- Результат будет разный, но… это работает совершенно не так, как представляется. Как бы это объяснить… Представь, что объективная оценка тебя как госслужащего выражается в линии колбочек. Они могут быть черными, белыми или серого оттенка, в зависимости от показателей. И каждая колбочка отражает свой параметр, уникальный. Так вот, если ты бог документооборота, у тебя будет одна белая колбочка. Одна!
- А что оценивают все остальные?
- Вот в этом и состоит мастерство государственного деятеля: понять, какие колбочки соответствуют твоим условиям работы, тому обществу, в котором ты живёшь, и заниматься их обелением, не отвлекаясь на то, что на колбочки не влияет. С одной стороны - не отвлекаясь, а с другой - не думая о том, насколько лично тебе нравится заниматься своими делами. Понятно, что симпатии и антипатии никуда не денутся и личный фактор присутствует в любом случае, но далеко не на таком уровне, как здесь, у Луары. Люди есть люди, и говорить, что раз их всё устраивает, то значит, всё в порядке, неправильно. - За время монолога мысль несколько раз успела поменять направление, и закончил я уже совсем о другом: - И чаще всего получается так, что уже после прекращения правления выясняется - ты был ленивым и делал меньше, чем надо было, ты был недальновидным и гнался за сиюминутной выгодой, ты витал в облаках, не замечая бросающихся в глаза недоделов. И так далее.
- Это всё человеческие оценки, - заметил Виграф, - их можно учитывать, но на них не обязательно ориентироваться.
- А если не человеческая?
Разговор вплотную приблизился к тем областям памяти, которые по-прежнему отдавались тупой ноющей болью в душе.
- Что ты имеешь в виду? - не понял феодал.
- Обстоятельства. Что если ты сам, безо всякой помощи в какой-то момент понимаешь, что был идиотом? Готовился к войне, в то время как надо было следить за урожаями. Заботился о продовольствии, когда не хватало товаров. Занимался торговлей, когда на границе собирался враг…
- Тогда ты берёшь и начинаешь всё заново, разве нет?
Голос Виграфа стал более жёстким - он явно почувствовал мою горечь и подстроился под изменившийся фон разговора. Он не поддерживал светскую беседу, не болтал перед сном, не критиковал, а действительно хотел узнать ответы на свои вопросы. И именно эта неожиданная серьёзность дала мне силы продолжить.
- Нет, - я качнул головой, глядя в сверкающие точки на тёмном бархате, но почти не видя их. - Можно хоть десять раз начать с нуля, но это будет не твой ноль. Точнее, не так… Каждый ноль твоей страны станет твоим нулём. Ты сам станешь им, как человек, который должен был сделать всё как надо - и не сделал. Не на кого переводить стрелки, не на кого надеяться. В тяжёлый момент никто не придёт и не скажет: "ну, хватит, теперь я всё исправлю" - потому что никому это не нужно, у них свои дела. Не сможешь ты - не сможет никто. Это не уйти из замка и всплыть на другом краю континента, где тебя не знают. Ты либо несёшь свой долг, либо никогда за него не берёшься. Полная, абсолютная неотвратимость.
- Всплыть на другом краю… - тихо повторил Виграф.
- Фраза одного из здешних знакомых, - пояснил я.
- Да, всё верно.
- Что?
Феодал чуть поёрзал.
- Здесь нет неотвратимости, Маркус. Здесь люди живут надеждой.
- Надеждой? На что? - горько усмехнулся я, отстранённо понимая, что собеседник ни в чём не виноват и не стоит давить ему на психику.
- На лучший исход. Мы живём в таком мире, где не проигрывать невозможно, а потому поражение по определению не может быть конечным. Если все резко станут самураями и, вне зависимости от конкретных обстоятельств, будут расставаться с жизнью при недостижении желаемого результата, никого не останется, кроме нескольких везунчиков. Зачем губить людские жизни?
- А зачем они такие вот?..
Виграф надолго замолчал, прежде чем вкрадчиво ответить:
- Ты ведь ищешь здесь союзников не от избытка человеколюбия и желания дать кому-то посмотреть мир. Не знаю, что произошло лично у тебя, однако ни один Правитель ещё не приходил сюда от хорошей жизни. Поправь меня, если ошибаюсь: по принципу неотвратимости, ты должен был смириться со своей потерей и остаться на месте. Покориться и жить дальше.
- Я сейчас не об этом, - у меня чуть отлегло от души: мы по-разному воспринимали одни категории, и это можно было считать одной из причин размолвки. - Неотвратимость это не отказ от самого себя, а внутреннее принятие любого события, независимо от того, нравится оно тебе или нет. Да, я проиграл войну, - голос снова подскочил, хотя внутренняя боль чуть ослабла, - и пытаюсь наверстать это. Но я не рассказываю на каждом углу, что, на самом деле, никакой войны не было, если и была, то я почти её выиграл, если и не выиграл, то не сильно и хотелось, и вообще, ничего я не потерял, скоро заживу ещё лучше прежнего. Ты знаешь хоть одного здесь, кто пытался бы бороться за свой клочок земли до последнего? Без этих вот "переберусь в более спокойное место, и всё будет нормально"?
Отзвуки моей громкой тирады ещё некоторое время висели в воздухе, но потом слились со звенящей ночной тишиной. За это время я успел не то чтобы в корне сменить позицию, но пережить внезапную волну эмоций и посмотреть на обсуждаемую тему более трезвым взглядом.
- Я знаю нескольких, - негромко отозвался Виграф. Однако я его перебил:
- Извини, давай не будем дальше об этом. Я наговорил много лишнего, чего на самом деле не думаю.
- Не подвергая анализу твои слова о Доменах - я должен, тем не менее, поблагодарить тебя за информацию о Правителях.
- Те ещё сволочи, да? - поморщился я, ощущая едкий стыд.
- Маркус, - Виграф в очередной раз произнёс моё имя так, что оно заменило сотню других слов. - Никто ни с кем не ругался, ты всего лишь выпустил пар. Я достаточно хорошо ориентируюсь в конфликтах, и можешь об этом не волноваться. А по сути обсуждения - ты действительно сумел наиболее полно ответить на мой первоначальный вопрос.
- Какой? - в замешательстве спросил я. Феодал тихо и переливисто рассмеялся. - А… ну да.
- Думаю, пора отходить ко сну.
- Это точно. Спокойной ночи, Граф.
- Спокойной ночи, Маркус. - Затем он добавил, без тени иронии: - Пусть мне приснится земля мудрых и справедливых правителей.
"И мне", - подумал я, не утруждая себя размышлениями о том, что он имел в виду на самом деле.
* * *
Едва небо над Юстицией приобрело красные вечерние оттенки, особняк Деционов распахнул двери. Первые гости появились на ведущей к нему аллее почти сразу же, а к моменту захода солнца вестибюль уже наполнился толпой приветливо переговаривающихся молодых мужчин и женщин, медленно растекающихся по внутренним помещениям; ещё больше оказалось на улице, тех, кто заинтересовался парком на заднем дворе или термой. Соседи по домам, родам и работе, выпускники одной школы самых разных лет, однополчане - все возможные друзья друзей Деционов, пребывающие в городе, хотели прийти и всех готовы были принять, благо принимающий род ни в чём не нуждался и даже тяготы продолжающейся войны пока обходили его стороной.
Многие из присутствующих не могли похвастаться таким же безоблачным положением дел. На протяжении нескольких месяцев события, за исключением коротких спокойных периодов, неслись вскачь и в отдельно взятых семьях могло произойти что угодно, от разрушения дальнего поместья до смерти кого-то из близких. Патриции, каждый из которых в той или иной мере, но постоянно рисковал жизнью по долгу гражданской или военной службы, тяжело воспринимали смерть друг друга: неизвестно, кто и при каких обстоятельствах станет следующим. Тем ценнее были минуты общей радости, а уж такое событие как первый после завершения осады родной Юстиции приём и вовсе не имело шансов остаться незамеченным. Закончили основную работу городские службы, прошёл на площадях Армилустриум, посвящённый тем воинам, которые в отгремевшей битве не закрыли свой личный счёт и через какое-то время должны были отправиться на поле боя снова. Теперь молодёжь собиралась, чтобы отпраздновать своим кругом.
По слухам, Валерия Децион, двадцатичетырёхлетняя дочь зампрефекта юго-восточного округа Юстиции, имела определённое влияние на отца и уговорила его съездить на несколько дней в соседнюю провинцию Нептунус проверить хозяйство на семейной вилле. Сама Валерия утверждала, что с папой у неё хорошие отношения, но уехал он по собственной инициативе, помня собственные молодые годы. В любом случае, городской особняк оказался в её временном пользовании и собирался быть проверен на износоустойчивость.
Предпочитавшие классический отдых гости расположились внутри и группами от пяти до двадцати человек заняли три зала, две гостиные, две каминные, мансарду и несколько балконов. Любители активного с элементами провокации времяпровождения сконцентрировались в районе здания термы в дальнем конце двора, где можно было как пообщаться и потанцевать на свежем воздухе, так и принять водные процедуры; многие уже знали, что помимо мужского и женского помещений имеется предназначенное для совместного купания, кого-то это открытие только поджидало. Не определившиеся и склонные к сменам формата развлечений расселись на выходящей к заднему двору лоджии, откуда можно было легко дойти и до площадки перед входом в парк, превращённой в танцевальную, и до ближайшей гостиной.