- Я схожу, окунусь? - Женька улыбнулась ещё раз, стараясь вложить в улыбку некое сожаление: дескать, жаль, что ты на посту, а то бы пошли искупаться вместе, туда, на дальний "партизанский" пляж, куда никто сейчас и не ходит, и где можно купаться как хочешь и с кем хочешь - вдали от сторонних глаз.
Ну как он мог запретить?
Периметр она обошла - заграждения далеко в воду не уходили. Считалось, что водные обитатели стерегут Девятку лучше бетонных плит ограды, колючей проволоки и минных полей. Не совсем так, но знала об этом одна Женька - и не говорила никому.
Она приподняла платьице и прошагала озером. Василёк - тощий, с выгоревшими ресницами - смотрел ей вслед. Женька знала: смотрит - и отпустила подол на десяток шагов позже, чем могла. Скучно ему стоять там…
Васильку было не просто скучно - тоскливо до безнадёжности. Призвали его в прошлом году, глубокой осенью - аккурат перед Прогоном. Думал - попал почти на курорт: солнце, фрукты, озеро как море. И, в отличие от солнечного Кавказа, - вражеские пули не летают. Ага, попал так попал… Вот те солнце - загорай, вот те море-озеро - с вышки поглядывай, вот те фрукты - облизывайся. Пули, правда, не летают. Летают дротики.
Он тоскливо смотрел на невысокий холм, за которым исчезла Женька - скалистый кряж полуострова здесь сходил на почти на нет, степь полого спускалась к озеру… Смотрел - и поневоле представлял, как там, на "партизанке", куда Женька минут через десять дойдёт, она стянет через голову платьице, под которым у неё ничего, как поднимет руки, вынимая заколку из копны чёрных волос, как побежит к воде, и что у неё при этом будет упруго подпрыгивать, и что заманчиво покачиваться, и… Воображение Василька работало бешено, куда там видеопорнушкам - работало в цвете, в звуке, в запахе, со стереоэффектами. Глаза его закрылись, дыхание участилось, рука рванулась вниз, чуть не оторвав с мясом пуговицы хэбэшных форменных брюк третьего срока…
Он не был маньяком или извращенцем-педофилом. Но из без малого восьми с половиной тысяч обитателей Девятки особы женского пола составляли меньше семи процентов - и одиноких женщин не имелось. Все заняты. Ну, почти все - но шансы солдатика-первогодка в пудовых кирзачах и форме на два размера больше… о чём тут говорить…
Рука двигалась всё быстрее. Учащённое дыхание Василька перешло в лёгкое постанывание.
Жить ему оставалось восемь с небольшим часов.
2
Женька в гипермногодетном семействе Кремеров оказалась генетическим казусом.
Кто был в этом виноват: старик Мендель, или Вейсман (тоже не молоденький), или нобелевский лауреат космополит Морган, или гениальный практик Мичурин, или хитро-бездарный практик Лысенко, или многочисленные последователи упомянутых пяти личностей - неизвестно.
Лицам, по глупости своей или нетрезвости осмелившимся предположить, что полтора десятка лет назад послужил причиной казуса кто-то из сослуживцев или соседей майора Кремера - таким дуракам майор долго смотрел в глаза и предлагал тихим до страшности голосом на выбор: получить от него незамедлительно в морду или прогуляться завтра на рассвете за периметр с двумя табельными ПМ. Дураки мгновенно трезвели, растерянно смотрели на пудовый кулак, лихорадочно вспоминали результаты последних стрельб - и в большинстве своём на глазах умнели. А поумнев - первым делом просили прощения у Кремера. И у Эльзы, супруги майора. Та, добрейшей души женщина, прощала поумневших, а хроническим дуракам безвозмездно и вне очереди вставляла потом зубы - работала Эльза Теодоровна (до 1989 г. - Елизавета Фёдоровна) стоматологом-протезистом.
Сам майор полагал, что нагадил тут всё-таки Мендель со своим законом независимого расщепления генных признаков. Иногда, выпив (пил Кремер по-немецки, редко и аккуратно), рисовал колонны и шеренги мушек-дрозофил с крылышками разного колера и типоразмера. Соединял насекомых стрелочками и значками брачных союзов. Потом давал мушкам имена: "дедушка Фридрих", "прабабушка Паулина" и т. д. и т. п. - историю рода Кремер знал превосходно и в лицах. А его семейный альбом начинался с дагерротипов середины девятнадцатого века, сохранённых на всех виражах судьбы (разгон республики поволжских немцев и выселение в Казахстан - это всё мелочи, орднунг есть орднунг). В результате долгих объяснений становилось относительно ясно, отчего Женька так непохожа на остальных Кремеров - белобрысых и веснушчатых.
А ей было всё равно. Она себе нравилась.
Другим - тоже.
3
Взбудораженное воображение Василька не ошиблось - она стянула платье через голову именно так, как он себе представлял. И - ещё один плюс наблюдательному дозорному - под платьем действительно ничего не оказалось. Сверху видно всё - знайте это, девушки, гуляющие под сторожевыми вышками…
Но полным провидцем солдатик всё же не стал - к воде Женька не побежала. Осторожно подошла, пощупав ногой, - в мае на "партизанке" вода могла быть всякая. Прогревалась несколько дней спокойно - входишь как в молоко. Заветрило ночью с берега, отнесло тёплую, поднялась холодная - зуб на зуб не попадает… Женька купалась здесь уже три недели. А до этого больше месяца приходила просто посидеть на берегу. Посидеть не в одиночестве…
Фрау Эльзу от преждевременных седин и глубоких стрессов спасло единственно незнание факта, куда дочь ходит каждый день после школы (теперь - с утра, занятия кончились).
И - с кем встречается при этом.
Вода оказалось средней паршивости, и купаться Женька не захотела. Одна - не захотела. Легла на нагревшийся, но не раскалившийся плитняк. Легла на спину, раскинув руки, закрыла глаза… И уплыла. Не в озеро - в мечты.
…Она была красивой, очень красивой. Её сестёр тоже не считали дурнушками, вполне миленькие пикантные пышечки, но Женька… Хотя Девятка стала раем для не блещущих красотой (и умом) девушек. Город женихов, как знаменитое Иваново - город невест. Но Женька и в Иваново имела бы все шансы…