Он прошел знакомой тюремной лестницей и поднялся на третий этаж. Там когда-то сидели Бубенцов и остальные политические заключенные. Сам он сидел в коридоре смертников, в одиночке второго этажа.
Надзиратель, уже побитый - для "понятности" - Савкой Татарином, старался отпереть дрожащими руками камеру и не попадал ключом в замок. Денис, взял у него ключи и стал отпирать камеры сам. Коридоры наполнились гулом торжествующих и грозных голосов.
- Ура! Спасибо, товарищи! Да здравствует Советская власть!
Денис прислушался к голосам, но голоса Бубенцова не слышал в этом гуле.
- Где Бубенцов? - спрашивал он и чувствовал, как ноги его затяжелели от страшного предчувствия: а вдруг опоздал спасти товарища?
- Шурка в твоей камере теперь сидит. Здорово, Кочубей! - протянул ему руку широкоплечий матрос Силенко. - Так ты живой? А мы думали, - тебя тогда коцнули или в Десне утопили. Откуда же ты, дьявол, взялся? Вовремя, вовремя ты явился. А вот и твоя камера; отворяй, не волнуйся. Ну, дай я, вижу, что не можешь. Это все равно, что на тот свет заглядывать. Александр Гаврилыч, а ты там как - живой? Слышу, кашляет. Ну вот, теперь и обнимайтесь!
Дверь камеры открылась. Бубенцов вышел в коридор.
- Неужели Денйс? - Надев очки, Александр долго вглядывался в лицо Дениса.
Денис обнял его и скомандовал:
- Одевайся, живо! Вишневский еще тут? Живы еще эти гады?
- Вчера были живы, - отвечал Александр.
- Ну, айда за Вишневским.
Выйдя во двор, они увидели, как разутые стражники прыгали на снегу, - мороз был около тридцати градусов.
- Это кто такие здесь скачут? - спросил близорукий Бубенцов.
- Наши с тобой "пестуны", - отвечал матрос. - Принимают новогоднюю баню, смерзаются, мерзавцы, Подожди, товарищ, тут есть один из них человек все же! Андрей! - крикнул он.
От стены отделилась одна фигура и сделала нерешительный шаг вперед босыми ногами по снегу.
- Зайди в канцелярию, там тебя обуют. Пойдешь с нами - свободно служить коммунистической родине, - хлопнул его моряк по плечу. Андрей был свой человек, поступивший в стражники по заданию повстанцев.
- А вы, проклятые жлобы, сейчас нам на смену сядете! Толченко, организуй тюрьму для них, ты человек военный, - сказал он одному из освобожденных,
- Есть, капитан, - отвечал тот. - Моя мечта сбывается. Я уже набрал тюремный аппарат.
Оставшимся партизанам Денис, отъезжая, кивнул в сторону назначенного матросом коменданта:
- Гляди за комендантом. Не понравился мне твой доброволец комендант. Кто он такой?
- Толченко? Один из офицеров. Сел в тюрьму неделю назад,
- А зачем же ты его выдвигаешь на такой пост и в такой момент?
Денис припоминал: где же он видел это лицо, показавшееся ему неприятно знакомым?
- Ничего, я скоро вернусь. Тогда разберемся.
В городе была слышна стрельба. Где-то на окраине строчили пулеметы. Туда-то и поскакал Денис со своими спутниками,
- Стрельба идет во дворе Вишневских. Значит, не сдаются, проклятые. Только бы не ушли, а то наши будут, - ворчал матрос, подпрыгивая на седле, как буй на волне.
- Лошадь покалечишь, моряк, возьми в шенкеля, сделал ему замечание Грицько Душка. - Это ж тебе не на палубе - слышь!
- Не тронь меня. Ноги в карцере перестудил, не гнутся, - объяснил тот.
Душка, подмигнув, примиряюще сказал:
- Ну, тогда пляши как придется, пущай ноги отходят.
Вот уже и пули завжикали над головами,
- Спешиться! - командовал Денис. - Свистни, Грицько!
Грицько свистнул заливчато, с соловьиным коленцем, Ему ответили таким же свистом,
- Свои с этой стороны. Заводи коней во двор. Сюда, за мной!
Предводительство взял на себя матрос, знавший тут каждую заборную щель.
- Мы сейчас через сад перемахнем. Скажи ребятам: пусть кроют с этой стороны, а мы обойдем с тылу. Бить только по дому, а по саду не шали: мы оттуда зайдем, иначе не возьмем. Это варта Вишневского обороняется. Дай-ка мне сюда "товарища"! - протянул он руку к ручному пулемету.
Грицько замотал было головой.
- Оружие не отдаю, товарищ. Ты лучше показывай, куда идти.
Он поглядел вопросительно на Дениса, но тот кивнул головой, и Душка отдал пулемет матросу и вынул из-за пояса гранату.
- Ну, веди!
Через несколько минут они стояли перед оторопевшим от страха старичком - "старым знакомым", палачом Вишневским.
- Не ожидал таких гостей, гад?
По сморщенному бритому лицу старичка разливалась смертельная бледность.
- Привести его в сознание, что ли? - шагнул к старичку матрос, плюнув в кулак.
Но Денис не стерпел при виде этой мерзейшей твари, мучившей на его глазах заключенных, да и его самого.
- Запиши на трибунал, - сказал он и выстрелил.
"Извиняюсь перед тобой, батько Боженко, - подумал Денис тут же. - "Сердце не камень!" Вот и я не дождался трибунала. Извини, отец, за упрек".
Дверь в следующую комнату, откуда слышалась стрельба, была забаррикадирована. Матрос приналег могучим плечом, поддал разок-другой и, распахнув дверь настежь, сыпанул прямо в темноту пулеметным дождем.
Раздались вопли и смолкли. Сквозь дым сначала не было ничего видно. Матрос взял со стола керосиновую лампу и бросил ее с размаху в темноту. Лампа разбилась, и керосин вспыхнул, осветив огромный зал, на полу которого лежало несколько корчащихся людей. Окна были раскрыты настежь, и на столах и у окон стояли пулеметы. Матрос поднял бомбу и сказал:
- Эх, и этих запиши на трибунал!
Раздался взрыв.
Дым опять на минуту застлал все, а матрос продолжал сыпать в дымящуюся дверь пулеметную очередь. И Денис вспомнил при этом, что Щорс называл пулеметчиков "пожарниками".
- Пускай "тушат" это чертово заведение! Не существовать вам больше, палачи! Пойдем отсюда.
Остер защищался только в двух точках. К рассвету над домами развевались красные знамена. Закипела деловая работа ревкома у прифронтовой полосы.
Наутро неожиданно нагрянул опаздывавший из-за дальнего обходного маневра через Гомель Гребенко со своим кавполком Первой дивизии.
- Вот уже идем без дела неделю целую. Отвяжись ты от меня, товарищ Кочубей. Отдай мне братву и лошадей и катай домой. Функцию ты мою отбиваешь!
- "Функции" у тебя будут, - мигнул ему Денис. - А братву, видно, и впрямь придется тебе отдавать. Я ведь временный командир: придется тыловыми делами заниматься.
- Знаю - про то и речь. Там у тебя дома неблагополучно.
Гребенко проходил через Городню и привез Денису, сообщение о городнянских делах и о ранении Петра, которое он нарочно раздувал перед Денисом, как раздувал и "тыловые непорядки", чтобы забрать поскорее у Кочубея обещанную ему партизанскую кавалерию.
Денис не сразу поверил сообщению о ранении брата, догадываясь о том, что в чем-то хитрит Гребенко. Но к вечеру, связавшись по телефону с Черниговом, узнал всю правду.
В ночь перед выступлением из Остра командиры собрались в ревкоме, чтобы обсудить план дальнейшего движения.
- Для данного собрания, - сказал Бубенцов, - характерно то, что военные части представлены здесь исключительно кавалерией. Забегая несколько вперед, я решусь, в качестве предвидения будущей обстановки гражданской войны, высказать предложение, безусловно лестное сердцу присутствующих здесь кавалеристов, что конница сыграет у нас огромную роль. Я не военный человек, но в тюрьме мне многое удалось передумать и по военной части. Этим высказыванием я отнюдь не хочу уменьшить роль пехоты, которая была, есть и останется основной базой армии, закрепляющей победы. Однако ваше быстрое появление, товарищи конники, особенно волнует нас, здесь сидящих, так как именно этой быстроте вашего марша обязаны мы своими жизнями. Завтра вы бы нас живыми не застали. Поэтому разрешите и мне, пока что не военному, участвовать в вашем совещании на равных правах, тем более что я среди вас вижу немало таких же птенцов военного дела, ставших орлами в течение нескольких дней.
- Я тоже сельский учитель, а не военный спец, - сказал Гребенко. - А тебя мы вот с места в карьер и мобилизнем для армии. Мне нужен военком. А ты - мало что стратег, так еще и агитатор неплохой. Язык у тебя не завязан, и говоришь ты, как оратор, Александр Гаврилыч. Со всех сторон ты для меня подходящий!
- Что ж, я не прочь. Но у меня, товарищи, "семейные дела". Я, можно сказать, здесь "отец организации", несмотря на молодость лет, и пока не сведу концы с концами, мне нельзя отсюда оторваться. А кроме того, зачем ты требуешь меня, товарищ Гребенко, когда вон рядом с тобой сидит Денис Кочубей? Он, по-моему, должен с тобой объединиться и вместе составить целую - кавалерийскую дивизию или хоть бригаду на первых порах.
- Не выйдет, - отозвался Денис. - Вот письмо от Черноуса из Городни, которое я только что получил. Я, как и ты, связан "семейными делами" - тыловыми делами. Следовательно, это пока мой последний поход. Я должен вернуться на место. Что касается моей конницы - то она уже давно вручена Первой армии, и теперь не мое дело ею распоряжаться. Я думаю, что Гребенко не останется в обиде и конников моих добрую долю получит. На днях, перед Киевом, это выяснится.
- Сколько тебе понадобится времени для ликвидации "семейных дел"? - спросил Гребенко Бубенцова, видимо никак не желая расстаться с мыслью отвоевать его себе военкомом.
- Берите Киев. После взятия Киева я в полном твоем распоряжении, Гребенко. Можешь ставить об этом вопрос перед организацией… Ну, пока давайте ваши стратегические предложения, я местность здесь знаю и помогу разобраться.
- Карта у меня есть, - отвечал Денис.