- Купить? Чем же? На рубли он не клюнет, а зелененьких у Баварца нет и никогда не было.
- Есть одна валюта, которую Артист ценит больше всех зелененьких, вместе взятых.
- Марафет!
- Точно. И к Самсону он наверняка ходил, чтобы предложить свои услуги, - на выгодных условиях, конечно.
- Интересно, как на все это Баварец посмотрит.
- А что Баварец? Баварец для нас все равно что партизан на допросе: один черт знает, что у него на уме. Ни слова из него не вытянешь, хоть бы раз с нами посоветовался. Надеюсь, он понимает, что Артиста трогать нельзя, без него мы слепы как кроты. Наверное, придется согласиться на его условия: ведь на Филимона надежды больше нет.
- Артист так же заинтересован в нас, как и мы в нем. Ему нужен марафет, нам - Клиент.
- Ну нет, здесь ты не прав. Ему тоже нужен Клиент, и даже больше, чем нам. Ведь Клиент - главный поставщик марафета. Без Клиента ему крышка.
- Черт бы побрал этого Артиста вместе с его марафетом! Жаль, не мое это дело, а то бы я с ним лично поквитался. И за Мартына, и за камешки.
- Успеется. Под него сыскник копает, и если докопается, то с Артистом поквитается советский уголовный кодекс.
- Уголовный кодекс? Ха-ха… Кстати, что в "преисподней" насчет сыскника балакают?
- Самсон что-то такое говорил, что его решили пока не трогать. Его суета нам только на руку, а время придет - о нем позаботятся. Главное - чтобы он своих не привел.
- Артист не зря пасет его, наверняка нашел способ обезвредить "товарища капитана".
- Да, с Артистом шутки плохи. Я не удивлюсь, если он нас сейчас слышит. Надо было бы все кабинки проверить.
- Ну, это еще не поздно.
У меня внутри все оборвалось, ледяной холод сковал сердце. Если эти головорезы меня здесь найдут, то церемониться, безусловно, не будут. Надо выбираться отсюда - и как можно скорее.
Долговязый (по-моему, именно он был справа от меня) перекрыл кран и собрался, по-видимому, покинуть свою кабинку. Я не стал дожидаться, пока это случится; осторожно, стараясь двигаться бесшумно, приоткрыл дверь, вышел в предбанник, добрался до одежды (и как только они не заметили ее!) и принялся одеваться, судорожно пытаясь попасть ногами в штанины. Когда брюки наконец были на мне и я схватился за рубашку, одна из кабинок внезапно отворилась и из нее показалось чье-то мокрое тело. Я не стал выяснять, кому оно принадлежит - Старостину или его товарищу; подхватив под мышку полотенце, я метнулся к выходу.
- Зараза!.. - злобно прошипел мне в спину кто-то из них, но я уже успел вылететь из душевой. "Узнал он меня или нет?" - в отчаянии думал я, мчась по пустынному коридору. У лестницы я оглянулся: крупная голова долговязого алтайца, страшная в своей неподвижности, смотрела мне вслед, выглядывая из дверей душевой.
9.
Когда я вбежал в номер, Щеглов сидел на подоконнике у открытого окна и отчаянно дымил. Увидев меня, он сделал гигантскую затяжку, от которой его и без того серое лицо приобрело сиреневый оттенок, и выкинул недокуренный "бычок" в темноту уже наступившего вечера. С крыши ручьями лилась талая вода.
- Заходи, Максим. Извини, что надымил, но еще немного, и я бы умер без табака.
- Курите, курите, Семен Кондратьевич, - махнул я рукой, с трудом переводя дух.
- Нет-нет, ни в коем случае, это больше не повторится, - он соскользнул с подоконника и пристально посмотрел мне в глаза. - Вижу, что-то стряслось. Рассказывай.
- От вас ничего не скроешь, - попытался я улыбнуться и передал ему подслушанный в душевой разговор.
- Прекрасно, - кивнул он, когда я закончил, - теперь многое прояснилось. Спасибо, Максим, ты сделал большое дело. - Он крепко сжал мою руку и с силой тряхнул ее. О большей благодарности я и мечтать не смел. - М-да… Теперь у нас есть целый набор оригинальных имен: Артист, Самсон, Баварец, Лекарь, Филимон, Клиент, а также некая группа бандитов, обитающая в "преисподней". Самая интересная фигура среди них - это, безусловно, Артист. Теперь наверняка можно сказать, что человек, оставивший пустые ампулы в туалете, и Артист - одно и то же лицо. Осталась самая малость - снять с этого лица маску, и тогда клубок распутается сам собой. Правда, есть еще одна загадочная личность - Клиент. Его здесь ждут, ждут с нетерпением, и он должен объявиться, иначе все это сборище теряет смысл. Вспомни, что говорил тебе Сотников: некий Клиент скупает камешки, причем торг с ним ведет исключительно Артист. Кто стоит - вернее, стоял - за спиной Артиста, мы знаем: это так называемые "алтайцы", то есть непосредственные поставщики камешков, но кого представляет Клиент, нам неизвестно. Думаю, Клиент - это лишь подставная фигура, нити от которой тянутся высоко наверх.
- А Баварец? Какова роль Баварца в вашей схеме?
- Баварец, по всей видимости, возглавляет группу отъявленных негодяев, - продолжал Щеглов, - которые засели в подвале, или "преисподней", как мы теперь знаем, и ведут гнусный и бесшабашный образ жизни. Здесь у них что-то вроде притона, откуда они иногда выползают наружу и оставляют за собой кровавые следы. Они кормятся за счет сделок между Клиентом и Артистом и в то же время выполняют что-то вроде роли арбитра при этих сделках… Теперь о тебе, Максим, - Щеглов нахмурился. - Алтайцы наверняка узнали тебя, поэтому будь предельно осторожен. Я никогда не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится. Во-от, - он прошелся по номеру, - такие, брат, дела. Надо заметить, что ты провел свои полчаса в душевой с гораздо большим успехом, чем я здесь, опрашивая свидетелей. Словом, мне не повезло.
- Так и не удалось узнать ничего нового? - спросил я с сожалением.
- Ни-че-го, - покачал он головой.
Щеглов достал из кармана очередную папиросу и направился к двери.
- Я пойду покурю, - сообщил он. - Ладно?
В этот момент в дверь кто-то робко постучал.
- Да-да! - крикнул Щеглов, весь собравшийся, словно для прыжка. - Входите, открыто.
В номер вошла молоденькая девушка, в которой я не сразу признал практикантку Катю, работавшую в столовой.
- Здравствуйте, мне нужен товарищ из уголовного розыска, - обратилась она ко мне, теребя в руках косынку.
- Я - товарищ из уголовного розыска, - шагнул к ней Щеглов. - Капитан Щеглов, Семен Кондратьевич. Вы хотите мне что-нибудь сообщить?
- Может быть, мне не стоило вас беспокоить, товарищ Щеглов, - застенчиво начала она, краснея, - но мне показалось, что… что… вас это может заинтересовать.
- Знаете что, Катя, - вас ведь Катей зовут, не так ли? - я тут покурить собрался, давайте выйдем в коридор - вы мне все расскажете, а я тем временем покурю. Идет? - Она кивнула. - А ты, Максим, - повернулся он ко мне, - зайди к Григорию Адамовичу, поинтересуйся его самочувствием, а то совсем захандрил наш герой.
Я последовал совету Щеглова и отправился к Мячикову.
- Кто там? - раздался глухой голос в ответ на мой стук.
- Это я, Максим! Вы позволите, Григорий Адамович?
Дверь открылась, и передо мной предстал Мячиков - бледный, осунувшийся, с капельками пота на лбу, с дрожащими руками. Видимо, больной зуб причинял ему немало хлопот.
За последние часы Мячиков заметно изменился. От его былого оптимизма, жизнерадостности и вечной, не сходящей с круглой физиономии ни днем ни ночью улыбки не осталось и следа. Он стал раздражителен, мрачен, а порой даже груб, но я отлично понимал, что это его состояние - результат зубной боли, что в душе он - добряк, весельчак и прекрасный собеседник. Зная, каким он был еще сегодня утром, я прощал ему все и искренне жалел этого человека.
- Простите, если я побеспокоил вас, Григорий Адамович, но нас с Семеном Кондратьевичем очень тревожит состояние вашего здоровья. Как ваш зуб?
- Адская боль, - промычал Мячиков, качая головой, - я согласен вообще не иметь зубов, чем терпеть такую боль.
- Я искренне сочувствую вам, - произнес я, сознавая, что мое сочувствие для него все равно что мертвому припарка; похоже, он был того же мнения.
- А-а, - махнул Мячиков рукой и сел на кровать, - если б ваше сочувствие могло излечить меня…
Разговор явно не клеился. Собственные заботы, видимо, настолько завладели им, что Мячиков даже не поинтересовался ходом расследования и вообще состоянием дел на данный момент - для него существовал только его зуб. Не желая более докучать ему, я покинул номер.
На часах было половина восьмого.
В коридоре я столкнулся с Щегловым и практиканткой Катей. Их беседа подходила к концу.
- Спасибо вам, Катя, вы правильно сделали, что пришли ко мне, - с чувством сказал Щеглов, и по блеску в его глазах я понял, что время им потрачено не зря. - Вы нам очень помогли.
Вернувшись в номер, Щеглов впервые за последние несколько часов улыбнулся.
- Побольше бы таких свидетелей, как эта девушка, - сказал он, прохаживаясь от двери к окну и обратно. - Она одна сообщила мне больше, чем все предыдущие, вместе взятые.
Я поинтересовался, в чем же заключается суть ее сообщения, но Щеглов не стал вдаваться в подробности и лишь уклончиво ответил:
- Придет время, я тебе все расскажу, а сейчас запомни одно: из ее сообщения следует, что Потапова отравили случайно.
- Значит, отравления не было и это всего лишь несчастный случай? - спросил я.
- Нет, - покачал головой Щеглов, - отравление было, но Потапов - жертва случайная. Яд предназначался другому.
- Кому же?
Щеглов пожал плечами.
- Если бы я это знал…