Глава десятая,
где мы знакомимся с Луканькой или Анчуткой
Не так страшен черт, как его малюют.
Пословица
- Черт? Настоящий? - прошептала Маша.
Сутулый человечек с чумазой, поросшей грязными волосами физиономией забавно поклонился, отставив правую ногу, словно бы отвечая: самый что ни на есть, собственной персоной!
- Или же, если вам угодно, - бес, нечисть, лукавый, нелегкий, нечистый, рогатый, беспятый, левый, поганый, лихой, супостат, блазнитель, супротивник, игрец, шут, шехматик, некошный, окаянка, отяпа, немытик, луканька или анчутка!
- Луканька или Анчутка? - переспросила она.
И неожиданно почувствовала, что ей ни капельки не страшно…
Напротив - страшно весело!
Упругая реальность, в иерархии которой Маша Ковалева была лишь ничтожным книжным червем, вдруг с треском прорвалась прямо у нее на глазах, и, окончательно перешагнув истончившийся невидимый барьер, она оказалась в привычном и уютном мире своих сказок и впервые в жизни поняла: победила!
- Я всегда знала, что это возможно! Слышишь, я знала это! И Он тоже знал! - заорала она, стараясь перекричать оглушительный шум крови в ушах. - Что? - агрессивно толкнула она локтем воздух в направлении Чуб. - Хватит с тебя чудес?! Или еще надо?
Маша чувствовала, что сейчас она способна на все. И от переизбытка счастья и всевозможности она рассмеялась, судорожно согнувшись пополам, и рухнула на колени рядом с бездыханной Катей.
Катя лежала на земле в разодранном пиджаке, обнажившем черно-шелковую грудь, - безвольная рука по-прежнему сжимала воротник, за который она потянула при падении. Глаза были закрыты.
- Ха! Она без сознания! - нелогично весело оповестила Чуб Ковалева и дрожащими от смеха руками приподняла Катину голову, ощупав пострадавший затылок. - Ха… Крови нет!
- Что прикажете, панночка? - Черт мгновенно оказался на карачках рядом с ней и, словно суетливая собака, угодливо высунул голову из-под Машиной подмышки.
- Кто он? - наконец обрела голос Чуб.
- Тебе ж сказали, Анчутка и страшный Немытик! - заржала Маша.
- А это ты видела? - Даша взволнованно ткнула пальцем в небо. - Красный огонь, а потом… - начала она прерывающимся от волнения голосом.
- А потом я полетела вниз, прямо на Николаевский парк и к Терещенко! - Маша расставила руки, как крылья.
- К какому Терещенко? - ошалела Даша.
- Федору Артемьевичу. Брату Коли. Я сразу его узнала по памятнику Репину.
- А я на церковь. Ну да, было же три огня, - вспомнила Чуб (третий, видимо, предназначался Катерине, вряд ли способной внести сейчас хоть какую-то ясность по данному вопросу). - По-моему, - заискивающе предположила она, - нам нужно срочно лететь туда - туда, где мы "завидели красный огонь". Верно? - Даша явно пыталась загладить свой приступ материалистического реализма.
- Летим! - беззаботно согласилась Маша. - Где твоя церковь?
- Не знаю.
- Ну, какая она?
- С куполами. Зелеными. А на них кресты.
Маша безудержно расхохоталась: с тем же успехом Даша могла предложить ей опознать человека по таким особым приметам, как нос, рот и два зеленых глаза!
- Это нормально, - закивала Землепотрясная. - У меня тоже такое было, когда я с парашютом прыгнула. Круче, чем под колой, - раз в десять.
- Под кока-колой?! - зашлась от нестерпимого смеха Маша.
- Под коксом. Кокаином, - объяснила Чуб. И эта покровительственная ремарка, похоже, несколько привела ее в себя. - Ладно, черт с ней, с церковью, - решила она, - едем к твоему брату Коле.
- А что я должен делать с церковью? - радостно уточнил Черт.
- Ничего, - опасливо отодвинулась от него Даша. - А вот с этой теткой…
- Прикажете доставить пани домой? - затрясся тот, приседая от нетерпения.
- А сможешь?
- Конечно!!! Помню, мы с Вакулой…
- Но, - забеспокоилась Ковалева, внезапно ощутившая слабый укол совести, пробивший кокон ее вдохновенного куража.
Бросить бесчувственную Катю на руках непроверенного Анчутки было недопустимо!
Медлить, когда само небо молит тебя о помощи, а на горизонте маячит первое Настоящее Приключение…
- О'кей. Оставляем ее на тебя, - решила за нее моральную дилемму Даша, нимало не мучившаяся материнской заботой о Екатерине Дображанской. Ее в данный момент терзало совсем другое: нетерпение и чувство вины, которую ей как раз и не терпелось искупить.
Чуб фамильярно подхватила Катину сумочку и повесила себе на плечо.
- Деньги на тачку нам нужны! - отбила она удивленный Машин взгляд. - Ну, пошли. Отлипни от нее, в конце концов!
Ковалева поспешно запахнула Катин пиджак и, высвобождая ворот из ее пальцев, обнаружила там сорванную с шеи цепочку. Она машинально сунула ее в карман брюк.
- Идем! - сунув под мышку реабилитированную метлу, Даша резко потянула сомневающуюся Машу к машине. - Нужно спешить! Слышь, Маруся, ты прости, что я на тебя так набросилась. Я уже говорила: ты гений, а я дура. О'кей?
- О'кей. Но если ты еще раз назовешь меня Марусей, Мусей или Масей… - неожиданно взбунтовалась Маша.
- Все! Не буду! Клянусь мамой!
Они сбежали по украшенной сталинскими пятисвечниками фонарей трехмаршевой лестнице, помеченной еще русскоязычной табличкой:
Территория Киевского государственного музея.
Во времена Киевской Руси была центром древнего Киева.
Постановлением Правительства Украинской ССР территория объявляется заповедной…
И едва их макушки исчезли за парапетом, Черт вдруг страстно втянул черными ноздрями воздух, подобострастно склонился над неподвижной Катей и, жадно поцеловав бесчувственную к его восторгам руку, прошептал, задыхаясь от преклонения:
- Это вы? Моя Ясная пани! Это - вы!!!
* * *
- Так где же у вас выпускной? - недоверчиво протянул таксист, ожидавший их у Андреевской церкви.
- Да развели нас однокурсники, как последних лошиц! - походя солгала Чуб.
- А вы знаете, сколько уже на счетчике натекало? - угрожающе процедил тот. - Больше сотни!
- Нет базара, мы все оплатим! - Даша резво успокоила таксиста щедрой купюрой из Катиной сумки, добавив "на чай": - Сдачи не надо. Только скорей!
- Так куда теперь едем? - повеселел таксист.
- На Бибиковский бульвар, - нервно объявила Маша.
- Куда?!
- Боже, как его… К Николаевскому университетскому парку. К университету Святого Владимира. К красному университету!
- На бульвар Шевченко? Ты че, не местная? - хмыкнул водила.
- Я - коренная киевлянка!
- Че ж ты даже названий улиц не знаешь?
- Просто слишком глубоко ударилась в корни! - оскорбленно взрыкнула Маша, и машина, взрычав ей в ответ, наконец тронулась с места и понеслась по широкой Владимирской улице.
Они обогнули полукруг Софиевской площади и, не послушавшись презрительно отсылающей их назад булавы Богдана Хмельницкого, помчались на юг.
- А подругу свою вы где потеряли?
Боже, до чего ж некстати был сейчас этот говорливый таксист!
- А это вообще ваше дело?! - с несвойственной ей безапелляционной агрессией отрезала Ковалева. Ей было неприятно, что она, смалодушничав, бросила Катю, но новое зазывное приключение, приближающееся с каждой секундой, будоражило и заводило ее все сильней.
- Да достало ее все! - набросилась на водителя Даша. - И нас тоже! А что, быстрее нельзя?
- Куда именно к парку? - обиженно буркнул шофер.
Мимо уже проплывал огромный и подсвеченный фонарями оперный театр. И Маша мимоходом прочла афишу над главным входом:
Драматический балет "Демон".
В главной роли Анатолий Хостикоев
- К дому Терещенко, - сказала она.
- Да откуда я знаю, где ваш Терещенко живет! - озлобился вдруг водитель.
- А улицу Терещенковскую вы хоть знаете? - парировала Маша. - К русскому музею!
Улица, названная в честь дореволюционного мецената Николая Артемьевича, коллекция картин которого легла в основу Киевского государственного музея русского искусства, расположившегося ныне в голубом двухэтажном особняке брата коллекционера Федора, была пуста. Если не считать щеголеватого Репина в бронзовом галстуке-бабочке, стоявшего на гранитном пьедестале, нарочито выставив одну ногу.
Водитель отъехал, и Маша увидела, как он оглянулся, чтобы посмотреть на них, - и был прав: девушки, вознамерившиеся в первом часу ночи ознакомиться с творчеством русских художников ХШ-ХХ веков, вызывали справедливое подозрение.
- Смотри, тут выставка Васнецова, - ткнула она в застекленный стенд, оберегавший плакат с тремя знаменитыми "Богатырями".
- Так Терещенко - музей? - Даша не медля взбежала на крыльцо и решительно дернула зарешеченную дверь, украшенную двумя деревянными львиными мордами.
Но дверь не поддалась. И покосившись на очередную табличку "Охороняеться державою, пошкодження караеться законом", Чуб бессмысленно запрыгала по ступенькам, не зная, куда девать переизбыток бурнокипящей, рвущейся в бой энергии.
- Ну что за жизнь у нас? - громко рассердилась она. - Сплошные ребусы и подвохи. Почему нельзя ничего нормально сказать? Обязательно загадки загадывать!
- Может, они хотят, чтобы мы на выставку сходили? - попыталась разгадать намек Маша.
- Хорошо, завтра сходим, - яростно скривилась Чуб.
Но ждать до завтра ей не пришлось.