А здесь выбор оставался лишь за ней. Женька не спешила - и не потому, что ей зимой исполнилось всего пятнадцать. По их меркам, особенно по нынешним, - невеста. В маленьких, затерянных у чёрта на рогах гарнизонах свои законы.
Раньше бывало так: девушек старше семнадцати в Девятке практически не оставалось - закончив школу, уезжали учиться дальше. Не поступив сразу, цеплялись как могли за большие города - лишь бы не возвращаться в затерянную в прибалхашских степях дыру…
И что прикажете делать молодым лейтехам, сдуру не успевшим жениться в училище или сразу после выпуска? Всё выбиравшим, да так и не выбравшим? Принцессу ждавшим? А молодым холостым прапорщикам? Молодым и не очень гражданским специалистам (не только холостым: они, бедняги, тут бывали в длительных командировках, без семей, и соотношение специалистов к специалисткам было десять к трём)? Ну и?
Что им всем делать? Бром пить? Или наоборот, листать "Плейбой" на ночь глядя? Для стимуляции эротических сновидений?
К чужим жёнам лучше не соваться. Там у господ офицеров свои игры. Перекрёстное опыление. По обоюдному согласию. Не всегда, конечно, всё мирно, случаются и эксцессы - но не часто. Сегодня я у тебя, завтра ты у меня, - всё не так постыло служба тянется… Но чужой, сиречь холостой, - не суйся. И убить могут. На дуэли. Были случаи - убивали… И без дуэли могут - тоже были случаи.
(Это всё, кстати, оставалось проблемами белых людей, а солдатские казармы за обиталища таковых от века не считались.)
Молодые товарищи офицеры выкручивались как умели. Одни гуляли-целовались с малолетками, балансируя на грани между статьёй за растление и спермотоксикозом - и мгновенно, уже не выбирая, женились в первом же отпуске. Год-другой холостой жизни в Девятке - любая принцессой покажется. Таких стерв привозили…
Другие - тоже гуляли-целовались со школьницами, но этим дело не заканчивалось. Заканчивалось тем, что юная Джульетта переезжала с вещами к своему Ромео - не такому юному, лет на семь-восемь старше. Родители не препятствовали - пожившие в похожих гарнизонах оч-чень с пониманием ко всему относятся. Справляли неформальную свадьбу - а потом невеста ждала пару-тройку лет, дабы подтвердить свершившийся факт штампом в паспорте. С выпускных экзаменов десятиклассницы порой выбегали к коляскам - покормить, перепеленать…
Так и жили.
Правда, сейчас появились вдовы.
…Женька всё видела - и не хотела. Хотела в город, учиться… Хотела… А теперь ничего не ясно и не понятно. Брожение и смятение в умах. Но ясно одно - выпускники и выпускницы этого года завоёвывать столицы не поедут. Скорее всего - не поедут… Может - не поедет и следующий выпуск. Может - всё навсегда.
Они и сами не знают, эти взрослые и умные. Даже папа, знавший всё и обо всём - не знает. И генерал Таманцев, ставший бывать у них в гостях после Прогона - не знает.
(По молодости лет Женька не задумывалась, нормальное ли это явление - генерал-майор, вдруг начавший дружить семьями с просто майором…) Чего-то они ждут важного, и скоро - она чувствовала это хорошо, - но совсем-совсем не знают, что это будет и чем закончится…
И даже Гамаюн - не знает.
Она называла его по сохранившей с детства привычке "дядя Гамаюн" - он любил, когда его звали по фамилии, и она звала, и посматривала на него так, как сегодня на солдатика на вышке, как смотрит порой женщина на мужчину - даже если ей едва исполнилось пятнадцать, а ему уже стукнуло сорок два. Он лишь улыбался уголками губ, у него была Милена, рядом с которой - и только рядом с которой - Женька начинала стыдиться царапин на торчащих из-под платья коленках…
Она звала его "дядя Гамаюн". Но в мыслях употребляла другое имя. - Услышанное от Славки Завадского. Имя страшное, как дым степных пожаров, доносящийся оттуда, снаружи. Страшное, как конвои с приспущенным флажком на переднем БТР - их встречали женщины с помертвевшими лицами: кто?! чей?! Страшное, как ночной звук ревунов с периметра или озера.
Имя страшное, но - чем-то прекрасное.
Карахар. Чёрный Дракон.
4
Женька лежала, раскинув руки, на тёплом плоском камне у самой воды. Мечтала с закрытыми глазами. Странные это были мечты. Считается, что все мечты завершающей половое созревание девушки прямо или опосредованно связаны с иным полом, но…
Ей не надо было мечтать. Стоило лишь выбрать и сказать: да. Или прошептать. Или просто кивнуть…
И - пришёл момент, не так давно, когда она кивнула… Но почему-то тогда ничего не получилось… Избранником стал Славик Завадский, лейтенант, из тех, молодых, что напросились в Отдел к Гамаюну с опостылевших своих тыловых должностей. Они со Славкой лишь целовались, и кое-что ещё, но самого главного не случилось, она не хотела, а потом…. Он трижды ходил в степь, в рейды - и рассказывал ей про горящие зимовья, и про кровь на снегу, и про обезглавленные трупы, и про страшный закон Карахара: двадцать своих за одного нашего - закон, исполнявшийся любой ценой, и про дротики, которые он вынимал из друзей… А ещё он пел странные песни, пугающие и зовущие, услышанные в степи и подобранные на гитаре песни, со словами, второпях переведёнными и срифмованными, пел и смотрел на неё - и она подумала: пусть будет так, пусть будет всё, раз они идут в степь и их убивают, убивают и для неё тоже, чтобы она жила - и она сказала: да! делай, что хочешь! но… он почему-то не захотел в тот вечер, наутро они опять уходили, на Ак-Июс, и Славка не захотел, сказал что вернётся и серьёзно поговорит с её папой, и…
Он не вернулся.
Колонна попала в засаду, хитрую и хорошо продуманную. Кочевники приучались не бояться Драконов Земли.
Гамаюн, с чёрным лицом, с забинтованной головой, своими руками выгружал "двухсотых" - никогда до того дня их не привозили в Девятку столько - а потом Карахар неподвижно стоял и молчал, когда укладывали и прикрывали знаменем, молча слушал проклятия в свой адрес.
И Женька подумала, что Карахар - имя страшное.
Но - чем-то прекрасное.
5
Она даже не мечтала - грезила наяву.
Странные были у неё грёзы… Здесь, на камне, уже не в первый раз, Женька воображала себя айдахаром. Водяным змеем…
…Она скользила в глубине, поднимаясь, и вокруг было темно, лишь слабо фосфоресцировали изгибы её многометрового, длинного и гибкого, налитого страшной и упругой силой тела, когда она, чуть повернув голову, косила назад огромным плоским глазом. Жёлтым глазом…
…Поверхность озера раздалась беззвучно, и светлее не стало, и она поняла - вокруг ночь. Она скользила, набирая ход - уже поверху. А потом слева будто возникло огромное зеркало, увеличивающее зеркало - с её отражением… Но там появлялось не зеркало, там появился Хаа, самый огромный, самый старый, самый мудрый айдахар в озере… Она была велика - он был больше, она была сильна - он сильнее… И - он был прекрасен. Они скользили, касаясь иногда чешуи друг друга, словно случайно - но не случайно… И она чувствовала, что внутри её что-то растёт, что-то зреет, что-то грозит лопнуть и разорваться, если она не будет плыть быстрей и быстрей, и она плыла быстрей и быстрей, она неслась спущенной с тетивы стрелой - огромной многотонной стрелой, способной пробить насквозь небо и землю… Хаа не отставал, он всё время держался рядом, и она знала, куда они несутся сквозь ночь - на потаённый, никому не известный островок в самом сердце озера - островок, где такими безлунными ночами свиваются в любовных играх огромные тела айдахаров… В странных играх - и прекрасных.
Интересные бывают грёзы у завершающих половое созревание девушек.
Женька ничего не услышала - почувствовала, что солнечные лучи перестали светить сквозь веки - и открыла глаза.
Неохватным вековым стволом над ней нависло поднявшееся из озера тело. Голова размером с глубинную бомбу приблизилась. Огромный плоский глаз смотрел на Женьку. Жёлтый.
Айдахар. Водяной змей.
Она не удивилась. И не испугалась. Она спросила, уже зная ответ:
- Это ты, Хаа?
Айдахар не умел говорить. Он наклонил огромную голову и повернул чуть набок - она увидела шрам над левым глазом. Это был Хаа - так его называла Женька.
Она встала.
Она подошла.
Они беседовали - Женька расспрашивала его о тайнах глубин, и о загадках других берегов, и о бесчисленных стадах золотых сазанов, и о тюленях, неизвестно откуда появившихся зимой в озере, и о многом другом… Только о затерянном в самом сердце озера островке, где безлунными ночами сплетаются в странных любовных играх огромные тела айдахаров, только об этом не спрашивала Женька у Хаа…
Змей отвечал, наклоняя голову или чуть покачивая ею - и смотрел на Женьку огромным плоским глазом. Жёлтым.
А потом… Она обхватила руками чешуйчатую шею, странно тонкую по сравнению с могучим телом (да и голова казалась относительно небольшой). Она прильнула к огромной живой колонне - чувствуя всем своим обнажённым телом, как бьётся жизнь и сила под удивительно мягкой и нежной шкурой… Айдахар развернулся, свился громадной спиралью - и распрямился, буквально выстрелил под визг Женьки в озеро.
Они поплыли купаться…