Это она так Кривущенко сказала, а тот мне рассказал, и больше никто к ней не залицался. А все ж, когда Кривущенко убили и весь его отряд похоронили в той "казацкой могиле", она сама заявилась в город и сказала тому гаду военкому, что ты сейчас взял: "Я, говорит, думаю, что не представитель ты советской власти, а низкий подлый трус, что бьешь в спину".
Ее арестовали, да и отдали мне под стражу в милицию. А я ее, конечно, как следует - под охрану" в Ярославец в ту же ночь справил под видом того, что выкрали партизаны.
А пока сидела она у меня в милиции, я с нею трохи поговорил. Вот она меня сегодня повстречала во дворе и спрашивает: "Какой с вами Кочубей приехал: Петро, Иван или Денис? Их трое". - "Денис", - говорю. "А где он?" - "У учителей, говорю, ночует". - "А мне он нужен". - "Да спит еще", - говорю… Дак ты с ней познакомился?
- Познакомился, - отвечал Денис.
И Евтушенко, оглядев его, заметил, что тот смутился, Денис дал шпоры коню, и Евтушенко, догоняя его, подумал, что, пожалуй, уже больше спрашивать его ни о чем не стоит. Должно быть, нашла та дивчина своего сокола, как говорила.
Евтушенко на себе испытал очарование девушки, когда сидела она у него в милиции под арестом. Он не мог не выпустить ее, хоть и рисковал сам поплатиться за это жизнью. Однако ж он нашел способ для объяснения. Он сваливал все на Ваську Москальца, который был в тот день в городе с протестом от Тыдня.
Ему-то и поручил Евтушенко "выкрасть дивчину". Васька ее и выкрал.
"Поймать ее - и шлюхой сделать!" - сказал военком Евтушенко. "Есть! Слушаю!" - отвечал Евтушенко и подумал, что поручение это он попомнит "военкому", когда придет время.
Евтушенко признался Денису в непреодолимом своем желании совсем сокрушить военкома.
- Чего же ты его тогда еще не искалечил? - спросил Денис. - Теперь уже поздно. Теперь его ждет одна положенная пуля.
Евтушенко скрипнул зубами.
- Да ведь я был связан клятвой с партизанами, что не выдам себя и ничем себя не обнаружу, чтобы только все знать и все видеть, что творят "подставные комиссары", и только потому и оставил его целым при том случае.
- А теперь он должен быть цел для суда, и трогать его и пальцем нельзя. Гляди, Евтушенко, не то…
- Понятно!.. - сказал Евтушенко, вздохнувши. - Ну, все ж, если гад тот имеет свою организацию, как ты кубло докопаешь? Могила ж нам не ответит.
- Конечно, кубло имеется, и мы его найдем, - отвечал Денис.
- Или у нас с тобой всевидящие очи?
- У народа - всевидящие очи, народ будет судить, он и спрашивать будет.
Евтушенко достал из-за пазухи и протянул Денису пакет.
- Тут все, - сказал он. - "Донос на гетмана зло-' дея" от Евтушенко Кочубею, - продекламировал он.
Денис вскрыл пакет и прочел: "Протокол предварительного допроса бывшего военкома офицера Толченко по поводу контрреволюционной его деятельности".
- Когда делал допрос? - спросил Денис.
- Сегодня утром.
- Почему ж меня не спросил?
- Да ты ж спать хотел, а мне не спалось. Грызла меня мука: боялся - утром отправишь ты его в губернию, и черт его найдет со свечкой.
- Ах ты неспячий! Без допроса ж я не отправлю, - сказал Денис, пряча бумагу в карман. - Значит, еще не веришь в советскую власть?
- Не лови меня на том. Гадам я не верю, а советской власти верю до гроба.
- Сходятся его показания с тем, что ты знаешь?
- Не все сказал, гадюка!
- С Ященко он был связан?
- Вот именно, что был, этого я и допытывался, - * оживился Евтушенко. - Концы - вот они все тут, - он поднял руку, сжатую в кулак.
- Долго ж ты дослеживал. А я так сразу понял, - сказал Денис.
- Ты - стоглазый!
- Да нет, не стоглазый, а выводы делаю. Вот слушай и мотай на ус.
- Ну, может быть, теперь ты поймешь, кто в "казацкую могилу" загнал партизан и убил Кривущенко.
- Верно! - хлопнул себя по лбу Евтушенко.
- Так стоило ли, чтобы это узнать, пускать в ход кулаки?
"БОГА НЕМА ТАЙ НЕ ПРЕДВЫДЫЦЯ"
- Ну вот, уже видно и Волокитино! Вот и дозорные навстречу скачут по тому кургану!.. Стой! - закричал Евтушенко, приподнявшись на седле, и, заложив пальцы в рот, свистнул.
Отряд, мчавшийся с горы, на минуту остановился, затем от него отделились несколько всадников и поскакали вниз, навстречу отряду Кочубея.
- Сам Тыдень встречает! - сказал Евтушенко. - Видно его по повадке. Ёидишь, карабин на левом плече: левша…
- Должно, ушли за границу!.. - сказал, подъезжая, Тыдень.
Он осадил лошадь на галопе, поравнявшись с Денисом.
- Кто это ушли за границу? - спросил Денис, делая вид, что он не понимает, о ком идет речь. Ему хотелось, чтобы Тыдень не так уж вдруг фамильярно заводил его в свои сообщники. Нюхом Денис чувствовал, что Тыдень хочет сразу упростить обстановку.
- Артамонов и Маслов, товарищ комиссар, - сразу меняя тон на резкий, с холодком, отвечал Тыдень.
"Ухо у него музыкальное, - подумал Денис. - И то хорошо".
- Бандюги ушли… Если бы то не граница! Ох мне ж та граница! - вздохнул Тыдень и поднял вверх плетку, показывая вдаль. Он, видно, имел в виду границу с РСФСР, проходившую здесь по Клевени, в десяти верстах от Волокитина.
Они тронули коней и скоро подскакали к "Золотым воротам" поместья знаменитого миллионера-сахарозаводчика Терещенко.
Денис сказал:
- Теперь, Тыдень, на Клевени нет "границы", и ты ее не устанавливай! Сейчас мы там будем. Дай коням передохнуть… Бояться нечего: мы на советской земле.
- А скажи: ты, видно, грамотный? - оглядел Ты лень Дениса, как будто увидел его впервые, с ног до головы. - Что за дурость написана вон на той мраморной доске золотыми буквами? Не понимаю по-французски. Наверно, какая-нибудь подлость супротив народа, а?..
К бронзовым воротам была прикована черная мраморная доска с высеченным на ней золотом девизом инквизиции: "Ad majorem glorian dei".
- "В величайшую славу бога", - перевел Денис. - Это, брат, когда попы людей за правду сжигали, так на лбу у них писали, по-латыни.
- А ну ж, давай, теперь я им ответ отпишу. Давай, хлопцы, швыдче дегтю да липовую доску! - крикнул Тыдень своим сопровождающим.
Мигом были принесены доска и мазницы с дегтем.
- Прицепляй доску над тою! - командовал Тыдень. - Та давай сюда квач!
И, перекинув стремя и став на седло, Тыдень под дружный хохот партизан вывел квачом на липовой доске:
"Бога нема тай не предвыдыця!"
Вслед за этим ворота отворились, и Тыдень с Денисом и Евтушенко въехали в длинную чудесную липовую аллею, ведущую к дворцу миллионера.
Денис, входя с Тыднем в одну из комнат дворца, увидел обломок фарфоровой статуэтки.
- Откуда это?
- Вот какая у нас глина, комиссар! У нас тут недра! - говорил, гордясь богатством своей земли, Тыдень. - Это из нашей глины. Такой глины на свете нет.
И он рассказал Денису о знаменитом фарфоровом заводе Терещенко.
- А спирт пьешь, комиссар? - спросил он Дениса. - Выпей вот, согреешься. Сейчас будет и яишня и огирки, все, что полагается у дорози. Хлопцам тоже полные харчи будут. Евтушенко там сам похозяйнуе, а мы побалакаем.
Тыдень поднялся с налитым до краем стаканом спирта в руке:
- Выпью ж за твое гостеванье, Денис Кочубей!
Он выпил.
- Не пьешь? Понапрасну не пьешь: это аптекарский, без никакой вони, - и голова не дуреет, и сердцу веселей.
- Все равно, он воняет бандитизмом, - сказал Денис. - И советую тебе не пить, если ты хочешь бороться с бандитизмом и стоять за правду и советскую власть, Борись прежде всего с собой.
- А это верно!
Тыдень бросил стакан об пол, разбив его на мелкие осколки.
- Ну, не буду! - торжественно сказал он. - И хлопцам велю не пить от сего часа.
- Ты меня не знаешь, - сказал он Денису, присаживаясь. - Я в горе сейчас. Я в горе, потому что ты меня не видишь. Я революционер и честный человек. Я рад, что ты приехал. Э, да что там! - махнул он рукой. - Давай поговорим о делах. Я уже знаю про тебя все, что мне надо знать. Партизанская разведка - ты ж знаешь, что такое. Только дай мне того военкома - он мой. А я сдаюсь советской власти - настоящей, а не поддельной. Не контрреволюционной заманке, что у нас на Глу-ховщине была. Тут была такая контрреволюция, что и оккупанты того не сочинили для чужого народа, как эти для своего. Какой он им "свой"? Это издыхающие гады. Издыхающий гад жалит, и хвостом жалит. Тут был такой гад, я наступил ему на хвост! - и больше ничего. В чем я виноват?.. Да, виноват! - крикнул он, увидев, что Денис собрался ему возражать. - Знаю, я виноват. И за все я отвечу. Я жизнью отвечу. Если для советской власти нужна моя жизнь - вот она!.. Мне она не нужна для себя.
Он распахнул грудь, и выражение его глаз было таким, что нельзя было сомневаться в его действительной готовности умереть хоть сейчас.
- Но того гада ты мне отдай. Иначе народ не успокоится. Народ- не человек, которого можно уговорить. Он требует своей мести, и ты ее не отменишь. Никто ее не отменит. Он требует справедливости, и ты его удовлетвори.
- Ты неправильно рассуждаешь, Тыдень. Ты забываешь, что этот гад совершил преступление перед государством, и оно-то и будет его судить. И оно скажет народу о своем суде. А ты хочешь самосуда.
- Может, ты и прав, - подумав, сказал Тыдень.-
Я мог взять его для мести. Почему я этого не сделал? Потому, что я, как и ты, искал не мести, а справедливости. Давай руку. Зря я кричу.
И Тыдень, подавший Денису левую руку, спохватившись, пожал руку Дениса обеими руками.
Вошел Евтушенко.